Агата Кристи - Свидание со смертью
– Ну?
– Ваша сестра говорила с вами? – мягко спросил Пуаро.
Реймонд кивнул:
– Да, она попросила меня прийти сюда. Конечно, я понимаю, что ваши подозрения вполне обоснованы. Если в тот вечер наш разговор подслушали, то факт неожиданной смерти матери должен показаться подозрительным! Я могу лишь заверить вас, что тот разговор был… временным помрачением ума. В то время напряжение стало просто невыносимым. Фантастический план убийства моей мачехи был… как бы это выразиться… способом выпустить пар.
Эркюль Пуаро медленно кивнул.
– Вполне возможно, – сказал он.
– Разумеется, утром все казалось… абсурдным. Клянусь вам, мистер Пуаро, что я никогда больше об этом не думал!
Сыщик не ответил.
– О, да, – поспешно сказал Реймонд, – я понимаю, что сказать это легко. И не жду, что вы поверите мне на слово. Но посмотрите на факты. Я разговаривал с матерью около шести часов. В тот момент она была жива и здорова. Я пошел в свою палатку, вымылся и присоединился к остальным, уже собравшимся в шатре. С того времени мы с Кэрол не двигались с места. Мы сидели на глазах у всех. Вам должно быть ясно, мистер Пуаро, что смерть моей матери была естественной – сердечный приступ – и не могла быть иной! Там присутствовали слуги, все время входили и выходили… Любое другое предположение просто абсурдно.
– А вам известно, мистер Бойнтон, – спокойно сказал Пуаро, – что, по мнению мисс Кинг, которая осматривала тело в половине седьмого, – смерть наступила на полтора, а возможно, и на два часа раньше?
Реймонд удивленно посмотрел на него. Вид у него был растерянный.
– Сара так считает? – выдохнул он.
Пуаро кивнул.
– Что вы теперь скажете?
– Но… это невозможно!
– Таковы показания мисс Кинг. А теперь приходите вы и говорите, что ваша мать была жива за сорок минут до того, как мисс Кинг осматривала тело.
– Но ведь она была жива! – воскликнул Реймонд.
– Будьте осторожны, мистер Бойнтон.
– Сара, должно быть, ошиблась! Вне всякого сомнения, она не приняла во внимание какой-нибудь фактор. Тепло от нагретых солнцем скал… или что-то еще… Могу вас заверить, мистер Пуаро, что моя мать была жива около шести часов, когда я с нею разговаривал.
Лицо бельгийца осталось бесстрастным.
Реймонд подался вперед:
– Мистер Пуаро, я знаю, как это все должно выглядеть с вашей точки зрения, но посмотрите на вещи беспристрастно. Вы человек предвзятый. И это вполне естественно. Вы живете в атмосфере преступлений. Любая внезапная смерть должна казаться вам преступлением. Разве вы не понимаете, что это не может не влиять на вашу объективность? Люди умирают ежедневно – особенно люди с больным сердцем, – и в их смерти нет ничего зловещего.
– Вы будете учить меня моему ремеслу, да? – вздохнул Пуаро.
– Нет. Конечно нет. Но я думаю, что вы необъективны – из-за того злополучного разговора. В смерти моей матери нет ничего, что могло бы вызвать подозрение, если не считать нашего с Кэрол разговора, нелепого и истеричного.
– Вы ошибаетесь, – Пуаро покачал головой. – Этим дело не ограничивается. Из аптечки доктора Жерара кто-то взял яд.
– Яд? – Рей удивленно посмотрел на него. – Яд? – переспросил он и немного отодвинул свой стул от стола. – Вы это подозреваете?
Пуаро выждал минуту или две. Потом тихим, почти безразличным голосом спросил:
– Ваш план был другим, да?
– О, да, – автоматически ответил Реймонд. – Вот почему… это все меняет… Я… У меня все перепуталось в голове.
– В чем состоял ваш план?
– Наш план? Это было…
Реймонд внезапно умолк. Взгляд у него стал сосредоточенным, почти подозрительным.
– Наверное, я вам больше ничего не скажу.
– Как вам будет угодно, – ответил Пуаро.
Он проводил взглядом молодого человека, который вышел из комнаты, подвинул к себе блокнот и мелким аккуратным почерком сделал последнюю запись: «Р. Б. 17.55?»
Затем Пуаро достал большой лист бумаги и стал писать. Закончив, он откинулся на спинку стула и слегка склонил голову набок, обдумывая результат. Получилось следующее:
Бойнтоны и Джефферсон Коуп покидают лагерь 15.05 (прибл.)
Доктор Жерар и Сара Кинг покидают лагерь 15.15 (прибл.)
Леди Уэстхолм и мисс Пирс покидают лагерь 16.15
Доктор Жерар возвращается в лагерь 16.20 (прибл.)
