Валентен Мюссо - Круг невинных
Но около одиннадцати утра Камилла пришла ко мне в магазин и поведала горестную новость, которую мне было так трудно принять.
Тем же утром семья из Бордо, проводящая в Котре свой недельный отпуск, отправилась по дороге Поз, но не решилась дойти до Королевы Гортензии – разрушенной фермы, где когда-то останавливалась мать Наполеона III.
– Нет, мы уже поднялись и сейчас идем по дороге к перевалу Лисей.
Супружеская пара и двенадцатилетний ребенок должны были пройти добрых полтора часа, продвигаясь с крейсерской скоростью среди дубов и вязов, которыми сплошь зарос горный склон. Они проделали долгий путь по дороге, загроможденной камнями, скопившимися здесь из-за частых обвалов. Затем почти добрались до Тюрон-дез-Уль – каменистого мыса, который возвышается над всей равниной.
Но семья из Бордо не могла долго наслаждаться открывшимся перед ними восхитительным видом. Мальчик, который резвился среди скал и бегал между деревьями, нашел среди камней тело полуобнаженного мужчины.
И на это тело было не очень-то приятно смотреть.
Руки и ноги моего брата были стянуты мягкими наручниками, которыми пользуются в полиции и в армии. Наручники глубоко врезались ему в кожу. На трупе виднелись многочисленные следы пыток. Судебно-медицинский эксперт, спешно прибывший сюда, заметил кровоподтеки на различных частях тела от удара кулаком или тупым предметом. На теле и руках были найдены глубокие порезы, по всей вероятности, нанесенные охотничьим ножом. Сломано много ребер и плечевая кость. Имелись многочисленные следы удушения, как если бы кто-то упорно старался причинить как можно больше страданий, одновременно опасаясь, что жертва умрет слишком быстро. Синюшный цвет лица и множество мелких кровоизлияний окончательно убедили эксперта, что жертва была задушена. Полоса на шее послужила окончательным доказательством этой версии.
Рафаэль был сильным спортивным мужчиной в прекрасной физической форме. И очевидно, что он яростно сопротивлялся, но нападавший, должно быть, сумел каким-то образом быстро его обездвижить. И потом уже начал беспрепятственно мучить, творя все ужасающие деяния, следы которых теперь обнаружились на теле моего брата. Вряд ли широкоплечего Рафаэля можно было принять за кого-то другого. Это окончательно убедило меня, что брат не оказался случайной жертвой. Кто-то специально выследил именно его. Это не являлось и местью, так как, судя по всему, от Рафаэля хотели что-то узнать.
Тело сразу же отправили в судебно-медицинский институт, чтобы совершить все необходимые судебные процедуры. Но мы уже знали самое главное: мой брат был насмерть замучен и в самом его исчезновении скрывалась какая-то тайна, не известная никому из нас.
Прокуратура Тарба начала предварительное следствие по делу об убийстве. Как только тело было опознано, жандармы больше часа допрашивали нас. Я машинально отвечал на их вопросы, зная, что первые часы расследования имеют особое значение и что я могу, сам того не осознавая, предоставить важнейшие сведения.
С самого начала следователи показали себя полнейшими пессимистами. В противоположность тому, что чаще всего думают о подобных делах – убийствах с особой жестокостью, – такие улики, как отпечатки пальцев или следы ДНК, встречаются крайне редко. И даже в том случае, когда они хорошо различимы, таким образом можно расследовать лишь одно преступление из десяти, и это еще в том случае, если удается определить подозреваемых. С другой стороны, теперь все наводило на мысль, что смерть моего брата явилась следствием сведения счетов. Здесь процент раскрываемости преступлений считался одним из самых низких. Можно было также рассчитывать, хоть это и маловероятно, на прямых свидетелей, видевших, кто последовал за Рафаэлем в горы.
Следовательно, главная надежда состояла в «диалоговом» размере дела. Жандармы собирались как можно лучше узнать погибшего и его ближайшее окружение – расспросить всех живущих по соседству, коллег по работе, чтобы постараться понять, кто мог бы иметь на него зуб и почему. Но прошлое Рафаэля, стань оно объектом изучения полицейских, скорее всего, разочаровало бы их.
