Артур Дойл - Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)
Наконец мы приехали в Скотленд-Ярд. Оказалось, что с ордером возникли некоторые сложности, из-за каких-то бюрократических проволочек выписать его сразу не удалось, поэтому теперь заручиться подписью судьи можно будет не раньше утра. Если Холмс придет завтра в девять, он сможет поехать с Лестрейдом и присутствовать при обыске. На этом день завершился. Только ближе к полуночи наш знакомый сержант зашел к нам сообщить, что видел в окнах большого темного дома мерцающие огни, но никто в него не входил и не выходил. Нам оставалось лишь набраться терпения и ждать завтрашнего утра.
Шерлок Холмс был слишком раздражен для разговора и слишком возбужден для сна. Когда я уходил в свою спальню, он сидел, окутанный клубами табачного дыма, и обдумывал все возможные способы решения этой загадки, хмуря темные густые брови и барабаня длинными нервными пальцами по ручкам кресла. Несколько раз ночью я слышал его шаги. Наконец, утром, как только я проснулся, Холмс ворвался в мою комнату. Он был в халате, но бледное осунувшееся лицо свидетельствовало о том, что этой ночью он не сомкнул глаз.
– На сколько назначено погребение? На восемь, верно? – взволнованно воскликнул он. – Так, сейчас двадцать минут восьмого. Что происходит, Ватсон, куда делись мозги, которыми наградил меня Господь? Скорее, друг мой, скорее! Вопрос жизни и смерти. И шансы на смерть сто против одного. Никогда, никогда не прощу себе, если мы опоздаем!
Не прошло и пяти минут, а мы уже летели в кебе по Бейкерстрит. Но все равно мимо Биг-Бена мы промчались без двадцати пяти восемь, а на Брикстон-роуд выехали ровно в восемь.
Впрочем, опаздывали не мы одни. Было уже десять минут девятого, а катафалк все еще стоял у дома. В ту же секунду, когда наша взмыленная лошадь остановилась, дверь дома отворилась и показались трое мужчин, несущих гроб. Холмс выпрыгнул из кеба, бросился к ним и преградил путь.
– Не выносить! – крикнул он и уперся рукой в грудь первого из них. – Занесите гроб обратно, немедленно!
– Какого черта? Что вы себе позволяете? – вскричал взбешенный Питерс, чье большое красное лицо появилось над дальним концом гроба. – Я еще раз спрашиваю, у вас есть ордер?
– Ордер сейчас прибудет. А до тех пор гроб останется в доме.
Строгий голос Холмса произвел впечатление на носильщиков. Питерс неожиданно ретировался куда-то в дом, поэтому они повиновались новому приказу.
– Быстрее, Ватсон, быстрее! Отвертку! – взволнованным голосом стал командовать он, когда гроб вернули на стол. – Возьмите и вы отвертку, друг мой! Плачу соверен, если снимем крышку меньше чем за минуту! Ничего не спрашивайте… Поднажмите! Так, хорошо! Еще! Еще один! Теперь тянем все вместе! Пошла, пошла! Есть.
Совместными усилиями мы сорвали крышку гроба. И как только мы это сделали, комната наполнилась тяжелым непереносимым запахом хлороформа. Голова лежащего внутри тела была вся обложена ватой, пропитанной этим одурманивающим веществом. Холмс сорвал вату и обнажил застывшее, словно камень, красивое одухотворенное лицо женщины средних лет. В ту же секунду он обхватил тело и придал ему сидячее положение.
– Она не умерла, Ватсон? Хоть капля жизни осталась в ней? Не может быть, чтобы мы опоздали!
И все же следующие полчаса мне казалось, что помощь пришла слишком поздно. Нехватка воздуха и ядовитые испарения хлороформа должны были погубить леди Фрэнсис. Но после искусственного дыхания, после впрыскивания эфира, после всех ухищрений, которые только доступны современной науке, по трепету век, по легкому помутнению на поверхности зеркальца я понял, что жизнь начала медленно возвращаться к ней. Мы услышали, что рядом с домом остановился кеб. Холмс раздвинул шторы и выглянул в окно.
– Вот и Лестрейд с ордером, – сказал он. – Только его птички уже наверняка упорхнули. А вот это, – добавил он, когда в коридоре послышались торопливые тяжелые шаги, – тот, кто имеет больше права заботиться об этой леди, чем мы. Доброе утро, мистер Грин, думаю, чем скорее вы увезете леди Фрэнсис отсюда, тем ей будет лучше. А тем временем похороны могут продолжаться, бедная старуха, которая все еще лежит в этом гробу, может отправиться к месту своего вечного упокоения одна.
