Джон Ле Карре - Ночной администратор
Наконец он медленно поднял глаза на террасу, где самый страшный человек в мире восседал царьком, окруженный вассалами, шутами, охранниками и детьми. Как его яхта завладела бухтой, так и господин Ричард Онслоу Роупер завладел круглым столом, террасой и всем рестораном. Но в отличие от яхты он не был столь наряден и выглядел будто человек, накинувший на себя кое-что, чтобы открыть дверь другу. С его плеч небрежно свисал синий пуловер.
И все-таки он заправлял всем. Это было видно по патрицианскому спокойствию головы, неспешной улыбке и изысканности манер. По вниманию, которое выражали к нему окружающие, когда он говорил или слушал. Все на этом круглом столе, начиная с тарелок, бутылок и свечей в зеленых плетеных кувшинах до сидящих вокруг детей, казалось, было обращено к нему. Даже Джонатан ощутил его притягательную силу. «Роупер, – подумал он. – Это я, Пайн. Тот парень, который отговаривал тебя покупать итальянскую скульптуру».
В эту минуту сверху донесся взрыв смеха, который вызвал, по-видимому, сам Роупер, смеявшийся громче всех. Бронзовая рука поднялась, как бы усиливая юмористический эффект сказанного, а лицо обратилось к сидящей напротив девушке. Все, что мог рассмотреть Джонатан, – растрепанные каштановые волосы и открытая спина, но ему сразу вспомнилась кожа, мелькнувшая из-под халата герра Майстера, длиннющие ноги и гроздья бриллиантов на запястьях и шее. Волна гнева неожиданно накрыла Джонатана: как она, такая юная и прекрасная, могла отдаться Роуперу? Девушка улыбнулась. Да, это была ее шутовская, сумасшедшая, кривая, наглая улыбка.
Выбросив девушку из головы, Джонатан решил взглянуть на сидящих в конце стола детей. «У Лэнгборнов трое, у Макартура и Дэмби по одному, – говорил Берр. – Роупер возит их для развлечения своего сына Дэниэла».
А вот и он сам – взъерошенный бледный мальчик лет восьми с выдающимся подбородком. Глядя на него, Джонатан испытал чувство вины.
– Нельзя ли использовать кого-нибудь другого? – спросил он тогда Рука. Но как в стену уперся.
– Дэниэл для Роупера – все, – отвечал Рук, в то время как Берр отвернулся к окну. – Что может быть лучше этого?
– Речь идет всего о пяти минутах, Джонатан, – прибавил Берр через некоторое время. – Что такое пять минут для восьмилетнего ребенка?
«Вечность», – подумал Джонатан, припоминая картины своего детства.
Между тем Дэниэл был поглощен разговором с Джед, чьи каштановые волосы распадались на две части, когда она склонялась вниз, обращаясь к нему. Пламя свечи бросало золотой отсвет на их лица. Дэниэл потянул ее за руку. Она поднялась, взглянула на сидящий над ними оркестр и кому-то кивнула. Взмахнув тонкими юбками, легко, как школьница через садовую ограду, перешагнула через каменную скамью и, держа Дэниэла за руку, стала спускаться по каменной лестнице. «Гейша высшего разряда, – сказал Берр, – больше ничего за ней не числится». «Смотря что принимать в расчет», – подумал Джонатан, наблюдая, как она обняла Дэниэла.
* * *Время остановилось. Оркестр наигрывал медленную самбу. Дэниэл обхватил руками бедра Джед, будто желая слиться с ней. Грация Джед была почти преступной. Неожиданная сумятица прервала размышления Джонатана. Что-то произошло со штанами Дэниэла. Джед поддерживала их руками, веселым смехом подбадривая смущенного мальчика. Оказалось, что оторвалась верхняя пуговица, и Джед легко нашла выход, сколов их на поясе мальчика булавкой, взятой с передника Мелани Роуз.
Роупер, стоя у парапета, наблюдал за ними с гордым видом адмирала, делающего смотр своему флоту. Поймав его взгляд, Дэниэл отпустил Джед и по-детски помахал рукой из стороны в сторону. Роупер ответил поднятием большого пальца. Джед послала Роуперу поцелуй, затем взяла Дэниэла за руки и, отклонившись назад, стала нашептывать ритм, которому он должен был следовать.
Музыканты наяривали все быстрее. Захваченный танцем, мальчик перестал стесняться, а что до Джед, то тягучие движения ее бедер начали просто угрожать общественному порядку. Повезло же самому страшному человеку в мире!
Оторвав взгляд от танцующих, Джонатан произвел поверхностный осмотр остальных гостей Роупера на террасе.
Фриски и Тэбби сидели с противоположных концов стола: Фриски держал на мушке левый угол, Тэбби контролировал обеденный и танцевальный залы. Лорд Лэнгборн, блондин с собранными на затылке волосами, любезничал с очаровательной англичанкой, а его неприветливая супруга мрачно разглядывала танцующих. Напротив них сидел майор Коркоран, недавний гвардеец, занятый приспособлением итонской шляпной ленты к мятой панамской шляпе. Он галантно вел беседу с неуклюжей девицей в глухом платье. Та состроила гримасу, сильно покраснела и захихикала, но тут же одернула себя и положила в рот солидный кусок мороженого.
