Сара Джио - Последняя камелия
– Аманда! – повторил Шон, на этот раз более требовательно.
Он отпустил мое запястье и переместил руку на талию, и в этот момент я вырвалась.
– Не называй меня так! – крикнула я, мчась к машине.
Еще несколько шагов! Я слышала, как его ноги топчут гравий позади, словно в замедленном кино. Вот мне удалось открыть дверь и прыгнуть внутрь. Он схватился за ручку двери со стороны водителя в тот самый момент, когда я заблокировала замок. Я тут же наклонилась, чтобы заблокировать замок и с другой стороны. Трясущимися руками я возилась с ключом и выронила его, когда Шон урной ударил по окну. Оно покрылось изломанными трещинами, а в центре образовалась дыра размером с бейсбольный мяч. Как зверь, знающий, что добыча рядом, он просунул руку в эту дыру и стал выламывать края, но, поранив ладонь, выругался и убрал руку назад. Наконец я вставила ключ зажигания, завела двигатель и стартовала так быстро, что гравий из-под колес взлетел в воздух.
В зеркало заднего вида я видела, как Шон с криками бежит вслед, и прибавила газу.
Жаль, что у меня не было при себе мобильника, чтобы позвонить Рексу и в полицию. До города было всего десять миль. Я часто заморгала, чувствуя, что слезы вот-вот хлынут из моих глаз. Из старых динамиков радио донеслась тихая музыка, и я узнала битловскую «Good day, sunshine». Слова песни показались мне издевательством[17]. В этом дне не было ничего доброго, да и быть не могло. Слезы мешали смотреть на дорогу, и, вытирая глаза, я чуть не потеряла контроль над машиной. Я забыла про крутые повороты на этом участке дороги, и когда машину занесло влево, ухватилась за руль. Послышался скрежет металла, машина пробила тонкую защитную ограду и понеслась вниз по откосу.
Нет, нет, Боже, пожалуйста, нет-нет-нет…
Машина мчалась среди высокой травы и развесистых деревьев и в конце концов с глухим ударом врезалась в бугор; она завязла в темном лесном грунте. Из носа у меня потекла теплая кровь, оставляя едкий металлический привкус во рту. Где-то поодаль чирикала птичка, и ее чистая беззаботная песенка контрастировала с охватившим меня страхом. Нет, ничего не случилось. Я попыталась приподнять ноги, но они не двигались. Боль пронзила все мои члены. Нет, я не могу вот так умереть, одна, вдали от дома. Не найдет ли меня здесь Шон? А Рекс? Я моргала, как будто отщелкивая кадры своей жизни, только образы были бессвязными и беспорядочными: потрепанного вида кукла в розовом платьице; вязаные детские варежки с дырками; грядка с ярко-красными тюльпанами; улыбка Рекса; вертящийся на ветру ржавый флюгер.
Мои веки дрожали от напряжения, я изо всех сил старалась не закрывать глаза, но когда они все же закрылись, приветливый образ поманил в небытие, обещая утешение и покой, которого я так желала.
Камелии.
Я увидела их – бесконечный ряд больших, пышных зеленых деревьев с блестящими, лоснящимися листьями и роскошными цветами размером с блюдце. Розовые, красные – в полном цвету, словно раскрашенные Дамой Червей[18].
Глава 29. Флора
4 ноября 1940 года
Ноябрь начался необычным для этого времени снегопадом. Дети, конечно, были в восторге и после ужина побежали лепить снеговика прямо на дороге. К счастью, я уже достала из кладовки и почистила их зимние пальто.
Днем Десмонд встретился в городе с отцом по каким-то делам. Они еще не вернулись. Я заметила, что они пребывали в согласии и приподнятом настроении.
– Хорошо, что они поладили, – прокомментировала миссис Диллоуэй этот факт, убирая посуду после завтрака.
Дети не могли нарадоваться на снежинки, и я решила дать им поиграть подольше, прежде чем ложиться спать. В виде исключения. Я надела пальто и присоединилась к ним на террасе. Джени и Кэтрин высунули языки, ловя снежинки, а Эббот и Николас играли в снежки. Когда поднялся ветер, я забеспокоилась, что для Эббота это опасно: он еще не вполне оправился от болезни.
– Еще несколько минут, – сказала я, – а потом пора выпить горячего чаю. Я не хочу, чтобы вы простудились.
Николас вдруг замер и указал на небо.
– Что это, мисс Льюис?
Я взглянула вверх, но не увидела ничего особенного, только темноту.
– А ты что видишь?
– Вон там, – сказал он, указывая на низко летящий самолет вдали. Его огни сияли в темноте.
У меня заколотилось сердце.
– Дети! – закричала я. – В дом, скорее!
Через черный ход я провела их в цокольный этаж.
– Боже милостивый! – воскликнула миссис Диллоуэй. – Вы думаете, это?..
