Элен Гремийон - Гарсоньерка
Лисандра в последний раз махнула ему рукой, а Пепе даже не сообразил помахать ей в ответ. Он смотрел, как удаляются светлые волосы, у Лисандры были такие красивые волосы, но теперь Пепе знал, почему ему казалось, будто их цвет не сочетается с оттенком кожи. Давно известно, что ученики часто дают уроки своим учителям. Вернувшись домой в тот вечер, Пепе спросил у жены, не ревнует ли она его, не ревновала ли когда-нибудь раньше, жена не обернулась, но он знал, что вопрос она услышала. Она на несколько мгновений замерла, потом продолжила делать свое дело, так и не обернувшись, но он сразу понял, что она плачет, она приподнимала то одно, то другое плечо, чтобы вытереть низ щеки, по которой, должно быть, бежали слезы. Только и сказала: «Раз ты меня об этом спрашиваешь, значит, мне уже не надо ревновать…» В тот вечер Пепе поцеловал жену долгим поцелуем – слишком долгим для поцелуя, в котором не таилась бы мольба о прощении. Выключая свет, он подумал о Лисандре и понадеялся, что у нее тоже сейчас все хорошо, что она тоже сейчас мирится с мужем, что она наконец, как и собиралась сделать, «посмотрела ему в лицо». Муж ей поможет – в конце концов, это его профессия. Да, Пепе, можно сказать, был очень далек от истины, он чувствует себя таким виноватым, он не может теперь не думать, что если бы предоставил Лисандре и дальше ходить дозором – от двери спальни до стула и от стула до двери… ведь ничего плохого в этом не было, – ничего бы с ней не случилось. Он согрешил, повинуясь гордыне. Если бы он не пошел в тот день к Лисандре, не вытащил ее из этого злосчастного кокона, который притуплял ее боль, если бы не довел до того, что она рассказала о своей трагедии при свидетеле, ничего бы не случилось. В самом ли деле полезно бывает выговориться, освободиться с помощью слов? Нет, Пепе больше так не думает. Освобожденное слово иногда оказывается опаснее слова, от которого удержались. Он чувствует себя таким виноватым! Но ведь это естественно. Когда видишь человека в день его смерти, это всегда волнует, ты всегда чувствуешь свою вину, говоришь себе, что мог, что должен был помешать этому совершиться.
– Так, значит, все, о чем вы мне только что рассказали, было в день смерти Лисандры?
– Да. Во второй половине дня.
– Значит, вы – последний, кто видел ее живой. Если не считать мужа.
– Не знаю… Возможно…
– И вы считаете, что ее убил Витторио?
– Вот об этом понятия не имею. Похоже, все к тому ведет… может, это убийство под влиянием страсти?
– Я вас не спрашиваю, действительно ли «все к тому ведет», я спрашиваю, считаете ли вы, лично вы, что ее убил Витторио.
– Да откуда же, по-вашему, я могу это знать? Я с ним не знаком. Мне о нем известно только то, что захотела рассказать Лисандра. Я, конечно, не раз видел, как он ждал ее на улице, у выхода из зала, помню, как он ее обнимал и как они вместе удалялись, но это было несколько лет назад, в самом начале их связи.
– И вы, конечно же, сказали об этом полицейским – о том, что он перестал заходить за ней после занятий, что те идиллические времена закончились?
– Полицейским? Каким еще полицейским? Никто меня ни о чем не спрашивал. Вы – единственная, больше никто не приходил поговорить со мной о смерти Лисандры.
Ева Мария прячет руки в карманы пальто. Она уверена, что раньше уже где-то видела этого Пепе. Но где? Ее раздражает ощущение дежа-вю. Ева Мария оглядывается на людей в автобусе. Конечно, он талантлив, этот старик, читающий по телам, только ведь многие держат руки в карманах, как она, и не может же быть, чтобы каждый из них потерял ребенка… Ева Мария довольна – ее поведение ничего не означает, Пепе сейчас не смог бы сделать никаких выводов, кроме того, что ей холодно. А ей и правда холодно. «Убийство под влиянием страсти». Значит, и он думает, что Витторио мог убить Лисандру. Пепе не знал, правду она говорила или нет, была у Витторио любовница или нет, ревность оперирует одними лишь подозрениями, и не поймешь, принимать ли продиктованные ревностью слова всерьез или считать все вымыслом. Но Пепе знал, что Лисандра могла угадать, знал, что у Витторио вполне могла быть любовница. А вот Ева Мария уверена, что это не так: будь у Витторио любовница, полиция нашла бы ее. Пепе ей ответил, что полиция не всегда и не все находит. Это правда. Но если бы у Витторио была любовница, ей-то он об этом сказал бы. Пепе ответил, что в таких вещах нелегко признаваться. Ева Мария выходит из автобуса. Он талантлив, этот старик, читающий по телам, но кое-что от него ускользнуло. Ева Мария скупо улыбается. Пепе и в голову не приходит, что Лисандра могла изменять Витторио.
