Рональд Нокс - Следы на мосту
Нравственных терзаний этот план у меня не вызвал, некоторые сомнения породила лишь мысль нарушить закон ради того, чтобы озолотить такого человека, как Дерек. Но идея показалась соблазнительной и для моего кармана, и для авантюризма. Мы ударили по рукам, и Дерек изложил подробности. Путешествие по реке, сказал он, просто подарок судьбы: тут исчезнуть проще простого. Полиция будет две недели прочесывать дно, а потом скажет, что ты погиб. Я заметил, что, кажется, большинство утопленников на Темзе все-таки находили, но Дерек уверил, что никаких проблем не будет. Должен сказать, он разработал довольно-таки хитрый план. Это крайне необычно, потому что, понимаете, Дерек всегда был туповат. Я думаю, на эту идею он набрел благодаря наркотикам; они его просто оживляли, мозги у него начинали работать как у новорожденного.
По его словам, самое сложное в исчезновении то, что нельзя просто спрятаться в стогу сена; придется где-то появляться, встречаться с людьми, конечно, под другим именем. А с вымышленным именем трудность в том, что оно появляется именно в том месте и в тот момент, где и когда исчезает прежнее «я». Дерек Бертел исчезает, и тотчас появляется мистер N, понимаете? Умный сыщик проведет тут связь, сведет факты и сложит два и два. Чтобы решить проблему, нужно частично наложить вымышленного персонажа на ваше собственное «я». Мистер N должен начать существовать по меньшей мере за день до того, как исчезнет Дерек Бертел. Улавливаете? И он придумал неплохую схему. В нашем последнем пристанище, «Миллингтонском мосту», мне предстояло два раза зайти в гостиницу, представляясь двумя разными людьми, поспать в двух кроватях, умыться в двух раковинах, одолеть два завтрака и оплатить два счета. Чтобы все решили, что мы останавливались там вдвоем. А Дерек тем временем отправится в Уайт-Брэктон, что в паре миль от Миллингтона, и выдаст себя за Г. Эндертона, коммивояжера или что-нибудь в этом роде. (Он сказал, может статься, что мы доберемся до тех мест аккурат в воскресенье, когда представляться именно торговцем довольно глупо.) Самое главное в плане было то, что мистер Эндертон всплывет, допустим, в воскресенье вечером, а Дерек Бертел не исчезнет до понедельника. Кому придет в голову их связывать, если все будут думать, что Дерек Бертел ночевал в «Миллингтонском мосту», а мы сможем доказать, что мистер Эндертон эту ночь провел в Уайт-Брэктоне?
Мы так все и разыграли. Расстались у «Миллингтонского моста», я исполнил этот трюк с человеком о двух головах, а Дерек слинял. На следующее утро мы встретились недалеко от моста, и Дерек спросил меня, как все прошло. Сказал, что этот Уайт-Брэктон страшная дыра, правда, он разжился там какой-то конурой, но все равно страшно не выспался. И мы отправились к Шипкотскому шлюзу; было раннее утро, народу почти никого, хотя мы встретили человека в плоскодонке.
– Простите, один момент, – перебил Бридон. – Вы фотографировали Берджеса, смотрителя шлюза?
– Ну да. Вы ведь сами показывали мне снимки. Этот был последним, который получился. Остальные два оказались смазаны.
– Вы их отсняли?
– Я – нет, может, Дерек. Когда я уходил на вокзал, Дерек крикнул мне вдогонку, чтобы я оставил ему фотоаппарат: если попадется что-нибудь стоящее, он, мол, доснимет пленку. Я ему и отдал.
– Это, однако, противоречит тому, что вы говорили мне в Оксфорде, не так ли? Что выронили пленку где-то около вокзала?
– Вы правы. Я думал, лучше будет сказать так, потому что я представления не имел, как пленка очутилась в кустах, и решил, что это может вызвать ненужные вопросы.
– Еще один вопрос, прежде чем вы продолжите. Вы кинули фотоаппарат вниз или спустились по ступенькам и передали его кузену из рук в руки?
– Спустился и передал. Дерек ни за что бы не поймал. Потом он оттолкнулся от нижних ступенек, а я прошел по мосту у запруды и направился на вокзал. Мы договорились, что у меня должно быть безупречное алиби, чтобы я имел все основания ничего не знать об исчезновении братца. Смотритель шлюза назвал мне точное время. По дороге я смотрел, кто бы мог меня увидеть, чтобы потом подтвердить. Но никого не было. И тогда я, как советовал Дерек, перелез через живую изгородь (она была у меня слева) и зашел на какую-то ферму, хотя мне было не по дороге – но там, как сказал Дерек, обязательно должны быть люди. Я увидел только пожилую женщину в верхнем окне, но снял шляпу, чтобы она меня запомнила.
