Элизабет Джордж - Горькие плоды смерти

– Но его слова не значат…

– Еще как значат!

Уилл вырвался из материнских объятий и схватился за голову.

– Вилки, ложки и ножи, с кем ты трахался, скажи. И вы двое тоже трахаетесь, как вонючие козлы, и я тоже так могу – трах – трах – трах, потому что ей так хочется, ведь даже Иисус и Мария, и те долбились по-черному, потому что… чем еще ему было заняться первые тридцать лет?

– Боже праведный! – ужаснулся Алистер.

– Довольно, Уильям, – Каролина развернула сына лицом к себе, и он понял, что теперь моргает в четыре раза чаще обычного, потому что почти не видел ее. – Немедленно прекрати, – строго сказала она. – Если ты этого не сделаешь, мне придется позвонить по телефону девять-девять-девять и тебя заберут бог знает куда. Разве ты этого хочешь? Где твои лекарства? Ты упаковал их вместе с вещами? Отвечай мне, Уильям. Немедленно!

– И когда он кончил на кресте, гребаная сука засунула ублюдка в жопу…

– Так не пойдет. Алистер, ты подождешь меня внизу? – попросила Каролина.

– Не хотел бы я оставлять тебя одну, дорогая, – возразил ее муж.

– Всё в порядке. Ты же знаешь, если нужно, я смогу справиться с ним. Он не набросится на меня. Ему надо просто успокоиться.

– Если ты думаешь, что…

– Да.

– Уговорила. Если что, звони мне по мобильному. Я буду внизу.

Дверь квартиры закрылась за Алистером.

– Довольно! – рявкнула после этого на сына Каролина. – Ты слышишь меня, Уилл? Ты ведешь себя, как двухлетний ребенок, и я этого не потерплю. Как вообще ты довел себя до такого состояния, когда ты отлично знаешь, что нужно делать, чтобы его не допустить? Господи, неужели ты не можешь даже пять минут отвечать за свои поступки?!

– Манда в бутылке.

Мать встряхнула Уильяма так сильно, что он лязгнул зубами, после чего развернула его лицом к комнате.

– Вон, долой с моих глаз! – крикнула она. – Угомонись. Прямо сейчас. Сам знаешь, что нужно делать, так что давай, делай! И не заставляй меня повторять тебе это еще раз!

Выйдя из дома, Алистер Маккеррон направился прямо к фургону. Сегодня то, что творилось с Уиллом, напугало его даже больше, чем обычно. Такого сильного приступа у пасынка он не мог припомнить.

В самом начале, когда сын Каролины перебрался в Лондон, у Алистера возникли надежды. Уилл нашел себе девушку, странноватую, всю в пирсингах и диких татуировках, но, в конце концов, какое это имело значение? Ему также удалось начать свое дело, которое первое время шло очень даже неплохо.

Он даже стал общаться со своей бабушкой. И если он пропустил мимо ушей совет матери ни в коем случае не общаться с отцом и его новой женой, кого это волнует? Главное, он пытается встать на ноги, и случайное огорчение вряд ли способно сильно его подкосить. Во всяком случае, Алистеру так казалось.

– Пусть он расправит крылья, Каро, – обычно говорил он супруге. – Ты же не можешь вечно его баловать.

Каролина же отнюдь не считала, что балует сына. Он была уверена, что поступает как образцовая мать. Потому что быть образцовой матерью для своих сыновей являлось для нее самым главным делом, и она дала Алистеру понять это в самый первый момент, когда он – к собственной вящей досаде – по уши влюбился в замужнюю женщину.

Какое-то время он считал себя счастливцем – еще бы, ведь у него есть она! С той минуты, когда он увидел ее на рождественском представлении. В антракте Алистер сидел в баре, потягивая невинный апельсиновый сок и восторженными глазами наблюдая за нарядно одетыми семьями. Одни протискивались к барной стойке, чтобы выстроиться в очередь за мороженым, другие покупали сувенирные программки, а он положил глаз на нее и тотчас же решил познакомиться. Сам он пришел туда с пятью своими племянниками и племянницами. И Каролина утверждала то же самое: мол, привела на спектакль двоих племянников. Они сейчас где-то бегают и шалят. Именно так она и сказала. В том, что «племянники» на самом деле были ее сыновьями, она призналась позже.

– Я не знала, что ты подумаешь, – объяснила она потом Маккеррону.

То есть она не знала, что он подумает, когда узнает, что она замужем. И притом неудачно. К несчастью, она была связана узами брака с человеком, который проявлял интерес к «постельной атлетике» не чаще четырех раз в год. Тем не менее она была за ним замужем.

