Рекс Стаут - Только через мой труп
– Да.
– Как вы узнали, что они иностранные агенты?
– Ну как… они мне сами сказали.
– Вот как. Просто взяли и сказали?
– Они… ну, просто сказали, и всё. – Нийя улыбнулась Вульфу. – При определенных условиях… я хочу сказать, мужчина может кое-чем поделиться с девушкой, если обстановка тому благоприятствует.
– Вы были настолько близки с мистером Ладлоу? И с мистером Фабером?
– О нет, нет. – Ее подбородок чуть вздернулся. – Вовсе не так близки.
– Еще они вам признались… ну да ладно. Итак, вы утверждаете, что не являетесь правительственным агентом. Может, вы политический представитель? Вы приехали сюда с политической миссией?
– Нет.
– А вы, мисс Лофхен?
– Нет, сэр.
– Вы обе лжете.
Они так и уставились на него. Нийя вздернула подбородок. Глаза Карлы сузились, хотя и не настолько, чтобы не видеть, что́ творится вокруг.
– Мисс Лофхен, – резко проговорил Вульф, – для интриганки вы на редкость неуклюжи. С тех пор как вы вошли в мой кабинет, ваш взгляд уже дважды обращался к книжной полке, к тому самому месту, где стоит «Объединенная Югославия». Я знаю, что вы спрятали туда одну бумагу. Я сам ее оттуда вытащил и переложил в другое место.
Нийя по-прежнему не спускала глаз с Вульфа, но и только. Зато Карла, побледнев, подскочила и бессвязно залепетала:
– Но я… Я только хотела…
– Знаю. – Вульф остановил ее движением руки. – Вы только хотели оставить ее в книге на некоторое время для пущей сохранности. Там, куда я ее перепрятал, она даже в большей безопасности. Я упоминаю об этом только потому…
– Где она?
Глаза Нийи Тормик уподобились двум шпагам, пронзающим Вульфа насквозь, а голос разил словно кинжал. Она вскочила и оказалась возле его стола с тем же неуловимым проворством, с каким Милтан продемонстрировал мне выпад своего чемпионского клинка.
– Где она?
Тут чертовка повернулась, потому что Карла подбежала к ней и схватила за локоть. Нийя тряхнула рукой, пытаясь высвободиться, но подруга только крепче ухватила ее локоть и отрывисто проговорила:
– Нийя! Нийя, сядь на место! Нийя, ты же знаешь…
Неистовая девица в ответ разразилась потоком слов, для передачи которых, попытайся я что-то записать, в английском алфавите не отыскалось бы подходящих букв. Вторая черногорка не осталась в долгу, но ее речь звучала не столь эмоционально – Карла вполне владела собой.
– Я, между прочим, понимаю по сербско-хорватски, – заметил Вульф.
– О! – воскликнули балканки в один голос.
Вульф кивнул:
– Мне довелось пожить в Югославии. В свое время я немного поработал на австрийское правительство. Был тогда слишком зелен и не понимал, что этого не стоит делать. В тысяча девятьсот двадцать первом году я все еще находился в вашей стране и удочерил там девочку…
– Я хочу, чтобы вы вернули мне эту бумагу.
– Знаю, мисс Лофхен. Но я даже обсуждать ничего не собираюсь и предоставлю вам самим разбираться со своими делами, пока вы, детки, не сядете на свои места и не станете вести себя прилично. Чтобы больше никаких прыжков и кошачьего визга! Я этого не выношу. Да и, кроме того, стенания вам не помогут. Сядьте!
Девушки повиновались.
– Вот так-то лучше. Я упомянул о том документе, только чтобы показать, как догадался, что вы лжете, говоря, будто не выполняете в этой стране политической миссии. А кстати, полиции вы, наверно, тоже солгали? Ну конечно, как же иначе. Теперь, раз уж речь зашла о том документе, мисс Лофхен, расскажите, как он попал к вам.
– Я… – Карла перебирала складки юбки. – Просто попал, и все.
– Где и каким образом? Это ваш документ?
– Я его украла.
– Нет! – резко оборвала ее Нийя. – Это я украла его!
Вульф пожал плечами:
– Поделите эту сомнительную честь пополам. У кого вы его украли?
– У особы, которой он принадлежал.
– У княгини Владанки Доневич?
– Не скажу.
– Хорошо. Это все же лучше попыток меня обмануть. Княгиня сейчас тоже в Нью-Йорке?
– Я ничего не расскажу вам об этом документе.
– Берегитесь. Вы рискуете жизнью. Единственное, что защищает вас от обвинения в убийстве, это неподтвержденное алиби, представленное Фабером. Вы хотите, чтобы я уберег вас от этой опасности?
– Да.
Какое-то мгновение казалось, что Нийя вот-вот улыбнется, но этого не случилось.
– Да, хочу, – повторила она.