Мой брат не был ангелом, я говорю это даже с некоторой нежностью. С чего бы мне что-то скрывать? Не в моих привычках превозносить кого-либо только потому, что этого человека больше нет. Смерть не делает нас лучше. Мой брат вел беспорядочный образ жизни. Он был замешан во многих темных делишках и нарывался на неприятности с правосудием. Ничего особенно серьезного, но в то же время не так уж и безобидно. Уже в школе Рафаэль был одним из тех, кто не позволяет наступать себе на ноги, и никогда не избегал драки. С некоторым злорадством он даже сам искал себе врагов.
Ему было четырнадцать, когда его в первый раз вызвали в полицию: он участвовал в коллективной драке, которая скверно закончилась. Один из подростков получил легкое ножевое ранение, и Рафаэлю присудили общественные работы, какое-то количество часов. Теперь я вспоминаю – как я мог об этом забыть? – о том жалком бегстве после ссоры с родителями. Он исчез ненадолго: полиция заметила подростка, бродившего по улицам ночью. Тогда ему было всего лишь пятнадцать; уже взрослый во всем, что касается прав и обязанностей. Он ввязывался во всякие сомнительные предприятия – впрочем, довольно жалкие, в том числе и продажу наркотиков. Затем он в конце концов остепенился. Во всяком случае, я верил, что так оно и было, но его смерть породила во мне вполне обоснованные сомнения.
– Кто мог сотворить такое? – прошептала Камилла, будто обращаясь сама к себе.
Этот самый вопрос неотступно преследовал меня с тех пор, как обнаружили тело. Если б Рафаэль погиб из-за обычного несчастного случая в горах – тех, что случаются десятками каждый год, – можно было бы обвинять судьбу или уж не знаю, какой закон, установленный небом, утешать себя словами, что такое было написано ему на роду и следует безропотно принять эту смерть. И прочие избитые фразы, которые, по всеобщему утверждению, помогают «скорбеть».
– Думаешь, кто-то мог до такой степени рассердиться на него?
– Как ты думаешь, что это могло быть: личная месть или сведение счетов?
Камилла пожала плечами в знак того, что не имеет об этом ни малейшего понятия.
– Послушай, Винсент, я, как и ты, знаю, кем был Рафаэль. Он мне все рассказал о своем прошлом. Я в курсе его давнишних проделок.
Я и не знал, что он говорил с нею о грехах молодости. При жизни брата я думал, что его история с Камиллой – лишь мимолетное увлечение. Теперь я понимал, что она значила для него гораздо больше.
– Он мог оказаться замешанным в каком-нибудь мошенничестве, – снова заговорила Камилла. – Даже не знаю, в каком: история с наркотиками, деньги…
– Нет, Рафаэль был совсем не такой. Здесь, с тобою, он нашел истинное равновесие в жизни. С чего бы ему рисковать своим благополучием? У него было все, чего он хотел, он был счастлив. Это одна из немногих вещей, в которых я точно уверен.
Судя по всему, мои слова успокоили Камиллу. Она тут же опустила глаза, будто устыдившись того, что сомневалась в своем возлюбленном.
– Но что же в таком случае произошло? Это… зверство не могло быть случайным!
– Жандармы склоняются к версии сведения счетов, но они не исключают возможности, что на него мог напасть сумасшедший…
– Сумасшедший? Ты действительно в это веришь? – спросила Камилла с большим сомнением в голосе.
– Все возможно. Во всяком случае, мне известно, что они собираются выяснить, кто недавно вышел из тюрьмы и не было ли у Рафаэля разногласий с кем-нибудь из этой среды. Это обычная процедура.
– Они ничего не найдут, – уверенно заявила девушка.
Я молчаливо разделил ее мнение. Взяв сигарету из пачки «Мальборо», валяющейся на низком стеклянном столике, зажег маленький бумажный цилиндрик и сделал глубокую затяжку, от которой в голове у меня помутилось. Если я когда-нибудь и брошу курить, то уж точно не сегодня. Я протянул пачку Камилле, которая отрицательно покачала головой.
– У меня горло слишком болит, – пояснила она. – И к тому же заложен нос оттого, что я плакала.
Я улыбнулся ей. В придачу к красным глазам у Камиллы покраснел еще и нос. Я мысленно сказал себе, что единственный позитивный момент этой ситуации состоит в том, что ни она, ни я не одиноки в этом тяжелом испытании.
– Меня ноги больше не держат, и в то же время я уверена, что ночью не смогу сомкнуть глаз, – уверенно заявила Камилла.
– Ты должна по крайней мере попробовать хоть немного поспать. На ночь ты остаешься здесь?
Последняя фраза прозвучала скорее не как вопрос, а как утверждение.
– Может быть, но я не хотела бы тебя беспокоить.
