Линн Уэйнгартен - Последние записки красивых девушек
У остальных тоже есть настоящие имена.
Скоро Делия уже не будет Делией.
За мыслями приходят чувства, одно за другим. Этим утром чего я только не почувствовала. Боже праведный.
Встаю. Комната кружится. Опять сажусь. Дышу: вдох, выдох, вдох, выдох. На мне чья-то футболка. Большая, серая, до середины бедра.
Слышу, как хлопает дверь. Выхожу в холл, иду на кухню. У плиты стоит Себастьян и печет блины. Смотрю на него, прислонясь к косяку двери. Жар заливает щеки.
Он переводит взгляд на меня, и наши глаза встречаются.
– Прошлой ночью, – начинаю я, но не представляю, что говорить дальше. – Было… – Здорово? Клево? Странно, ужасно, удивительно, неловко, смешно.
– Думаю, было всего понемножку, – говорит парень. И как только он это произносит, понимаю, что лучше и не скажешь. – Послушай, – тихо говорит он. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Вообще-то я не должен, но…
Открывается дверь, и входит сонный помятый Эван, в футболке с Суперменом и красно-голубых клетчатых пижамных брюках. Смотрит на меня, потом на Себастьяна, потом снова на меня.
– Вот как? И вы туда же? – ухмыляется он. – А где другая сладкая парочка?
Сладкая парочка. Фразочка Делии. Я улыбаюсь.
– С утра пораньше уехали по делам, – говорит Себастьян. Пожимает плечами и перекладывает последний блин со сковороды в стопку. Потом делит высоченную стопку пополам и протягивает одну половину Эвану, а другую мне.
– Почему себе ни одного не оставил? – спрашиваю я.
Себастьян качает головой.
– Может, попозже. Как ни странно, я совсем не голоден.
Потом мы с Эваном уплетаем блины, а Себастьян потягивает кофе. Смотрю в телефон, двадцать минут двенадцатого. Будь я в школе, сидела бы сейчас на биологии. Сидела бы на биологии, как в скафандре, сама по себе. А сейчас я наслаждаюсь жизнью. Ничто не имеет значения, кроме этого момента. Поднимаю глаза: Себастьян на меня смотрит. Улыбаюсь. Он улыбается в ответ.
К дому подъезжает машина.
Глава 49
Делия
Эшлинг паркует машину и поворачивается ко мне.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – говорит она. – Никаких сомнений?
Качаю головой и беру ее за руку.
– Никаких. Мы защищаем тех, кого любим.
– Защищаем, – говорит она, а потом кивает и улыбается. Вижу, она сдерживается, не дает себе просиять в полную силу, чтобы я не ужаснулась тому, как легко она все это переварила. А я ничуть не ужасаюсь, просто под впечатлением.
Сидим в машине какое-то время, вдох-выдох, вдох-выдох, дышим вместе, воздух в моих легких и в ее, в ее и в моих. Чувствую, как она его втягивает, словно хочет меня проглотить. Потом подносит мою ладонь к своим губам и целует.
– А ты точно не хочешь сначала сказать ей?
Любовь испаряется. В глубине души внезапно вспыхивает злость, как зажигалка высекает огонь. Она знает ответ. А спрашивает, потому что ревнует. Спрашивает, потому что хочет, чтобы я сказала; думает, Джуни откажется, вспылит и потом не придет. И Эшлинг получит меня целиком и полностью.
Поворачиваюсь к ней. «Только попробуй, – внушаю ей глазами. – Попробуй, и ты об этом пожалеешь». А вслух говорю:
– Уверена, детка. – И добавляю: – Я тебя люблю. – Потому что никогда не говорю такие слова и знаю: теперь она точно заткнется.
В ответ она расцветает такой ослепительной улыбкой, что смотреть больно. Меня тошнит.
– Боже, – лепечет Эшлинг. – А я тебя люблю.
Через десять минут дома я говорю Джун то, что намеревалась сказать, и она часто-часто моргает своими большими кроличьими глазами. Озадачена. Напугана. И это меня нервирует.
– Но зачем? Я думала, весь смысл сделанного нами в том, чтобы произошло, что должно произойти. Вильям отправится за решетку, как того и заслуживает.
– Проблема в том, что такие, как он, никогда не получают по заслугам. И у нас есть, – я делаю паузу, – у нас уже есть основания полагать, что это не сработает. Он выйдет сухим из воды.
– Откуда ты знаешь?
Качаю головой.
– Просто поверь мне. У нас есть… информация. Поэтому теперь мы должны дать ему понять, что следим за ним. И что с настоящего момента он должен проявить все свои навыки бойскаута, а то ему мало не покажется.
– То есть ты тоже поедешь к нему?
Киваю.
– Но тогда он узнает, что ты жива…
– Он никому не скажет. Это я тебе обещаю.
Джун качает головой и покусывает розовую губу своими белыми зубками.