Сверху доносилось калипсо, Генри голосом кастрата пел что-то о сонной девушке, которая никак не заснет. На танцевальной площадке грудь Дэниэла прижималась к животу Джед, его голова уткнулась в ее грудь, а руки все еще сжимали ее бедра. Джед убаюкивала мальчика в объятиях.
– У той, за шестым столиком, премиленькие грудки, – заявил О’Тул, толкая Джонатана в спину подносом, уставленным пуншем «Мама».
Джонатан опять бросил взгляд на Роупера. Тот обратил лицо к морю, где от его чудесной яхты к горизонту пролегла лунная дорожка.
– Масса Ламон, пойте «Аллилуйю», сэр! – закричал Мама Лоу, оттолкнув О’Тула.
На Мама Лоу была пара старинных галифе и тропический шлем, в руках – знаменитая черная корзина и кнут.
Джонатан последовал за Мама Лоу на балкон, ударил в медный колокол и остался стоять там как мишень в своем белом одеянии. Эхо колокольного звона еще не смолкло над морем, а дети из компании Роупера уже выскочили с террасы на аллейку, сопровождаемые менее резвыми взрослыми во главе с Лэнгборном и парой лохматых молодцов из тех, что играют в поло.
В оркестре загремели ударные, круговая гирлянда потухла, танцевальная площадка в свете цветных прожекторов блестела, как каток.
Мама Лоу осторожно пробрался в центр сцены и щелкнул кнутом.
Роупер и окружающие стали занимать места вокруг.
Джонатан посмотрел на море. Белый моторный катер, который скорее всего и был «Сигаретой», исчез. «Должно быть, уплыл на юг», – подумал он.
* * *– Там, где я стою, стартовые ворота! Каждый нигер-краб, который побежит до выстрела стартового пистолета, получит десять ударов кнутом!
Со съехавшим на затылок шлемом Мама Лоу великолепно разыгрывал роль британского колониального управляющего.
– А вот это историческое кольцо, – говорил он, указывая на красное пятно у своих ног, – финиш. Каждый краб в этой корзине имеет номер. И каждый краб припустит во всю задницу, я-то уж знаю почему. Каждый краб, не добежавший до финиша, отправится в похлебку.
Раздался новый щелчок кнута. Смех стих, и наступила тишина. На краю танцевальной площадки Силач и Мокрый Глаз раздавали дополнительные порции пунша из старой детской коляски, в которой когда-то ездил крошка Лоу.
Старшие дети расселись на полу, скрестив ноги. Мальчики, засунув руки под мышки, девочки, положив их на колени. Дэниэл прислонился к Джед, засунув большой палец в рот. Рядом стоял Роупер. Лорд Лэнгборн снимал камерой со вспышкой, чем сильно нервировал майора Коркорана.
– Сэнди, дорогой мой, ради Христа, почему бы нам просто не запомнить все это? – прошептал он на весь амфитеатр.
Луна висела над морем, как розовый ночник. Огоньки в заливе подпрыгивали и мерцали. На балконе, где находился Джонатан, О’Тул, стоя рядом с Мелани Роуз, по-хозяйски положил руку на ее мягкое место, а она с готовностью прильнула к нему. Только мисс Амелия занималась своим делом. Через ярко освещенное кухонное окно было видно, как она энергично подсчитывает выручку.
Снова загремели ударные. Мама Лоу наклонился к черной корзине, схватил крышку и поднял. Крабы были готовы.
Оставив коляску в покое, Силач и Мокрый Глаз принялись продавать публике билеты на зрелище.
– Забег тройки! Все крабы в одинаковом весе! – донеслись до Джонатана возгласы Силача.
Мама Лоу выкликал добровольца из рядов зрителей.
– Мне нужен, мне нужен, – вопил он с неизбежной негритянской тоской в голосе, – мне нужен чистый, истинно христианский, белый ребенок, который по-настоящему выполнит свой долг в отношении этих бессловесных тварей и не потерпит надувательства или неподчинения! Это вы, сэр! Я покорнейше рассчитываю на вас!
Его хлыст указывал на Дэниэла, который с полусерьезным всхлипом уткнулся в юбку Джед, а затем, вскочив с места, устремился в конец зала, скрываясь за спинами зрителей. Впрочем, одна из девочек уже выходила на сцену. Джонатан услышал подбадривающие крики двух игроков в поло, аплодирующих ей.
– Молодчина, Сэлли! Поддай им жару, Сэл! Ну, давай! Давай!
Со своего прежнего наблюдательного пункта на балконе Джонатан еще раз взглянул на бар, где, склонившись друг к другу и о чем-то своем вели беседу два парня и их девушки, совершенно игнорируя происходящее на танцевальной площадке, а затем вниманием Джонатана снова завладело пространство, где сидела публика, играл оркестр и чернела пугающая пустота между ними.
