Энн Перри - Грехи волка
Да, горничная госпожи показывала ей вещи Мэри, ее чемоданы и, в первую очередь, ее аптечку. Это ведь по ее части, не правда ли? Ее и наняли-то для того, чтобы она давала хозяйке лекарство! Нужно же было ей показать, где оно находится!
Но никто Нору за это и не упрекает! Уильям с трудом пытался убедить в этом служанку.
Как это не упрекает? Видел бы он, как они тогда на нее смотрели! Или послушал бы, что шептали друг другу, когда думали, что она не слышит!
К пяти часам, когда начало смеркаться, Монк сдался. Впечатление у него создавалось удручающее. Ни доказать, ни опровергнуть что бы то ни было оказалось невозможно, и к тому же в свете сказанного Уной о шкатулке с драгоценностями, которую Мэри взяла с собой в вагон, это вряд ли имело особое значение.
Детектив был обескуражен. Все сведения, собранные им за три дня, выглядели невероятно расплывчатыми. С уверенностью можно было сказать лишь одно: у Эстер была возможность совершить то, в чем ее обвиняли, были необходимые для этого средства, и она лучше, чем кто-либо, знала, как ими можно воспользоваться. Был и мотив – жемчужная брошь. А вот для кого-нибудь из членов семьи такой мотив не годился.
Монк возвратился в гостиную сердитый и подав-ленный.
– Удалось вам что-нибудь выяснить? – спросила Айлиш, увидев его.
Сыщику пришлось сделать над собой усилие, чтобы произнести заранее приготовленный ответ:
– Только то, чего я и ожидал. – Он с трудом изобразил на лице улыбку.
– Понятно.
– И каково же ваше мнение? – Квинлен оторвался от газеты. – Вы ведь не воображаете, что это сделал кто-нибудь из нас?
– А почему бы и нет? – бросил Макайвор. – Если бы я был адвокатом мисс Лэттерли, я бы подумал именно об этом.
– В самом деле? – Файф круто обернулся к нему. – И чего ради ты стал бы убивать матушку, Байярд? Ты с ней ссорился? Она знала о тебе что-то такое, чего не знаем мы все? Или ради наследства, причитающегося Уне? А может быть, Мэри собиралась положить конец твоим ухаживаниям за моей женой?
Макайвор вскочил с кресла и рванулся к свояку, но его жена, белая как мел, опередила его, встав между ними. Байярд едва не налетел на нее. Квинлен продолжал сидеть совершенно неподвижно, с каменным лицом и остановившимся взглядом.
– Прекратите! – процедила Уна сквозь зубы. – Это непристойно и совершенно смехотворно! – Она с трудом перевела дыханье. – Байярд, прошу тебя… Все мы расстроены случившимся. Поступок Квина отвратителен, но твое поведение только все портит. – Она улыбнулась мужу, глядя в его рассерженное лицо, и тот, мало-помалу приходя в себя, сделал шаг назад.
– Прости, – проговорил он, обращаясь не к Файфу, а к жене.
Улыбка миссис Макайвор стала чуть менее напряженной.
– Я понимаю, что ты вступился за меня и за себя, но в этом не было нужды. Квин всегда был ревнив. С мужьями таких красавиц это случается. Но, видит бог, для этого нет причины. – Обернувшись к Квинлену, она улыбнулась и ему. – Айлиш принадлежит тебе, дорогой, причем уже многие годы. Но она – член большой семьи, и всякий имеющий глаза всегда будет восхищаться ее красотой. И нечего тебе из-за этого злиться. Ведь это – комплимент и тебе тоже. Айлиш, милая…
Миссис Файф, вся пунцовая, взглянула на сестру.
– Прошу тебя, дай Квину заверения в своей безус-ловной преданности, – попросила ее Уна. – Я уверена, ты часто это делаешь… но еще разок, а? Ради общего мира?
Подчинившись, красавица очень медленно повернулась к мужу, а потом вновь перевела глаза на Байярда, заставив себя посмотреть ему в лицо и скривив губы в подобии улыбки.
– Конечно, – заговорила она. – Мне очень неприятно, Квин, слышать от тебя подобные вещи. Клянусь, я никогда не давала тебе повода для таких слов.
Квинлен бросил взгляд на нее, а затем на Уну. На секунду все застыли. Наконец Файф позволил себе расслабиться и даже улыбнулся.
– Разумеется, – согласился он. – Конечно, не давала. Уна, ты совершенно права. Человек, женатый на такой красавице, как Айлиш, должен быть готов к тому, что весь мир на нее глазеет и завидует ему. Разве не так, Байярд?
Тот промолчал. Лицо его оставалось непроницаемым.
Миссис Макайвор обернулась к сыщику:
– Мы еще можем быть вам чем-то полезны, мистер Монк? Возможно, вам что-нибудь придет в голову через день-другой… если, конечно, вы намерены задержаться в Эдинбурге?