– Не понимаю. Он наверняка захочет сказать твоей матери. Ведь так? – Чувствую, как колесики у нее в мозгу крутятся, крутятся. У меня тоже крутятся. Хочу обнять ее, погладить, прижать к груди, как младенца.
– Мы убедим его не делать этого, – говорю я.
– Как?
Пора рассказать ей все остальное.
– Есть и другие вещи, о которых ты еще не знаешь. О том, что он сделал. – Смотрю на нее со значением. – У него есть тайны, которые он хочет сохранить. – Наши глаза встречаются.
– Например? – почти шепчет она.
Качаю головой. Здесь мне пора остановиться.
– Тебе знать их необязательно. Не хочу тебя этим грузить. Все это ужасно и противозаконно.
– Тогда почему просто нельзя отправить его за решетку?
– Да потому что судебная система вся прогнила, – говорю я. – Нет, для мамы безопаснее всего, чтобы у нас все было под контролем. И для ребенка безопаснее, если он будет знать, что мы за ним следим и всегда будем следить. Мы должны защищать тех, кого любим. – Делаю паузу. Пора приступать к делу. Момент настал. Сейчас все решится. – Но нам снова нужна твоя помощь.
Джун смотрит на меня во все глаза. И медленно кивает. Она понимает.
– Хорошо, – говорит она.
Надо действовать, пока она не передумала, потому что без нее нам не справиться.
– И сделать это нужно сегодня…
Милое личико Джун белеет. Сейчас она похожа на ангела. Нет, она и есть ангел. На миг мне становится плохо от того, что сказала ей. Но я напоминаю себе: если ты любишь, совсем необязательно говорить все. Иногда самое доброе, что ты можешь сделать, это укрыть любимых от того, что не может им помочь. Принять решение и потом взять на себя ответственность, нести груз самой, чтобы им не пришлось. Знаю, она меня простит.
Глава 50
Джун
Мы стоим тесным кружком, пар от нашего дыхания туманит морозный воздух.
– Готова? – спрашивает Эван.
– Готова, – говорю я.
Делия наклоняется и обнимает меня. Ее волосы щекочут мне щеку.
– Я люблю тебя, Джуни.
Когда она поворачивается, чувствую, как Себастьян трогает меня за плечо. Подходит вплотную и шепчет, чтобы никто не услышал:
– Ты не обязана это делать. Понимаешь?
Солнце на хмуром небе начинает клониться к закату. Сердце гулко стучит в ушах. Но мне уже не страшно.
– Понимаю, – говорю я.
* * *Когда цифры на часах меняются с 4:04 на 4:05, я иду по подъездной дорожке и поднимаюсь по ступеням к большому серому дому Делии. Нажимаю на кнопку звонка замерзшим пальцем. Раздаются звонки, дверь открывается.
– Добрый день, – говорю я и сжимаю ладони в рукавах в кулаки. – Извините, что опять вас беспокою. Я по поводу фотографий. Вы тогда сказали, что могу их все посмотреть. Вы не возражаете? Разумеется, надо было сделать это раньше, но я… не справилась с эмоциями.
Вильям облизывает потрескавшиеся губы сухим языком.
– Я вас понимаю. Вы слышали, что случилось?
Молча киваю.
– Я ничего подобного не делал. Меня оговорили. – Он говорит с трудом, медленно. Может, пьет какие-нибудь таблетки, что-то успокоительное.
– Понятно, – говорю я.
А сама думаю: что же он на самом деле натворил и как они собираются его шантажировать? Из того, что сказала Делия, у меня сложилось лишь общее впечатление. Пожалуй, мне лучше всего этого и не знать.
Он стоит, глядя в пустоту, как будто его здесь и нет. Потом отступает назад.
– Ну да, фотографии. Разумеется, не возражаю. Проходите, пожалуйста.
Вхожу в дом и останавливаюсь. Он закрывает за мной дверь и запирает на замок. Когда Вильям проходит вперед и я оказываюсь за его широкой спиной, протягиваю руку и осторожно отпираю замок.
Спускаемся с ним в подвал. Альбомы лежат открытые на диване, похоже, он их смотрел.
– А когда в школе будет вечер памяти? Может, мне надо пойти. Думаю, Анжеле будет приятно.
– На следующей неделе, – говорю я и сажусь на диван – просто не знаю, что еще делать. Беру в руки альбом и медленно листаю. Руки у меня потные. А сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Вильям садится рядом, диван под ним прогибается.
Надеюсь, они скоро придут.
Ждать приходится недолго.
Вот уже сверху раздаются звуки, голоса, шаги.
Вильям встает на ноги.
– Слышите? – Он подходит к лестнице. – Кто там? – Начинает подниматься им навстречу.
А я начинаю считать.
Раз, два, три.
Смотрю на фото Делии в три года на трехколесном велосипеде. Уже тогда был виден ее характер – та же улыбка, тот же взгляд.
