Мэтью Эллиотт - Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник)
– Извините, а нельзя ли попросить кофе? – нерешительно произнес я. – Знаю, сейчас уже не время, но я не успел…
Еле заметные складки, залегшие в уголках маленького, но чувственного рта хозяйки дома, были единственным намеком на то, что я, сам того не желая, поставил ее в неловкое положение.
– Простите, вынуждена сказать, что у нас нет кофе, доктор, как и крепкого алкоголя. В последний год я должна была довольно резко сократить расходы.
– На самом деле это не имеет значения, – торопливо заверил я. – Это была пустая блажь.
– После смерти мужа, – продолжала она, явно не услышав моего последнего замечания, – я с ужасом выяснила, что его поверенный, мистер Рональд Сойер, регулярно нас обкрадывал, а когда это стало известно, скрылся от правосудия с большей частью наших денег. В свое время мой муж основал табачную компанию «Хейдок» и довольно быстро разбогател. Когда мы поженились, он уже продал свою долю в фирме и довольствовался тем, что до конца дней будет жить на отложенные и вырученные от продажи средства. Его жизнь оказалась слишком короткой, джентльмены, и в прошлом феврале он скончался от наследственной болезни. Вот тогда и стало ясно, что, хотя я не бедна, у меня украли б́ольшую часть капиталов, которые Фрэнсис зарабатывал тяжелым трудом и желал оставить мне. Не стоит говорить, что, если бы мне предложили выбирать между богатством и возвращением мужа, я предпочла бы, чтобы Фрэнсис всегда был со мной.
На одно ужасное мгновение я вспомнил ее письмо и испугался. Уж не считает ли миссис Картнер, будто Холмс на самом деле побывал в мире мертвых? Может, она собирается попросить, чтобы он вернул ее мужа из загробной жизни?
– Но я смирилась с тем, что не увижу его снова, как и с тем, что человек, укравший те деньги, никогда не будет привлечен к суду. Мне удалось узнать, что последний раз о мистере Сойере слышали на Цейлоне. Я реалистка, поэтому стараюсь жить сообразно средствам, чтобы платить по счетам. Я была вынуждена продать то ценное, с чем только могла расстаться. За картину Грёза дал очень хорошую цену знаток, который представился коллекционером.
Холмс вопросительно поднял брови.
– Окончательный упадок наступил в тот день, когда стало ясно, что я больше не могу содержать фамильный особняк и большой штат прислуги. Я рассчитала почти всех слуг и поручила продажу дома агенту, который заслуживал больше доверия, чем мистер Сойер. Остатки моего имущества – все, что вы видите вокруг, джентльмены, – я перевезла в один из меньших домов мужа. Он держал их только для того, чтобы сдавать внаем. Впрочем, теперь я знаю, что небольшая арендная плата, вносимая съемщиками, не поступала на его банковский счет.
Эта откровенная речь была произнесена хозяйкой дома без заметных эмоций. На меня произвели большое впечатление решительность и сила характера, которые она проявляла, столкнувшись со столь сокрушительными переменами в ее жизни.
– Надеюсь, вы простите поведение моего слуги Питера после вашего приезда. Он яростно защищает меня и, вероятно, останется мне служить, даже когда я буду не способна платить ему жалованье, а этот день, боюсь, рано или поздно наступит.
Холмс наклонился вперед на своем стуле:
– А у Питера есть серьезная причина вас защищать, мадам? В письме вы утверждали, что вам угрожает опасность. От кого?
– Я… я видела только одного из них, – ответила она, впервые проявив нерешительность. – Человека, который называет себя Бэзилом Валентайном.
– Вы сказали «Бэзил»? – переспросил Холмс. – Странно, но это имя мне знакомо. Но, пожалуйста, расскажите нам историю вашей встречи с этим мистером Валентайном.
Миссис Картнер сложила руки на коленях, и я подумал, что вся ее полная достоинства поза свидетельствует о самообладании.
– Он написал мне пятого числа. К сожалению, я не сохранила письмо. В нем просто сообщалось, что автор его намеревается посетить меня и поделиться некими сведениями, которые, по его мнению, будут мне полезны. Однако странное предчувствие заставило меня спрятать его визитную карточку в надежном месте. Она на столе перед вами.
– Образцовый клиент, Холмс, – одобрил я.
– Очень жаль, что вы выбросили письмо… Оно могло бы дать нам полезные зацепки, – немного ворчливо заметил Холмс и, не спросив разрешения, взял карточку.