– Это дело, мой дорогой Ватсон, – вечером сказал мне Холмс, – если вы решите когда-нибудь включить его в свои анналы, пригодится вам как иллюстрация того, что даже самый сбалансированный мозг может давать сбои. Подобные сбои присущи всем смертным. Истинно великим человеком является тот, кто может вовремя осознать их и исправить свою ошибку. Надеюсь, что я вправе причислять себя к этой категории. Всю ночь меня преследовала мысль, что прямо у меня под носом был какой-то ключ, какое-то указание, может быть, странное предложение или необычное наблюдение, от которого я легкомысленно отмахнулся. Когда уже начало светать, у меня в памяти неожиданно всплыли слова женщины из похоронной конторы, которые услышал Филипп Грин: «Все было бы уже готово, но это особый заказ, поэтому и времени на него нам понадобилось больше». Эти слова относились к гробу. Чем-то он был необычен. Но чем? И тут я вспомнил, какие высокие стенки были у него, и то иссохшее тело, которое лежало внутри. Зачем для такого маленького тела понадобился такой несоразмерно большой гроб? Чтобы в нем хватило места для второго тела! Обеих женщин должны были похоронить по одному свидетельству. Это было очевидно! Если бы только не туман у меня в голове… В восемь часов леди Фрэнсис должны были похоронить. Нам оставалось одно – во что бы то ни стало не дать вынести гроб из дома.
Шансов на то, что она была еще жива, почти не оставалось. Почти! Насколько мне известно, эти люди никогда раньше не совершали убийств. Возможно, они и собирались ее убить, но в последнюю минуту испугались. Может быть, они подумали о том, что будет лучше похоронить ее без видимых признаков насилия, с тем чтобы, если даже дело дойдет до эксгумации тела, у них была возможность отвертеться. За эту мысль я и ухватился, как за соломинку. Как все происходило, вы и сами можете понять. Вы видели ту ужасную запертую комнату наверху, где так долго держали несчастную леди. Они ворвались, одурманили ее хлороформом, отнесли тело вниз, налили в гроб еще хлороформа, чтобы она не проснулась, и прикрутили крышку. Умный ход, Ватсон. Ничего подобного в истории преступности я не встречал. Если нашим друзьям, бывшим миссионерам, удастся не попасть в руки Лестрейду, я думаю, они еще удивят нас в будущем.
Дело седьмое
Сыщик при смерти
Квартирная хозяйка Шерлока Холмса была женщиной несчастной. И дело не только в том, что на второй этаж ее дома постоянно заглядывали странные, а часто и весьма подозрительные личности всех сортов. Главным испытанием для терпения миссис Хадсон был ее знаменитый постоялец, который вел столь эксцентричный и неорганизованный образ жизни, что мог вывести из себя и святого. Его невероятная неаккуратность, его пристрастие к музыке, которое чаще всего проявлялось в самые не подходящие для этого часы, его стрельба из револьвера прямо в комнате, странные и порой необычайно зловонные химические опыты, связь с преступным миром и окружавший его ореол опасности делали моего друга самым нежеланным квартирантом в Лондоне. Но, с другой стороны, платил он по-королевски. Я не сомневаюсь, что тех денег, которые он выплатил за свою квартиру за те годы, что я провел рядом с ним, хватило бы, чтобы купить весь дом.
Домовладелица испытывала благоговейный страх перед ним и никогда не отваживалась открыто проявлять свое недовольство, какими бы из ряда вон выходящими ни были его поступки. И более того, можно сказать, он ей даже нравился, поскольку с женщинами мой друг неизменно вел себя очень вежливо и учтиво. Справедливости ради надо отметить, что сам Шерлок Холмс слабому полу не доверял и его представительниц недолюбливал, оставаясь при этом весьма галантным противником.
Случилось это на второй год моей семейной жизни. Зная о том, с какой искренней заботой миссис Хадсон относится к Холмсу, я очень внимательно выслушал ее взволнованный рассказ, когда она пришла ко мне домой, чтобы поведать о том, в каком печальном положении оказался мой несчастный друг.
– Он умирает, доктор Ватсон, – с отчаянием в голосе сказала она. – Чахнет прямо на глазах. Это длится уже три дня, и я не знаю, доживет ли он до вечера. Привести врача он мне не разрешает. Сегодня утром, увидев выступающие кости на его лице, когда он посмотрел на меня своими огромными ясными глазами, я не вынесла. «Хоть разрешайте, хоть нет, мистер Холмс, но я сейчас же иду за врачом», – заявила я. «Тогда уж идите к Ватсону», – ответил он. Поспешите, сэр. Каждый час дорог, иначе вы можете не застать его в живых.