Он ничего дурного не подумал бы, заверил ее Алистер. Лишь то, что она стройна и потрясающе красива: волны темных волос, красивая грудь, огромные темные глаза и такие сочные губы, что у него захватывало дух при одном взгляде на нее. Отчасти причина его восторга крылась в том, что она, сказочная принцесса, пожелала поговорить с ним – жалким лягушонком, невзрачным коротышкой-очкариком с редеющими волосами, а вовсе не тем мачо, о котором мечтают женщины и кем он сам когда-то мечтал быть: спецназовцем, машиной для убийства, увешанным наградами солдатом и все такое прочее.

Увы, судьба-злодейка позаботилась о том, чтобы этого не случилось: в детстве после травмы его нога, как назло, срослась неправильно, сделав его на всю жизнь хромым, ковыляющим неудачником, обреченным вечно носить ортопедический башмак. Прощайте, мечты поступить на военную службу, которая наверняка сделала бы из него того, кем он хотел стать!

В тот вечер в антракте они весело болтали о наступающем празднике, о том, как важно встретить Рождество в кругу семьи, о его родителях в Шотландии, о ее матери в Лондоне, о том, что они будут делать и с кем увидятся. О себе она рассказала крайне мало. Он – гораздо больше. Позже, когда звонок пригласил зрителей обратно в зал, Алистер сунул ей свою визитку и застенчиво сказал, что если она когда-нибудь пожелает встретиться, чтобы выпить по стаканчику чего-нибудь эдакого или по чашке кофе, или же ей будет интересно посмотреть его бизнес…

– Что за бизнес? – спросила Каролина.

– Утилизация и переделка, – ответил Маккеррон.

– Переделка чего?

– Увидите сами.

Если честно, он не ожидал, что из этой встречи что-то выйдет, однако не прошло и двух недель, как она заглянула в его магазинчик на Уайткросс-стрит. Там Алистер продавал то, что своими руками мастерил из разного хлама, который находил на гаражных распродажах, в лавках старьевщиков и даже на свалках. Огромные заводские шестерни становились столами, из клюшек для игры в поло получались лампы, с помощью слоя лака металлические садовые стулья превращались в антиквариат, подернутый благородной патиной, мастерски скрывавшей пятна ржавчины и облупившуюся краску. Выброшенная мебель обретала новую жизнь.

Каролина была очарована. Ведь, не стоит кривить душой, он прекрасно знал свое дело. У нее же было полно вопросов: например, как он решал, во что именно переделать старую вещь. И Алистер опустил страждущую руку в фонтан ее восхищения. В магазине были люди, но ему не терпелось избавиться от них, чтобы полностью одарить Каро своим вниманием.

Он заикался и краснел, всячески пытаясь скрыть то, что было написано у него на лице: а именно животное желание, которое он не имел возможности удовлетворить.

Она осталась до закрытия магазина, а затем они пошли чего-нибудь выпить. Три часа болтали о том о сем, и единственным, что Алистер запомнил о том вечере, было то, что его сердце готовилось вырваться из груди, а мошонка сгорала от похоти.

Подойдя к машине, его спутница призналась ему, что он ей нравится: то, с каким интересом он ее слушает, то, как ей хорошо и приятно в его обществе…

– Что странно, ведь я почти не знаю тебя, – призналась она. – Но у меня такое чувство, что я…

Он не удержался и поцеловал ее. Была ли это животная похоть или что-то другое, но он должен был почувствовать ее в своих объятиях. К его удивлению, Каролина ответила на поцелуй. Губы ее раскрылись, и она прижалась к нему всем телом. Когда же его руки скользнули от ее талии выше, к пышному бюсту, чей вес он тотчас ощутил у себя на ладонях, она не издала даже писка протеста.

Казалось, Алистер вот-вот потеряет сознание, так сильно ему хотелось ее. Он лишь потому сумел взять себя в руки, что они находились на улице, где было полно людей. Отпустив ее, он вытер губы тыльной стороной ладони и, любуясь этим дивным созданием, попытался придумать, как ему извиниться, как ей все объяснить и как ему вообще дальше быть с ней. А ему очень хотелось быть с ней и дальше.

Она заговорила первой:

– Мне не следовало… не нужно было этого делать…

– Нет, это я виноват. Это все спиртное, ты же такая красивая, что я…

– Дело в том, что я замужем, – выпалила женщина. – Мальчики, что были со мной в театре… на спектакле… Они мои сыновья. Я же… Что-то со мной не так, если я захотела увидеть тебя снова, хотя и не имею права… Мне хотелось, чтобы ты поцеловал меня, прямо сейчас. Я ничем не могу это объяснить, кроме как… тем, что ты не такой, как… О боже, я должна идти! Правда, мне нужно идти.

Она пыталась открыть дверь машины, и Маккеррон заметил, как сильно дрожат ее руки. Поэтому он взял у нее ключ и открыл сам.