Женщина, у которой есть любовник, не сторожит под дверью у мужа, когда он работает. Женщина, у которой есть любовник, пользуется тем, что муж занят, чтобы уйти на свидание.
Он силен, этот старик, читающий по телам, но он способен ошибаться. Лисандра изменяла Витторио, по крайней мере один раз она ему изменила, по крайней мере четыре раза она ему изменила, Ева Мария по-прежнему в этом убеждена. Франсиско не соврал насчет тех свиданий в гостинице, такое, как его рассказ, не выдумывают, Лисандра была «неверной женой», это точно, даже если Пепе считает иначе. Ева Мария не стала его разуверять. Она не рассказала ему про Франсиско, вот уж ни к чему, незачем навязывать ему новый образ Лисандры, которую он, как ему казалось, так хорошо знал, пусть помнит ее такой, какой хочет сохранить в памяти. Ева Мария в задумчивости. Ее не перестает мучить один вопрос. Почему Лисандра, так явно влюбленная в Витторио, ему изменяла? Такое поведение ревнивым женщинам не свойственно. Ева Мария качает головой: ей трудно судить, она ничего не знает о ревности, это чувство ей совершенно чуждо. Возможно, одно с другим, ревность с неверностью, не так уж и несовместимы. А если Лисандра решила попробовать, не удастся ли ей с другими мужчинами забыть Витторио, попытаться ослабить власть мужа над собой, стать чуть более самостоятельной, независимой, ей это было жизненно необходимо, похоже, ей так этого недоставало… Или хотела проверить, нельзя ли решить таким способом ее проблему, правду ли пишут в книгах, что все дело в «вытесненном желании изменить». Хореография шла от того, что ей нравилось проделывать в постели с Витторио. Одеколон – для того, чтобы напоминать себе о нем, чтобы обмануть себя, чтобы подстегнуть… Ева Мария думает о черных грифах, населяющих кратеры вулканов, о черных грифах, верных, как мало кто из мужчин. Одна-единственная подруга, одна и та же на всю жизнь. Родиться бы Лисандре черным грифом, думает Ева Мария. Она замедляет шаг, смотрит на свой дом, до которого осталось несколько десятков метров, внезапно вспоминает мужа и спрашивает себя, любила ли она его когда-нибудь. Можно ли любить, не ревнуя?
Женщина, у которой есть любовник, не сторожит под дверью у мужа, когда он работает. Женщина, у которой есть любовник, пользуется тем, что муж занят, чтобы уйти на свидание.
Он талантлив, читающий по телам старик, а что, если он не ошибался? Если он просто-напросто ловок и изобретателен? И коварен. Если Пепе прекрасно знал, что у Лисандры были любовники? Если кому, как не ему, было об этом знать?
Целый месяц я ее не видел, и можете себе представить, как беспокоился, вот и пошел к ней, обычно я так никогда не делаю, не хожу к ученикам, которые пропускают занятия, но это было сильнее меня, наверное потому, что речь шла о Лисандре. Я очень ее любил.
А что, если он просто любил ее? Не «очень», а просто любил.
Лисандра оставалась одинокой, во всяком случае, я так считал.
А что, если она в один прекрасный день встала перед ним, как перед Франсиско, и предложила с ней переспать? Разве он мог отказаться?
И потом, в ней было то, что бесконечно меня трогало. Я ведь прежде всего танцовщик, а она была грациозна, ее грации хватило бы на десять женщин.
И потом, она была молода, так молода. Что, если Пепе был любовником Лисандры? Сил ему, с его стройным телом, на это еще хватило бы, сил у него более чем достаточно. Что, если эта Мариана, о которой Пепе заговорил совершенно некстати, на самом деле – Лисандра? Лисандра под маской чужого имени. Вполне возможно. Что, если этот его безумный роман случился совсем недавно? И Пепе, как раньше Франсиско, наскучил Лисандре? Если Лисандра порвала с ним? Если она держалась за ручку двери вовсе не потому, что хотела в открытую жить с любимым человеком, а, напротив, хотела покончить с наскучившими отношениями? А если Пепе, как раньше Франсиско, нарушил договор? Может, потому-то Лисандра месяц назад и перестала ходить на занятия! Что, если остальное, если все, сказанное Пепе, всего лишь слова, предназначенные усыпить ее, Евы Марии, подозрения? Жалобы ревнивой Лисандры? Пепе мог вложить в ее уста собственные слова, приписать ей собственных демонов, собственное безумие… а сладенькую историю примирения с женой сочинил, чтобы вернее ее, Еву Марию, одурачить. Ева Мария снимает пальто. Вешает сумку на крючок. Движения ее торопливы. Она толкает дверь туалета. А что, если старик ее обманул? Да, он на удивление проницателен, но это вовсе не означает, что он хороший человек. Напротив, эта предельная зоркость, эта способность разгадывать людей по движениям тела делает его крайне опасным. Он способен управлять, очаровывать, хитрить. Что, если все время, пока длился их разговор, Пепе ею