Алан Брэдли - Сэндвич с пеплом и фазаном
Эта штука явно имела лицо – это я определила сразу. И крылья!
Да, она похожа на завернутое тело – даже слишком. Я вспомнила знаменитую статую Джона Донна, которую мы видели в соборе Святого Павла, – настоятеля этого собора, который, как считалось, позировал для нее на смертном одре. Еще говорили, что это единственная статуя в соборе, пережившая великий пожар в 1666 году. Даже сейчас, почти триста лет спустя, на ней были заметны следы сажи.
В точности как изображение бедолаги Донна, эта крошечная крылатая фигурка пережила воздействие огня.
Совпадение?
Я очень надеюсь, что нет.
Я так глубоко погрузилась в изучение медальона через увеличительное стекло, что не услышала, как открылась дверь.
Я понятия не имела, что мисс Фолторн тут, пока она не заговорила.
– Что это значит?
Она произнесла эти слова медленно, ледяным зловещим тоном – должно быть, именно так змея обратилась к Еве в райском саду.
Со скоростью света я уронила медальон в карман халата и припрятала его в складках носового платка.
– Что у тебя там?
– Ничего, мисс Фолторн.
– Чепуха! Что это? Дай сюда.
Наступил знаменательный миг – момент истины, пан или пропал, как говорят тореадоры.
Или, в моем случае, момент лжи.
– Пожалуйста, мисс, это мокрота, – ответила я, доставая платок из кармана и протягивая ей для проверки. И изобразила на лице выражение замешательства. – Кажется, я сильно простудилась.
Для пущего правдоподобия из глубин своего организма я исторгла довольно убедительный кашель и выплюнула воображаемое нечто на платок.
И снова протянула его ей.
Чтобы играть в такие игры, требуется определенная доля смелости: умение блефовать в сочетании с детской невинностью, и я в этом довольно хороша.
– Убери эту гадость, – с отвращением сказала мисс Фолторн и резко переменила тему разговора: – Почему у тебя горит свет?
Я чуть не ляпнула: «Мне показалось, что я кашляю кровью, и решила посмотреть», но что-то подсказало мне придержать коней.
– Я встала пораньше, чтобы написать сочинение о Уильяме Палмере, – ответила я, утирая рот напоследок и показывая на тетрадь и ручку, которые – хвала Господу! – лежали на письменном столе.
Мисс Фолторн ничего не сказала, но внимательно на меня посмотрела, и ее рубиновая булавка у горла поднималась и опускалась с гипнотизирующим постоянством. Вдох за вдохом.
– Я не могу спустить это тебе с рук, Флавия, – наконец объявила она, как будто пришла к неожиданному решению. – Ты понимаешь?
Я кивнула, изображая из себя саму покорность.
– Нам надо поговорить, – продолжила она. – Но не здесь и не сейчас. Утром, сразу после урока гимнастики ты пойдешь на долгую прогулку – одна! – и поразмыслишь о своем непослушании. Когда я решу, что с тебя довольно, посмотрим, что нам делать дальше.
Гимнастический зал являл собой глубокое гулкое ущелье высотой в несколько этажей. Некогда здесь была часовня с высокими каменными арками, утопленными ниже уровня пола проходами, позолоченными органными трубами и затейливыми гротами, но сейчас святым и мученикам на витражных окнах оставалось наблюдать только лишь за беспорядочно расставленными спортивными конями, параллельными брусьями, канатами и кольцами на цепях: все это на удивление напоминает комнату пыток в замке, куда нас однажды возили на экскурсию, когда я еще состояла в рядах девочек-скаутов.
В синем спортивном купальнике с квадратным вырезом я чувствовала себя еще более замерзшей, голой и нелепой, чем в первый раз, как будто я – деревенская дурочка в спецовке или съежившаяся пешка на чужом шахматном поле.
Когда я вошла, раздался пронзительный свисток и нам начали выкрикивать инструкции:
– Левую руку вверх! Правую руку вперед и вытянуть! Правую руку вперед… левую вверх… вытянуть. Голову прямо, наклонить! Голову налево, направо!
Честно признаю тот факт, что я чувствую себя крайне неловко в обстановке чрезмерного шума и что мне нет никакого дела до громких указаний. Я пришла к выводу, чтобы если бы мне суждено было стать овцой, я бы родилась с шерстью вместо кожи.
Я полезла вверх по деревянной лестнице, тяжело плюхнулась на мат, издала слабый крик боли, моргнула в сторону мисс Паддикомб, учительницы гимнастики, согнула ногу под неудобным углом, будто проверяя, не сломала ли кость, и похромала в свою комнату, чтобы избавиться от клоунского наряда.
