Ю Несбё - Охотники за головами

– Здрасте! – крикнул я, еще не добежав до крыльца.

Ответа не последовало.

– Здравствуйте, О! – повторил я.

Ответа по-прежнему не было.

Я остановился под дождем у подножия крыльца. Кот направился ко мне, мягко ступая по ступенькам. Я-то думал, кошки терпеть не могут дождь. У него были миндалевидные глаза, как у Дианы, и он прижался ко мне, словно старый приятель. Или словно я был ему совершенно чужой. Фермер опустил винтовку. По словам Уве, О пользовался оптическим прицелом старой винтовки, чтобы видеть, кто пришел, потому что он слишком жадный, чтобы купить себе нормальный бинокль. Но из тех же соображений он не мог себе позволить патронов, так что опасаться было нечего. Я полагал, что этот ритуал, кроме всего прочего, способствовал снижению количества гостей. О сплюнул через перила крыльца.

– А че етот Хикерюд, а, Браун?

Голос у него был скрипучий, как несмазанная дверь, а имя Хикерюд он выплюнул, словно ругательство. Откуда он узнал мою фамилию, я понятия не имел, но уж во всяком случае не от Уве.

– Приедет позже, – сказал я. – Можно, я поставлю свою машину у вас в амбаре?

О снова сплюнул:

– Ето тебе встанет. И машина ета не твоя, а етова Хикерюда. На чем он тады доберется?

Я глубоко вздохнул:

– На лыжах. Сколько надо?

– Пятьсот в сутки.

– Пять…сот?

Он презрительно ухмыльнулся:

– Или пусть стоит на дороге бесплатно.

Я пролистнул три двухсотки из бумажника Уве и поднялся на крыльцо, где Синдре О уже держал наготове костлявую ладонь. Он сунул купюры в пухлый бумажник и снова сплюнул.

– Сдачу можно и потом, – сказал я.

Он, не отвечая, вошел в дом и захлопнул за собой дверь.

Я задним ходом заехал в амбар и в темноте чуть не врезался в острые стальные зубья косилки. К счастью, косилка, прицепленная к синему трактору «Мэсси Фергюсон», находилась в поднятом положении. Так что вместо того, чтобы пробуравить мне задний бампер или проколоть покрышки, она только царапнула меня по крышке багажника, вовремя предупредив, не то десять стальных копий прошили бы мне заднее стекло.

Я поставил «мерседес» возле трактора, вынул папку и побежал наверх к домику. К счастью, ельник был такой густой, что почти не пропускал дождя, и, когда я наконец заперся внутри простого деревянного сруба, волосы мои были на удивление сухими. Я подумал было растопить печь, но отказался от этой мысли. Потратить столько усилий на то, чтобы спрятать машину, а потом сигнализировать с помощью дыма, что в доме кто-то есть, – это неостроумно. Только теперь я понял, как проголодался.

Я снял с себя джинсовую куртку Уве и повесил на спинку стула на кухне, прошелся по шкафам и обнаружил одну-единственную консервную банку мясной тушенки с картошкой, еще с прошлого раза, когда мы с Уве тут были. В шкафчиках не нашлось ни столовых приборов, ни открывалки, но я сумел пробить дырку в жестяной крышке стволом «глока». Я уселся и пальцами стал пихать в себя из банки ее жирное, соленое содержимое. Потом уставился на дождь за окном, льющий на лес, и маленький двор между домом и уборной. Зайдя в спальню, я сунул папку с Рубенсом под матрас и улегся на нижнюю койку двухъярусной кровати – подумать. На долгие раздумья меня не хватило. Видимо, вышел весь адреналин, произведенный организмом за сегодняшний день, потому что я вдруг открыл глаза и обнаружил, что спал. Я глянул на часы. Четыре часа дня. Вытащив мобильник, я обнаружил на нем восемь неотвеченных звонков. Четыре от Дианы, вероятно разыгрывающей роль встревоженной жены, пока Греве, наклонившись и глядя ей через плечо, интересуется, где меня черти носят. Три от Фердинанда, который, видимо, ждет приказа о назначении или, по крайней мере, инструкций, как дальше действовать с «Патфайндером». А один номер я сразу не узнал, потому что в свое время удалил его из списка. Но как оказалось, не из памяти и сердца. И, глядя на этот номер, я подумал, что у меня – человека, за свои тридцать с лишним лет на этой планете собравшего вокруг себя столько однокашников, бывших пассий, коллег и деловых знакомых, что они занимают два мегабайта в «Аутлуке», – есть на самом деле единственный человек, кому я точно могу довериться. Девушка, с которой я был знаком всего три недели. Ну да, трахался три недели. Кареглазая датчанка, которая одевается как чучело, отвечает односложно и чье имя, если произносить по-датски, состоит всего из трех звуков – Лод. И я не знал, для кого из нас это печальнее.

Я позвонил в справочную и попросил дать мне один зарубежный номер. Большинство коммутаторов в Норвегии в четыре уже закрыты, очевидно потому, что все уже ушли домой, судя по статистике – к своей больной половине, в стране с самым коротким рабочим днем, самым большим бюджетом здравоохранения и самым длинным больничным. Но коммутатор «ХОТЕ» ответил как ни в чем не бывало. Я не знал ни имени, ни названия отдела, но решил попытать счастья.