– Вы готовы заплатить мне обычный гонорар, который я требую в таких случаях? Несколько тысяч долларов?
– О боже, нет. – Она взглянула на Карлу и снова на него. – Но… я попробую.
– Посылая ко мне мисс Лофхен, вы рассчитывали, что я не откажу в помощи своей приемной дочери?
Она кивнула:
– Я полагалась на ваши чувства…
– Моя жировая прослойка надежно защищает их от внешних воздействий. Мне пару раз слишком сильно досталось из-за сантиментов, и я выработал такую вот защиту. Останься я, как раньше, тощим и прытким, давным-давно уже протянул бы ноги. Знаете, а у меня ведь нет никаких доказательств, что вы моя дочь. Мисс Лофхен, которую вы подослали, передала мне свидетельство об удочерении, подписанное мной. Этот документ вы тоже украли?
Карла издала негодующее восклицание. Нийя снова вскочила, глаза ее сверкали.
– Если вы можете так думать, то дальше нет смысла…
– Я вовсе так не думаю. Просто мне ничего толком не известно. И я же попросил вас больше не вскакивать с места. Пожалуйста, сядьте, мисс Тормик. Спасибо. Я всегда был романтичен до идиотизма. Да и сейчас таким остаюсь, только научился держать в узде свои порывы. В двадцать пять лет мне казалась романтичной миссия секретного агента австрийского правительства. Мое возмужание и обретение жизненного опыта прервала мировая война. Это не самый лучший способ узнать жизнь. Война выдерживает вас в крепком рассоле слез страха и отвращения. Пф! После войны я еще оставался тощим и прытким. В Черногории я принял на себя ответственность за трехлетнюю сироту, обязался доставлять ей средства к существованию, заботиться о ее физическом здоровье и нравственном воспитании. Я удочерил ее. Кое-какие другие поступки окончательно избавили меня от юношеской восторженности, но это уже с вами не связано. Когда я впервые увидел ту девочку, она напоминала живой скелетик… Из-за других моих дел мне пришлось покинуть Черногорию. Девочку я оставил, как полагал, в хороших руках и вернулся в Америку. – Вульф откинулся в кресле и чуть прищурился. – А дальше, пожалуйста, продолжайте вы.
– Вы оставили меня в Загребе с Перо Бровником и его женой, – сказала Нийя.
– Верно. Как вас тогда звали?
– Анна. Мне было восемь лет, когда их арестовали и расстреляли, как бунтовщиков. Я не очень хорошо это помню, но знаю обо всем досконально.
– Понятно, – мрачно отозвался Вульф. – И те три года, что я продолжал посылать деньги в Загреб, их кто-то попросту прикарманивал, прикрываясь именем Бровника. У меня зародились подозрения, и я решил в этом разобраться – хотя тогда уже был далеко не тощим, – но ничего выяснить мне не удалось. Я так и не сумел разыскать ту девочку. Только угодил в тюрьму, откуда меня вызволил американский консул, и в течение десяти часов должен был покинуть страну. – Вульф скривился. – С тех пор я больше не был в Европе, да и в тюрьме тоже. Где же вы скрывались?
– Мне тогда было одиннадцать лет.
– Да. Но все же – где вы были?
Прежде чем ответить, она некоторое время пристально разглядывала его.
– Я не могу вам этого сказать.
– Либо вы мне всё расскажете, либо уходите отсюда и больше не возвращайтесь. А украденная вами бумага, которую ваша подруга спрятала в моей книге, останется у меня. Только не поднимайте снова кошачий визг.
– Расскажи ему, Нийя, – велела Карла.
– Но, Карла, тогда он узнает…
– Расскажи, я говорю!
– И расскажите правду, – посоветовал Вульф. – Я все равно ее узнаю, стоит только мне отправить телеграмму в Европу.
Нийя сказала:
– Когда Бровников арестовали, меня отправили в интернат. Год спустя меня забрала оттуда некая миссис Кэмпбелл.
– Кто это?
– Англичанка, секретарь князя Петера Доневича.
– Что ей от вас было нужно?
– Она посетила наш интернат, и я ей как будто понравилась. Тогда я уже не была скелетиком. Она хотела удочерить меня, но не могла этого сделать, из-за вас.
– Почему она не связалась со мной?
– Из-за… князя Доневича. Из-за тех друзей, которые имелись у вас в Югославии, вроде Бровников. Доневичи знали, что вы можете доставить неприятности, а неприятности со стороны американца им не очень-то улыбались.
– Разумеется. Им вряд ли удалось бы вызвать в страну американца и потом расстрелять его. Значит, она просто украла деньги, которые я посылал в течение трех лет.
– Об этом я ничего не знаю.
– А сейчас она где?
– Умерла четыре года назад.
– Где вы были после этого?
– Там же, где и раньше.
– У Доневичей?
– В их доме.