Мне было любопытно, станет ли он изучать визитку под лупой. Но, похоже, он не нашел в этом кусочке плотной бумаги ничего особо интересного.
– Толку от нее мало. На карточке написано: «Бэзил Валентайн, профессор мистических древностей, Виттенбергский университет». Это учебное заведение известно своими неординарными питомцами[39]. Не думаю, что, если мы попробуем навести справки в университете, там вспомнят человека, претендующего на столь расплывчатое, непонятное звание. Любой негодяй, обладающий крупицей сообразительности, способен заказать подобные визитки, не рискуя разоблачением. Я сам так делал.
Я взял карточку из его рук и внимательно ее изучил, надеясь обнаружить какую-нибудь любопытную деталь, пропущенную моим другом.
– Взгляните, Холмс, здесь на обратной стороне есть след большого пальца, – сообщил я.
– Скорее всего, он оставлен печатником, – отмахнулся детектив-консультант, не потрудившись посмотреть на мою находку. – Я еще не расследовал дела, которое было бы раскрыто благодаря идентификации такого следа.
– Я немало читал об этом в последние годы и понял, что каждый отпечаток пальца уникален.
– Мне доводилось слышать об этом, но услышанное меня не убедило.
Чувствуя некоторое смущение из-за того, что меня поставили на место не самым деликатным образом, я вернул карточку на стол и улыбнулся, глядя в ясные голубые глаза нашей клиентки, чтобы выразить ей свою поддержку. К удовольствию моему, она ответила мне улыбкой.
Не обращая на это внимания, Холмс продолжил задавать вопросы:
– Вы разрешили мистеру Валентайну навестить вас?
– Собственно, он не спрашивал у меня разрешения, мистер Холмс. Просто поставил перед фактом, сообщив, что прибудет на следующий день. Наглость, без сомнения, но я вообразила – по глупости, как теперь понимаю, – что он знает способ исправить мое финансовое положение. Конечно, деньги не самое важное из того, чего я лишилась в последнее время. И не будь я в момент получения письма в таком плачевном состоянии, наверняка бы на порог его не пустила. Просто удивительно, насколько иначе развивались бы события, поступи я так.
Леди снова погрузилась в меланхолию. И кто бы ее осудил за это? Только не я. Не раз и не два в своей жизни я ощущал, что глубоко погрязаю в тоске без явной причины. Я узнал, что работа – лучшее лекарство от грусти, но миссис Картнер, конечно, не могла воспользоваться этим рецептом.
– Пожалуйста, расскажите подробно о визите мистера Валентайна, – резко произнес Холмс, вырывая нашу хозяйку из трясины уныния. – И постарайтесь припомнить как можно больше деталей, даже самых незначительных, на ваш взгляд. – Он откинулся на спинку и по привычке сложил домиком длинные пальцы, готовясь осмыслить услышанное, но взгляд его, в отличие от затуманенных и блуждающих взоров клиентки, оставался ясным и прямым.
– Должна сказать, что все подробности визита этого человека представляются мне незначительными. Когда он прибыл восемь дней назад, для меня сразу стало очевидным, что он вряд ли джентльмен, обладающий профессорским званием в какой бы то ни было области. Знаете, у него были очень большие усы. Ваши, доктор, в сравнении с ними следует назвать скромными. И я все гадала, зачем он их отпустил, чт́о они маскируют: его истинную наружность или возраст? Он явно был не старше двадцати пяти лет. К невозможной внешности добавлялся сомнительный вкус в одежде, больше подходящей для комика из мюзик-холла. Клетка на пиджаке была до вульгарности яркой.
Последнее замечание заставило меня вспомнить нашего старого знакомца, сэра Генри Баскервиля.
– А не был ли он канадцем или американцем? – предположил я. – У наших заморских друзей не такие строгие понятия по части выбора одежды.
Она мягко покачала головой, и это движение было чрезвычайно пленительным.
– Нет, доктор Уотсон. Я уверена, что он англичанин. Разве что судьба свела меня с чрезвычайно одаренным актером, однако преподнесенная им невероятная история заставляет в этом усомниться.
– И что это за история? – оживился Холмс.
– Он поведал мне ее в этой самой комнате. Я сидела в том же кресле, но мистер Валентайн присесть не пожелал. Он метался по комнате, вышагивая к окну и обратно. Я посчитала бы такое возбуждение странным, если бы к тому моменту не поняла, что в этом человеке странно все, что ни возьми.
«Я полагаю, имя Эдварда Келли вам не знакомо, дорогая леди?» – спросил он.