– Can you put me through to the new guy, dear?

– New guy, Sir?

– You know. Head of technical division.

– Felsenbrink is hardly new, Sir.

– To me he is. So, is Felsenbrink in, dear?[16]

Спустя четыре секунды меня соединили с голландцем, который не только оказался на работе, но говорил бодро и любезно, несмотря на то что была уже одна минута пятого.

– I’m Roger Brown from Alfa Recruting[17].

Это правда.

– Mister Clas Greve has given us your name as a reference[18].

Ложь.

– Right[19], – сказал мой собеседник без малейшего удивления в голосе. – Clas Greve is the best manager I’ve ever worked with[20].

– So you[21]… – начал я.

– Yes, Sir, my most sincere recommendations. He is the perfect man for Pathfinder. Or any other company for that matter[22].

Я помедлил. И передумал.

– Thank you, Mister Fenselbrink[23].

– Felsenbrink. Any time[24].

Я сунул телефон в карман брюк. Непонятно почему возникло чувство, что я сделал какую-то ошибку. Снаружи лило как из ведра, и в отсутствие лучшего занятия я вытащил Рубенса и стал рассматривать при свете из кухонного окошка. Яростное лицо охотника Мелеагра, пронзающего добычу. И вдруг сообразил, кого он мне напомнил, когда я впервые увидел картину: Класа Греве. Тут до меня словно дошло. Совпадение, конечно, но Диана мне как-то говорила, что ее имя – это римское наименование Артемиды, греческой богини охоты и деторождения. И ведь это Артемида послала охотника Мелеагра, не так ли? Я зевнул и стал искать себя на этой картине, прежде чем сообразил, что перепутал. Все наоборот, Артемида как раз наслала чудовищного вепря. Я тер глаза, усталость ощущалась по-прежнему.

Вдруг я понял: что-то произошло, что-то изменилось, но я, занятый разглядыванием картины, не обратил на это внимания. Я глянул в окно. Это звук. Дождь кончился.

Я убрал картину обратно в папку и решил припрятать ее как следует. Мне придется выйти из избушки – надо в магазин, да и еще есть дела, а к этому скользкому Синдре О у меня нет ни малейшего доверия.

Я осмотрелся – взгляд упал на уборную за окном. Крыша из редких дощечек. Идя через двор, я подумал, что зря не надел куртку. Первый ночной заморозок может случиться когда угодно.

Уборная представляла собой строение с односкатной крышей и минимумом удобств: четыре стены, через щели которых осуществлялась естественная вентиляция, и деревянный стульчак с круглой дыркой, прикрытой четырехугольной, грубо сколоченной крышкой. Я снял со стульчака три пустые картонные трубки от рулонов туалетной бумаги и телевизионный еженедельник, с обложки которого смотрели булавочные зрачки Руне Рюдберга[25], и влез на стульчак. Подтянулся к потолочным доскам, свободно лежащим поверх балок, и в очередной раз пожалел о недостающей мне паре сантиметров роста. Наконец я подцепил одну из досок, запихнул папку внутрь и положил доску на место. И, стоя там, на стульчаке, с широко расставленными ногами, я вдруг оцепенел и уставился в просвет между досками стены. Снаружи было совершенно тихо, если не считать звука падающих с деревьев дождевых капель. Кроме этого, я не слышал ни звука, ни треска веток, ни хлюпанья шагов по мокрой тропе. Ничего, кроме поскуливания собаки, стоявшей на опушке рядом со своим хозяином. Сиди я в доме, я бы их не увидел, они стояли так, что не попадали в поле обзора из окна. Собака была литой снаряд из мышц, челюстей и зубов, упакованный в тело боксера, только поменьше и поплотнее. Позволю себе напомнить: я терпеть не могу собак. Клас Греве был в камуфляжном плаще и зеленой кепке. Никакого оружия он в руках не держал, а уж что там было у него под плащом, оставалось только гадать. Вдруг я понял, что для Греве это оптимальное место. Пустынное, никаких свидетелей, спрятать труп ничего не стоит.

Внезапно хозяин и собака одновременно пошевелились, словно подчиняясь неслышной команде.

Сердце стучало от страха, и все-таки я не мог отвести от них восхищенного взгляда: как они быстро и совершенно бесшумно движутся с опушки, вдоль стены дома и дальше – не медля – в дверь, которую оставили распахнутой настежь.

Я знал, что у меня остаются секунды, потом Греве обнаружит, что в доме никого нет. Найдет куртку на спинке стула, свидетельствующую, что я где-то поблизости. И… блин!.. увидит «глок» на кухонном столе рядом с пустой консервной банкой. Мозг работал туго и пришел к единственному выводу: у меня нет ничего – ни оружия, ни пути к отступлению, ни плана, ни времени. Стоит только броситься бежать, и максимум через десять секунд на горле у меня окажется двадцать кило голландской собачатины, а в затылке – девятимиллиметровая пуля. Если коротко, я в полном дерьме. В этой связи мой мозг должен был впасть в панику. Но вместо этого он сделал то, чего я от него совершенно не ожидал. Мысль замерла и вернулась назад. К этому «в полном дерьме».