Разберусь с бумажками попозже.
Мне повезло родиться с отличным чувством ориентации на местности, так что даже в ванной или туалете я всегда знаю, где север.
Стоя на улице перед академией мисс Бодикот, я могла бы пойти на север или на юг, но решила отправиться на север, потому что это мое любимое направление. В этой стороне находится Северный полюс, который расположен намного ближе к Канаде, чем к Букшоу. Если зайти на север подальше, я знаю, закончатся деревья и начнутся северные медведи, хотя с учетом трамваев, стучащих по рельсам в конце квартала, это кажется труднодостижимым.
Но вскоре я передумала. Предполагалось, что я поразмыслю о своем непослушании, но вместо этого я поймала себя на мысли о том, что среди улиц с одинаковыми домами я вполне могу заблудиться. В конце концов, я нахожусь в незнакомом городе и более того – в незнакомой стране. Кто знает, какие опасности подстерегают тут новоприбывших?
Из дома, в котором окна второго этажа были завешены простынями и незнакомым флагом, выбежала женщина в вязаной розовой шапочке.
– Ты заблудилась? – спросила она, бросив на меня один-единственный взгляд.
Неужели так очевидно, что я здесь чужая?
Я улыбнулась ей (не стоит раздражать аборигенов), повернулась на каблуках и пошла в обратном направлении.
Не надо слишком утруждать свой мозг, чтобы понять, что лучше бы мне держаться людных улиц.
Иди по трамвайным путям, – подсказал мне инстинкт.
Через несколько минут я оказалась снова перед входом в академию мисс Бодикот, откуда доносился гул голосов. Хорошо быть на улице. И хорошо быть в одиночестве.
Я шла на юг, пока не увидела табличку с названием Данфорт-авеню, и повернула на запад.
Удивительный факт, о котором редко говорят: проведя всю жизнь в деревне с ее проселками, очень трудно идти по тротуару. Не пройдя и мили, я нашла предлог для остановки, зайдя в магазин за бутылочкой имбирного пива.
– Твои деньги здесь не годятся, – сказала мне пожилая женщина, стоявшая за прилавком, рассмотрев мой шиллинг и вернув мне его обратно. – Вот что я тебе скажу. Я тебе дам бутылочку холодненького только ради удовольствия послушать, как ты говоришь. У тебя такой милый акцент. Ну-ка, скажи что-нибудь.
Я вовсе не считаю, что у меня акцент. Наоборот, акцент у всех остальных.
– Спасибо, – сказала я, понимая, что одного спасибо недостаточно, чтобы заплатить за напиток.
– Нет, что-нибудь подлиннее, – ответила она. – Расскажи стишок.
Если не считать пары комических куплетов о химии, которые вряд ли уместны в данной ситуации, единственным стихотворением, которое я смогла припомнить, была песенка, которую я слышала от девочек, прыгавших через скакалку, в Бишоп-Лейси, – сейчас казалось, это была сценка из прежней жизни.
Я приступила к делу, до того как стыд заставит меня передумать и сбежать. Приняв скромную позу и сложив руки на талии, я начала:
Бедняжечка крошка Лео
Погиб, ко всеобщему горю!
Домой он приехал под Юнион Джеком[14]
По бурному синему морю.
Бедняжечка крошка Лео
Убит был на поле боя!
Домой он приехал под Юнион Джеком
По бурному синему морю.
– Как мило, крошка, – произнесла женщина, открыла холодильник и протянула мне заиндевевшую бутылку газировки. – Когда-то у меня был племянник по имени Лео. Его не потопила торпеда, но он переехал во Флориду. Что тут скажешь?
Я улыбнулась, потому что мне показалось, что это самый подходящий ответ.
Я уже вышла на улицу и быстро прошла прочь, когда мне снова вспомнились строчки глупого стишка: «Домой он приехал под Юнион Джеком…»
Почему они показались мне такими знакомыми? Чтобы сообразить, мне потребовалась секунда.
Под «Юнион Джеком» – точно как тело, вывалившееся из камина!
Может ли тут быть какая-то связь?
Мог ли кто-то – незнакомый убийца – убивать своих жертв в точности как в детских стишках, на манер того, о чем писала мисс Кристи?
Даффи рассказывала мне о детективных загадках, основанных на детских стихах, железнодорожных путеводителях и тому подобном, но может ли быть хоть слабая вероятность, что канадский убийца решил копировать эти методы?
Одна мысль об этом волновала меня и леденила мне кровь. С одной стороны, решение вполне может оказаться у меня перед носом, но с другой – убийца вполне может еще действовать, причем недалеко от меня.