Леннокс Бойнтон возвращается в лагерь 16.35
Надин Бойнтон возвращается в лагерь и разговаривает с миссис Бойнтон 16.40
Надин Бойнтон оставляет свекровь и идет в шатер 16.50 (прибл.)
Кэрол Бойнтон возвращается в лагерь 17.10
Леди Уэстхолм, мисс Пирс и Джефферсон Коуп возвращаются в лагерь 17.40
Реймонд Бойнтон возвращается в лагерь 17.50
Сара Кинг возвращается в лагерь 18.00
Найдено тело 18.30
Глава 10
– Любопытно, – произнес Эркюль Пуаро.
Он сложил лист вдвое, подошел к двери и приказал вызвать к нему Махмуда. Толстый драгоман говорил без умолку. Его речь лилась нескончаемым потоком.
– Во всем всегда обвиняют меня. Всегда. Если что-нибудь случается, всегда говорят, что это моя вина. Всегда я. Когда леди Хант растянула лодыжку, спускаясь с места жертвоприношений, виноват был я, хотя она надела туфли на высоких каблуках, а лет ей не меньше шестидесяти – а может, все семьдесят. Не жизнь, а сплошные неприятности! И вдобавок эти евреи, которые вечно…
Пуаро с трудом удалось прервать этот поток слов, чтобы вставить вопрос.
– Говорите, в половине шестого? Нет, не думаю, что там мог быть кто-то из слуг. Понимаете, ленч был поздно – в два часа. А потом нужно было убрать со стола. После ленча все спят. Да, и американцы не пьют чай. В половине четвертого мы все уснули. В пять часов – я всегда, всегда забочусь о комфорте леди и джентльменов, которых обслуживаю, – я вышел из своей палатки, потому что знаю, что в это время все английские леди пьют чай. Но никого не было. Все пошли гулять. Для меня это очень хорошо – лучше, чем обычно. Я мог пойти и еще поспать. Без пятнадцати шесть начались неприятности – большая английская леди… очень важная леди… вернулась и захотела чай, хотя слуги уже накрывали на стол. Она доставляет столько беспокойства – требует, чтобы вода закипела и чтобы я лично за этим проследил… Да, добрый джентльмен! Что за жизнь… что за жизнь! Я стараюсь изо всех сил, но всегда оказываюсь виноват…
Пуаро снова перебил его:
– И еще одна небольшая деталь. Умершая дама рассердилась на одного из слуг. Вы не знаете, на кого именно и в чем там было дело?
Махмуд воздел руки к небу:
– Откуда мне знать? Естественно, нет. Старая леди мне не жаловалась.
– А выяснить можете?
– Нет, мой добрый джентльмен, это невозможно. Ни один из слуг не признается. Говорите, старая леди рассердилась? Тогда слуги ничего не скажут. Абдул укажет на Мохаммеда, Мохаммед – на Азиза, Азиз – на Айсу, и так далее. Все они – тупые бедуины и ничего не соображают.
Немного отдышавшись, он продолжил:
– А вот я учился в миссии. Знаю вашего Китса… Шелли… «галубкамая лубымаягалубкаумэрла…»
Пуаро поморщился. Английский язык не был для него родным, но он достаточно хорошо знал его, чтобы странное произношение Махмуда резало слух.
– Превосходно! – поспешил похвалить он драгомана. – Превосходно. Я обязательно порекомендую вас всем своим друзьям.
С трудом избавившись от многословного Махмуда, Пуаро взял исписанный лист бумаги и отнес к полковнику Карбери, которого нашел в его кабинете.
Карбери поправил галстук, так что тот перекосился еще больше, и спросил:
– Что-нибудь выяснили?
– Хотите, поделюсь с вами своей теорией?
– Пожалуй, – ответил полковник Карбери и вздохнул. За свою жизнь он слышал много разных теорий.
– Она заключается в том, что криминология – самая легкая наука в мире! Нужно только позволить преступнику говорить, и рано или поздно он расскажет вам все.
– Помнится, нечто подобное вы уже заявляли. И кто же вам всё рассказывает?
– Все.
Пуаро кратко изложил содержание бесед, которые он провел сегодня утром.
– Гм, – промычал Карбери. – Возможно, вы нашли одну или две зацепки. Жаль только, что они указывают разные направления. Но я хотел бы знать: мы можем предъявить обвинение?
– Нет.
– Этого я и боялся, – снова вздохнул Карбери.
– Но до наступления ночи, – заверил его Пуаро, – вы будете знать правду!
– Да, вы мне уже обещали. А я выразил сомнения, что вам это удастся. Вы уверены?
– Абсолютно уверен.
– Прямо завидно, – пробормотал полковник.
Если в его взгляде и мелькнул насмешливый огонек, сыщик предпочел сделать вид, что ничего не заметил. Он развернул принесенный с собой лист бумаги.