– Благодарю, – поспешно отозвался Уильям. – Я и в самом деле собираюсь еще побыть здесь. Нужно кое во что вникнуть, поискать дополнительные доказательства.
Не поинтересовавшись, что, собственно, он имеет в виду, Уна изящной походкой двинулась к выходу. Поняв, что пришло время уходить, Монк последовал за ней, простившись с остальными и поблагодарив их за гостеприимство.
Выйдя в холл, миссис Макайвор остановилась и, внимательно посмотрев на детектива, негромко спросила:
– Мистер Монк, вы намерены продолжать изучение нашего семейства?
Тот не сразу нашелся, что ответить. Он искал на лице женщины следы страха, гнева или даже возмущения, но увидел лишь живой интерес и что-то похожее на вызов – чувства, не слишком отличающиеся от тех, которые сама она пробуждала в нем.
– Потому что, если намерены, – продолжала она, – я хотела вас кое о чем попросить.
Уильям решил воспользоваться шансом.
– Ну конечно, – быстро откликнулся он. – О чем же?
Уна опустила глаза, чтобы не выдать своих мыслей:
– Если… Если в ходе вашего расследования вы узнаете, на что моя невестка умудряется тратить такое количество денег, я… Я была бы весьма признательна, если бы вы сообщили нам… или, по крайней мере, мне. – Внезапно она посмотрела ему в лицо, и в глазах ее не было ни искренности, ни волнения. – Я могла бы тогда откровенно поговорить с ней и тем самым предотвратить большие неприятности. Могу я рассчитывать на вашу помощь или это кажется вам неэтичным?
– Разумеется, можете, миссис Макайвор, – без колебаний ответил Монк. Он хотел проверить, волнует ли его собеседницу, каков будет ответ, и в этом было его оправдание. Дейрдра ему нравилась, но он был готов без колебаний принести ее в жертву, если это могло помочь ему в выяснении истины.
Уна улыбнулась, спрятав насмешку под ровной интонацией и спокойным выражением лица:
– Спасибо. Может быть, дня через два-три вы снова пообедаете с нами?
– С огромным удовольствием, – ответил детектив и, взяв поданные ему Мактиром шляпу и пальто, откланялся.
Замешкавшись на крыльце в размышлении, отправиться ли до Грассмаркета пешком или выйти на Принсес-стрит и поискать экипаж, Монк по чистой случайности оглянулся на дом Фэррелайнов и заметил маленькую изящную фигурку в широкой юбке, выскользнувшую из ближайшей двери и побежавшую по мостовой. Он угадал в ней Дейрдру – ни одна горничная не носит кринолина такой ширины, а для Айлиш или Уны он был слишком мал.
В следующий момент сыщик увидел какого-то человека, переходящего улицу. Когда тот проходил под газовым фонарем, на него упал луч света, и Уильям разглядел грубую одежду и грязное лицо. Взгляд незнакомца был устремлен на силуэт Дейрдры, к которой он торопливо направлялся.
Тут он заметил Монка, на мгновение замер, оглянулся и после минутного колебания бросился бежать тем же путем, каким пришел. Минут пятнадцать детектив провел в ожидании, но неизвестный больше не появлялся, и Дейрдра наконец в одиночестве вернулась в дом.
Глава 6
Сидя в вагоне эдинбургского поезда, Монк успокаивал себя мыслью о том, что испытания, перенесенные Эстер в Крыму, достаточно закалили ее, и потому пребывание в Ньюгейте не будет для нее слишком тяжелым. Он верил, что тюремная жизнь окажется легче пережитого ею в прошлом.
Но он ошибся. Для мисс Лэттерли она оказалась неизмеримо тяжелее. Кое-что в тюрьме было настолько похожим на Крым, что у нее сжималось сердце от воспоминаний и начинало щипать в глазах. Больше всего девушка страдала от холода. Ее трясло, руки и ноги коченели, а по ночам она практически не спала, поскольку, едва ей удавалось задремать, как холод тут же будил ее.
Кроме того, ее терзал голод. Еду приносили регулярно, но слишком мало и очень невкусную. Это тоже напоминало Крым, хотя там можно было не бояться, что ей позволят умереть от истощения. Здесь же, в камере, опасность лишиться сил была реальна, хотя не столь велика, чтобы об этом стоило думать. Раз или два медсестра испугалась, что будет покалечена, – конечно, не пулей или ядром, а надзирательницей, которая не скрывала своей ненависти к заключенной и свободно могла ударить ее или сбить с ног.
Лэттерли не питала ни малейших иллюзий насчет того, что в случае болезни никто не станет о ней заботиться, и эта мысль напугала ее сильней, чем она ожидала. Болеть в полном одиночестве или под злобными взглядами того, кто радуется твоей беде, слабости и беспомощности, – такая ужасная перспектива повергла Эстер в состояние, близкое к панике, на лице у нее выступил холодный пот, а сердце ее учащенно забилось.