Я специально не торопился, чтобы сесть на поезд в последний момент, – это была еще одна идея Дерека. Он сказал, что если я поеду без билета, то мне потом придется высунуться в Оксфорде, и служащий, который будет продавать билет, впоследствии меня вспомнит, чем подтвердит алиби. Все сработало. Дальше алиби, как вы понимаете, должен был подтвердить экзамен. Не вышло, но оттуда я взял такси и зашел в какой-то бар, чтобы у меня был повод спросить официантку, который час. Таким образом, прорех в моем алиби не осталось.
Затем по плану мне полагалось куда-нибудь сесть и ждать. Мы, конечно, не думали, что ждать придется так долго, это произошло из-за сбоя с экзаменом. Договоренность была такая, что около половины второго я подхожу к заброшенному лодочному сараю; по нашим подсчетам, примерно в это же время туда должна была подплыть и лодка. Я дал Дереку организовать все по-своему. Он должен был максимально убедительно сыграть, что у него прихватило сердце, упасть в реку, лодка при этом затонула, ну и так далее.
Дальше я неплохо разыграл беспокойство и взял с собой гостиничного служащего, чтобы у меня был свидетель, когда я найду каноэ. Я пришел туда минута в минуту, мой свидетель втащил лодку на берег и принялся нырять в поисках Дерека. Пока он там нырял, я обнаружил в лодке эту проклятую дырку и попытался ее заделать, причем ужасно разозлился, что Дерек решил утопить каноэ самым простым способом и не подумал, олух, что потом всякие люди будут задавать всякие вопросы. Это было плохо.
Но дальше больше. Мы договорились с Дереком, что, добравшись до Уайт-Брэктона, он пошлет мне письмо – по нашим подсчетам, около десяти утра, значит, письмо я должен был получить тем же вечером. Мне нужно было ответить ему из моей берлоги, подтвердив, что все прошло нормально. После этого мы решили больше не переписываться из опасения, что мою корреспонденцию будут просматривать. Так вот, когда я добрался тем вечером до дома, никакого письма не было. Я придумал шифр и сообщил его «Г. Эндертону», думая, что, может быть, Дереку проще будет передать сообщение таким способом, в крайнем случае через газеты. Но на следующее утро опять не было никакого письма из Уайт-Брэктона. Я забеспокоился всерьез, но не мог действовать, не навлекая подозрений. День проходил за днем, от Дерека не было никаких известий, никаких указаний, что мне делать.
Вам, может быть, неизвестно, что в Оксфорде значит конец семестра, я хочу сказать, вашего последнего семестра. Такое неприятное чувство, что вам нечем заняться – хочется пойти куда-нибудь и умереть. Ваше жалкое эстетство перед отъездом видится таким пустым, бессмысленным… Как в театре, когда вы не можете найти свою шляпу, а вокруг уже гасят свет. Это подействовало на меня так, что захотелось бросить все к чертовой матери и начать сначала. Своего рода религиозное обращение… Если Дерек намыливается куда-нибудь в колонию, почему бы и мне не поехать? И тут же у меня в голове молнией пронеслось: если Дерек решил исчезнуть, почему бы и мне?..
Я не знал тогда, что уже нахожусь под подозрением, и не хотел уезжать слишком далеко от того места, где все случилось, но оставаться в Оксфорде, где надо мной в голос смеялось прошлое, было слишком. Почему бы не раствориться где-нибудь в округе и ненадолго стать новым человеком? В маскировке я не нуждался, нужно было просто сбросить маску. Я решил, что надежнее будет представиться американцем. Я так долго жил в Штатах, что маленький спектакль не составлял для меня никакого труда. Я вспомнил об этой гостинице, мне она показалась довольно удобной. Я был уверен, что меня не узнают, если коротко подстричься и все такое. Я решился. По счастью, у меня было довольно много наличных, так как я собирался на континент и еще не заказывал билеты. Словом, я отправил багаж в Лондон, а сам, через несколько минут сев на ближайший поезд, растворился в воздухе. Вроде бы все прошло гладко. Правда, в последний момент у меня возникло ощущение, будто за мной наблюдают, вот я и постарался улизнуть, не привлекая к себе излишнего внимания.
Этот трюк с поездами пустяки, думаю, вы его уже разгадали. В Суиндоне я просто перешел на другой перрон, вернулся на пригородном поезде до Фарингдона и был всего в одной автобусной остановке отсюда. По дороге я заглянул в Уайт-Брэктон и с ужасом увидел, что мое письмо на имя «Г. Эндертона» мирно лежит на полке. Тогда мне в первый раз подумалось, что все всерьез пошло наперекосяк. Я проторчал там около часа, ждал, пока проход опустеет, чтобы спокойно забрать письмо, но возможности не представилось. Мне надоело, и я отправился сюда.