– Не знаю, – сказал мистер Бердсли, – но мы должны на всякий случай погасить свет.
Он щелкнул выключателем на стене, и дом погрузился в темноту.
Джени прижалась ко мне, и я почувствовала, как она дрожит.
– Все в порядке, малышка, – сказала я. – Все будет хорошо.
– Мы умрем? – спросила Кэтрин.
– Конечно же, нет, милая, – успокоила ее я в надежде, что она не заметит моей неуверенности.
Рядом кто-то зашмыгал носом; я обернулась в темноте и увидела, как Эббот вытирает глаза.
– Отец с Десмондом сейчас там, – сказал он. – А что, если… Что, если они…
– Не волнуйся, милый Эббот, – сказала я. – Я уверена, ваш отец и Десмонд скоро вернутся домой.
Эббот закрыл лицо руками, а потом, весь в слезах, снова посмотрел на меня.
– Десмонд, наверное, скоро отправится на войну.
– Да, наверное, – задумчиво проговорила я. В последнее время Эббот потеплел к своему старшему брату, и я была рада этому.
– Мне стыдно, что я так себя вел по отношению к Десмонду, когда он вернулся домой, – сказал мальчик.
– А почему ты так себя вел, Эббот?
Он глубоко вздохнул и ответил не сразу:
– Когда мама умерла, я подслушал, как отец разговаривал с мистером Бердсли. Они обсуждали дела поместья. Отец сказал, что Десмонд его не настоящий сын, и это несправедливо, что когда-нибудь он унаследует поместье вместо меня.
– Не понимаю, – сказала я. – Как это не настоящий? Он же…
Миссис Диллоуэй покашляла:
– Может быть, сменим тему?
– Да, конечно, – быстро согласилась я.
В ту ночь, прежде чем лечь спать, я постучалась в спальню миссис Диллоуэй.
– Извините меня. Можно войти?
Она предложила мне ветхий синий стул, а сама села на кровать.
– То, что говорил сегодня Эббот, – это правда? – спросила я.
Ее глаза были бесстрастны. Она будто погрузилась в прошлое.
– Лорд Ливингстон познакомился с ее светлостью на светском балу, – проговорила миссис Диллоуэй. – Она приехала из Америки, и он влюбился в нее с первого взгляда. Некоторые говорят, что он влюбился не в нее, а в ее состояние, но это было не так. Он любил ее. Глубоко и безумно. Но он не знал ее прошлого.
– Ее прошлого?
– У нее был сын, – продолжала миссис Диллоуэй. – В Америке.
– Десмонд.
– Да. Когда он родился, леди Анне было всего пятнадцать. Она была всего на несколько лет старше, чем наша Кэтрин. Отцом был батрак на их семейной ферме в Чарлстоне. Она хотела уехать с ним, но родители и слышать об этом не желали. Они прогнали его, а когда ребенок родился, посадили ее на пароход, чтобы она поступила в элитную школу для девочек в Лондоне. И она не могла простить родителям, что ее разлучили с Десмондом.
– И лорд Ливингстон не знал этого, когда женился?
– Нет. А когда узнал, то стал относиться к ней иначе. Он больше не мог смотреть на нее как прежде, особенно когда в поместье приехал Десмонд. Его присутствие подпитывало паранойю его светлости. Он был непоправимо уязвлен, а леди Анна все глубже погружалась в печаль. После этого она стала много времени проводить в саду. А он… Ну, в общем, у него было много женщин.
– А Десмонд?
– Он долго жил в Америке, и, думаю, ему было около девяти, когда он поселился в поместье. Кстати, леди Анна говорила, что полюбила его с первого взгляда. Но лорд Ливингстон всегда оставался холоден к Десмонду, как ни просила его Анна быть терпимее.
– А как вы? – спросила я. – Как вы все это выносили, учитывая ваши чувства к…
– Я сотню раз готова была взять расчет, – ответила домоправительница. – Были моменты, когда это становилось невыносимо. – Она вздохнула. – Но я решила остаться, чтобы посвятить себя леди Анне. Это была моя епитимья, мое наказание. Я пообещала ей, что буду присматривать за ее садом всегда, и это мой долг.
– А она знала о вас и…
Миссис Диллоуэй посмотрела на меня с печалью.
– Не знаю. Но если знала, я молю и надеюсь, что она простила меня. – Она покачала головой, и ее лицо омрачилось глубоким страданием. – В городе пропадали женщины. И я думаю, Анна что-то подозревала.
– И что же именно она думала?
– Некоторые из девушек, с которыми лорд Ливингстон, – она прокашлялась, – развлекался… В общем, они исчезли.
– И леди Анна думала, что он причастен к этому?
– Она не знала, что и думать. И я тоже.
Я почувствовала, что слабею.
– Почему же вы не пошли в полицию?
Миссис Диллоуэй искоса посмотрела на меня: