Энтони Беркли - Тайна семьи Вейн. Второй выстрел
Инспектор Морсби тоже, вероятно, считая, что дело закончено и он лишь отбывает в Ладмуте время, оставшееся до официального подтверждения наличия в теле яда, которое должно поступить от сэра Генри Гриффена, возглавлявшего лабораторию по криминалистическим исследованиям при министерстве внутренних дел. Возможно, именно по этой причине Морсби позволил себе на пару дней съездить в Сэндси, чтобы провести время с женой и детьми, так как, согласно календарю, все еще находился в отпуске. С другой стороны, его двухдневная отлучка могла свидетельствовать о том, что он не хочет прерывать контакты с Ладмутом, поскольку мог бы провести в Сэндси не два, а как минимум пять дней. Так что Роджер очень удивился, когда снова увидел Морсби в гостинице. По его расчетам, инспектор должен был вернуться значительно позже.
Что касается Энтони, то этот молодой бизнесмен по прошествии нескольких дней стал испытывать нешуточную тревогу по поводу того, что расследование закончилось или вот-вот закончится и ему придется возвращаться в Лондон. Впрочем, ехать в ближайшее время в Лондон пришлось бы в любом случае, поскольку ему предоставили трехнедельный отпуск, и две из них уже миновали. Кстати сказать, Энтони, хоть и старался всячески это скрыть, был искренне восхищен тем, как Роджер провел это расследование, победив, по его мнению, в негласном соревновании такого известного детектива, как инспектор Морсби. Впрочем, Энтони об этом никому не говорил и сожалел только о том, что если расследование все-таки продолжится, то ему не удастся присутствовать на его завершающей стадии, когда все ниточки будут распутаны, а узелки развязаны.
К счастью, все случилось иначе. Преподобный Сэмюель умер во вторник, в пятницу инспектор уехал в Сэндси и вернулся в воскресенье вечером, а в следующий вторник, ровно через две недели после его приезда в Ладмут, Роджер сидел после ужина в гостиной с инспектором, так как последний неожиданно сменил гнев на милость и держал себя не столь официально, как прежде.
Это произошло следующим образом.
– Я все время задаюсь вопросом, – сказал Роджер. – Когда мы наконец получим известие от сэра Генри об истинной причине смерти преподобного?
К его большому удивлению, инспектор ответил:
– О, я получил от него известие вчера утром.
Возможно, после этого Морсби согласился бы откусить себе язык, но так или иначе, фраза была произнесена.
– Получили?! – взревел Роджер. – Боже, инспектор, какой же вы все-таки скрытный субъект!
Инспектор допил пиво, плескавшееся на дне его кружки.
– Вероятно, недостаточно скрытный, за что сейчас и расплачиваюсь, – заметил он театрально-зловещим тоном.
– Но я же извинился перед вами за свой промах, – с большим чувством произнес Роджер. – И как извинился! Можно сказать, ползал перед вами на коленях. А потом подробно объяснил, как меня угораздило дать маху. И поверьте, больше подобной ошибки не допущу… Инспектор, после всех этих реверансов с моей стороны вы, надеюсь, скажете мне, что сообщил сэр Генри, не так ли?
Морсби, придя к невеселому заключению, что даже очень большие кружки имеют обыкновение пустеть, поставил свою на стол.
– Нет, мистер Шерингэм, – ответил он с несвойственной ему суровостью, – я вам этого не скажу.
– Нет, скажете! – взвыл Роджер. – Вы же обещали! Неужели не помните? Тогда напрягите память. И скажите наконец. Очень вас прошу.
– Не скажу, – произнес инспектор с немыслимой для него прежде твердостью, после чего мужчины некоторое время гипнотизировали друг друга взглядом.
– Может, выпьете еще одну кружечку пива? – неожиданно предложил Роджер с надеждой в голосе.
– Вы что, пытаетесь меня подкупить? – сухо осведомился инспектор.
– Конечно, – с достоинством ответил Роджер. – Но не деньги же вам предлагать, не так ли? Остается пиво.
– Раз так, большое спасибо, сэр, – сказал инспектор. – Честно говоря, в такой вечер я бы не отказался от дополнительной пинты.
Роджер обернулся у дверях.
– А как насчет кварты? – спросил он. – В такой душный вечер и галлон оказался бы не лишним. Не желаете? Ну, как угодно. Боюсь, вы все-таки не спортсмен. – Он открыл дверь, громко отдал распоряжение хозяину и вернулся на свое место.
– Честно говоря, сэр, – продолжил инспектор, – я не имею права рассказывать вам о рапорте сэра Генри. Так что вам придется дождаться заседания жюри. Как и всем остальным.
– А когда оно состоится?