манипулировал? Он ни на секунду не удивился ее появлению, с необыкновенным пониманием отнесся к ее расспросам о Лисандре, даже рвение проявил – точно поджигатель, помогающий пожарным тушить огонь, который сам и зажег… А откуда у нее ощущение, будто она его уже где-то видела? Шестое чувство? Да, и именно оно, это шестое чувство, старается привлечь ее внимание к Пепе. Внимание, дружочек, вот в этом все и дело, будь внимательна, не упусти его! А что, если Пепе и есть любовник Лисандры, которого Ева Мария ищет уже не первый день? Что, если в тот вечер Пепе пришел к Лисандре, чтобы попытаться вернуть возлюбленную, если это была с его стороны последняя, отчаянная попытка? Он постучался. Лисандра, с бокалом белого вина в руке, ему открыла. Ты как здесь оказался? Пепе, не дав ей опомниться, ворвался в открытую дверь. Лисандра была дома одна. Пепе направился в гостиную, откуда слышалась мелодия танго. Он увидел в этом доброе предзнаменование: она слушает танго, значит, может быть, думает о нем. И простодушно заговорил. Лисандра, я не хочу жить без тебя. Я все рассказал жене. Что люблю тебя. Что хочу жить с тобой. Лисандра, посмотри на меня. Не говори, что ты меня не любишь. После всего, что между нами было. Не отнимай себя у меня. Ты – смысл моей жизни. Только тогда, когда ты рядом со мной, я не чувствую, как умирают секунды. Вернись ко мне, Лисандра. А что, если Лисандра его прогнала? Так же хладнокровно, как положила конец своей связи с Франсиско. Но я вовсе не хочу, чтобы ты уходил от жены. Я никогда тебя об этом не просила. Не делай удивленное лицо. Не веди себя так, словно мы создали великую историю любви. Не позволяй воображению тебя обманывать. Мы трахались – и больше ничего. Ты прекрасно знаешь, что это было просто от скуки, просто потому, что мужчину и женщину, которые слишком часто встречаются, неизбежно начинает тянуть друг к другу. Способ избавиться от смущения. Это вышло само собой. Не удержались. Обстановка располагала. Но, Пепе, благоприятная обстановка, подходящий случай – все это не повод менять жизнь. Все-таки в твоем возрасте… не мне тебя учить. – Хватит говорить о моем возрасте. – Однако суть проблемы именно в нем. Знаешь, что я тебе скажу, твое горе не в том, ты ошибся. Не меня ты хочешь удержать и не любовь сохранить, ты ищешь уловку, чтобы не думать о смерти, – вот чего тебе надо. Меня и правда к тебе тянуло, но теперь с этим покончено. Извини. Извини. Я никогда не сдерживаю своих влечений, но никогда их и не подстегиваю. Трахалась я с тобой точно так же, как трахаюсь с другими, и то, что было между нами, для меня ничуть не важнее того, что было с другими. Чем дольше говорила Лисандра, тем громче Пепе делал музыку – только бы ее не слышать. Прекрати, прекрати немедленно! – закричала она. Ее взгляд остановился на фарфоровой кошечке из стоявшей на полке книжного шкафа коллекции – возможно, это был подарок Пепе, – и, схватив фигурку, Лисандра бросила ее на пол. А потом случилось непоправимое. А что, если убийцей Лисандры был Пепе? Сил бы ему на это хватило, сил у него более чем достаточно. Старый вулкан иногда бывает опаснее молодого. Погнаться за другим телом. Поймать его. Встряхнуть. Вытолкнуть в окно. «Убийство под влиянием страсти». А если он сам его и совершил? «Не каждый день выпадает такая возможность по этой части». Франсиско прав, психи могут свести с ума, но и молодость может. Франсиско слишком молод, чтобы это знать, но молодость способна довести старость до помешательства. Особенно – когда вмешивается тело. Особенно – когда она сама ему дает. Кожа у нее слишком гладкая, ляжки слишком крепкие, а груди слишком высокомерные, для того чтобы старость согласилась их отпустить и гордость при этом не пострадала. А всякая уязвленная гордость может толкнуть на преступление. Ева Мария спускает воду. Неужели круг возможных убийц никогда не сузится? Одни только предположения, одни домыслы. Никаких реальных доказательств. Никаких вещественных доказательств. Слова, слова… У Евы Марии полна голова слов. Ее уже тошнит. Она уже не способна думать. Но откуда это ощущение чего-то знакомого? Может, ей кого-то напомнил голос Пепе? Может, Пепе был пациентом Витторио? Может, он пришел к нему, надеясь еще раз увидеть Лисандру, или – хуже того – хотел все рассказать Витторио, хотел признаться, что любит его жену, как раньше не любил ни одну женщину, с ума по ней сходит, зная, что она – последняя. Был ли среди записей на кассетах голос Пепе? Его признания? Рассказывал ли кто-нибудь о своем страстном романе с замужней женщиной в надежде заставить Витторио насторожиться и с намерением окольным путем открыть психоаналитику что эта женщина – его жена? Нет, Ева Мария такого не помнила.