– Перенесено на конец недели, если не помните.
– Боже! – простонал Роджер. – До конца недели я не дотерплю.
– Ничего не поделаешь, придется, – заметил инспектор с лицемерным сочувствием.
Распахнулась дверь, влетел хозяин, поставил на стол две пинты светлого и, тяжело дыша, удалился.
Роджер поднял кружку.
– Желаю вам оконфузиться на слушаниях, – с мрачным видом произнес он.
– А я вам – удачи, сэр, – вежливо ответил инспектор.
Оба практически одновременно посмотрели друг на друга поверх кружек. Потом разом поставили их на стол и рассмеялись.
– А ведь вы с самого начала собирались сообщить мне о результатах экспертизы, не так ли? – уверенно заявил Роджер.
– Я не обязан этого делать, мистер Шерингэм. И вы об этом отлично знаете, – проворчал инспектор. – С другой стороны, я не должен забывать, что именно вы вывели меня на этого человека, не так ли?
– Не должны, – с энтузиазмом согласился Роджер.
– Самое главное, эта информации не предназначена для публикации. Более того, об этом не должна узнать ни одна живая душа. Лишь при этом условии я смогу сообщить вам кое-что важное.
– Даже Энтони нельзя сказать?
– Да, даже мистеру Уолтону.
– Все равно согласен, – с улыбкой произнес Роджер. – Ну а теперь выкладывайте. Какой яд использовался?
– Аконитин.
Роджер присвистнул:
– Боже! Аконитин, говорите? Что ж, это по крайней мере объясняет быструю смерть Медоуза. Но насколько я знаю, яд это редкий, труднодоступный, и в аптеке его уж точно не купишь. По причине чего остается открытым вопрос: где преподобный смог им разжиться?
– Действительно, – лаконично признал инспектор.
– Аконитин! – задумчиво повторил Роджер. – Разумеется, одним из его, если так можно выразиться, достоинств является ничтожный вес и объем дозы, способной вызвать смерть. Примерно одна десятая грана – или даже меньше, не так ли? Но при таком условии смерть наступит не ранее трех-четырех часов после употребления. Из чего следует, что использовалась куда более значительная доза, поскольку смерть наступила очень быстро.
– Совершенно верно. Согласно утверждению сэра Генри, гран, по меньшей мере.
– Очень может быть. По крайней мере самоубийцы, согласно статистике, обычно используют в десять раз большие дозы яда или отравы, нежели это действительно необходимо. Впрочем, вы все это знаете не хуже меня. Но должен отметить, что аконитин для меня в данном случае – нечто совершенно неожиданное. Я был готов держать пари, что преподобный принял мышьяк, стрихнин, даже цианид, в конце концов. Хотя бы по той причине, что эти яды куда легче достать.
– Согласно рапорту, никаких следов вышеупомянутых ядов в организме покойного не обнаружено. Да и симптомы отравления совсем другие.
– Не сомневаюсь. Тем не менее использование аконитина явилось для меня своего рода сюрпризом. Неужели вы, инспектор, ни капельки не удивились?
– Ну, меня вообще трудно чем-либо удивить, сэр.
– Правда? Какой вы, однако, хладнокровный человек, инспектор. Но вот я – не такой, и этот ваш аконитин буквально сводит меня с ума, поскольку я никак не могу взять в толк, где преподобный его достал. Как я уже говорил, аптека исключается. Кстати, установлено, как он принял яд? Положил себе в кофе, чай – или что-нибудь в этом роде?
– Сэр Генри не обнаружил никаких следов аконитина в посуде для завтрака.
– Даже так? Получается, он принял его, так сказать, в чистом виде? Неприятно, наверное. И уж точно неудобно, поскольку гран этого вещества наверняка не превышает размерами булавочную головку. Да и потерять легко.
– Сэр Генри обнаружил значительное количество этого вещества, – ровным голосом произнес инспектор, – в смеси с содержимым жестянки для хранения табака.
– Жестянки для хранения табака? – изумленным эхом отозвался Роджер.
– А кроме того, – продолжил инспектор, – в трубке, которую Медоуз курил, особенно в чубуке. Сэр Генри считает, что яд проник в организм покойного через чубук. Во всяком случае, во всех других вещах покойного следов яда не найдено.
– Как вы сказали – в трубке? – переспросил Роджер и посмотрел на инспектора округлившимися от удивления глазами. – Но… но в данном случае, это!..
– Слушаю вас, сэр. Продолжайте, пожалуйста.
– Но это означает, что версию о самоубийстве скорее всего придется отбросить.
– Несомненно, – согласился инспектор, который, в отличие от Роджера, за все время разговора ни разу не повысил голос.
