Кэрол Дуглас - Красный замок
За рассохшейся дверью открывалась дорога вниз, в еще более густые мрак и зловоние.
Холмс извлек фонарик из вместительного кармана. Мы остановились на середине лестницы, чтобы зажечь его.
Освещение, пускай и очень слабое, казалось, обострило остальные чувства. Я вдохнул тлетворный сырой воздух, опасаясь за сохранность легких. Снизу слышался шорох бегающих по полу тварей; к этому звуку то и дело добавлялись писк и шум падающих капель – это едва ли меня воодушевило. Если бы я знал, что нам придется иметь дело с канализационными крысами, я прихватил бы дубинку, а не револьвер.
– Что вы надеетесь здесь найти, Холмс?
– Подвал. Несомненно, у других лачуг, которые сдаются как жилье, нет такого преимущества, но это здание достаточно старое и просторное: здесь должно быть подземное помещение.
– Вы так говорите, что можно подумать, будто это пристройка ада.
– Ад – лишь понятие, как и никогда не замирающее на месте небо, которое не интересует истинного ученого, Уотсон. Если бы ваше пристрастие рассказчика ко всему жуткому не смешивалось с восхитительной медицинской точностью, вы обращали бы больше внимания на практические ресурсы подвала, а не на предрассудки наивных душ и всяческие суеверия.
– На одном из писем Потрошителя стояла подпись: «Из ада».
– Послания приписывают Потрошителю, поскольку было доказано, что их отправил непойманный преступник? Или потому, что они захватили общественное воображение?
– Кто еще мог их отправить? – нахмурился я.
– Шутники, мой дорогой друг. Они кропают сотни и тысячи подобных посланий, гораздо менее убедительных и… соблазнительных. И возможно, худшие шутники из всех – сами журналисты – хотели прогреметь новостью.
– Подобное было бы крайне безответственно.
– Именно так я и полагаю. Вы читали в газетах хоть один отчет о моих скромных стараниях, которой не пестрел бы ошибками?
– Вообще говоря, газеты любят приписывать ваши заслуги полиции.
– Тогда вас не должно удивлять, что Скотленд-Ярд поощряет манипуляции газетчиков. Так называемые «послания Потрошителя» очень напоминают записку с требованиями выкупа в одном из ваших беллетризованных отчетов о моих расследованиях, Уотсон. Там использовано несколько небрежных американизмов, к примеру приветствия вроде «дорогой босс», но в то же время прослеживается стиль и подражание орфографии выражений кокни. Зачем снисходить до жаргона двух настолько разных и географически разделенных групп?
– Действительно нет смысла. Разве что… автор происходит из совершенно другого слоя общества.
– Узнаю своего упрямого друга Уотсона! Вы напали на след! Итак, это означает, что Потрошитель?..
– Образованный англичанин.
– Браво! – Холмс похлопал меня по плечу. – Возможно, теперь вы понимаете, почему дело оказалось под покровом молчания, после того как тело Мэри Джейн Келли было изуверски выпотрошено и освежевано в ее комнате на Миллерс-Корт девятого ноября прошлого года. Весь Лондон, задержав дыхание, надеется, что мир больше ничего не услышит о Джеке-потрошителе.
Мне случалось наблюдать, как мой друг Шерлок Холмс, припав к полу в кабинете, изучает переплетение восточного ковра, волокно за волокном.
Я уже привык, что он ведет себя как человек-ищейка, стараясь держать глаза и увеличительное стекло как можно ближе к земле. И затем я мог лишь восхищаться серьезными выводами, которые он выжимал из мельчайших частиц улик, будь то крупица определенной породы глины или прежде не замеченная капля крови.
Но я не ожидал, что он совершит подобный исследовательский ритуал на перепачканном полу подвала бурлящего трактира в Уайтчепеле.
– Хорошо, что вы не женаты, Холмс, – отметил я. – Хоть сколько-нибудь разумная супруга упала бы в обморок, взглянув на вашу одежду после таких занятий.
– Я не женат по другим причинам, старина, а вовсе не в целях уберечь женский пол от обмороков. Наклоните лампу чуть ниже… еще ниже и правее. Вот, вот так, дружище! А сейчас, чтобы произвести извлечение не хуже какого-нибудь зубного врача…
– Я с этим отлично справляюсь сам.
– Сомневаюсь, что вам случалось в ходе лечения найти что-либо подобное.
Детектив поднес пинцет к свету фонаря. Я мог разглядеть только полупрозрачный завиток, зажатый между крошечными стальными щипцами.
– Свечной воск, Холмс? Могу представить, что в этой древней дыре хранится воск времен Карла Второго.
– Должен признать, что следы свечного воска обычно находили на местах тех преступлений, которые предположительно совершил Потрошитель в Париже, но этот воск другого вида, Уотсон, – думаю, он из другой страны. Мне нужен контейнер, – заявил он недовольно, снова опускаясь на грязную каменную кладку и по-прежнему сжимая жалкую песчинку трофея в тисках пинцета.
– Контейнер? У меня есть только фонарь и карманы, которые вы вряд ли признаете достаточно чистыми, чтобы поместить в них столь ценную улику.
Сыщик поднял голову, оглянувшись через плечо, и нахмурился:
– Разумеется, у вас нет с собой ничего полезного, Уотсон. Я совсем забыл об этом. Будьте добры, воспользуйтесь расшатанной лестницей наверх и попросите… или выкупите у хозяина… самые маленькие рюмки, которые у него найдутся. «Кордиал»[27] подойдет. Две или три. И хорошо бы чистые.
– Мне придется оставить вас в темноте, поскольку я не смогу пройти по этим ступеням без света.
– Тогда поторопитесь! Я боюсь пошевелиться, чтобы не уничтожить редкие крупицы улик.
Совершая опасный подъем, я ворчал себе под нос. Получается, мне придется носить с собой пустые склянки в карманах, на случай если Холмс найдет крошку табака или кляксу пчелиного воска, достойные сохранения.
Этот мистер Финн оказался дельцом от природы, и даже предложенная взятка превратилась в проблему. Он заставил меня заказать двойную пинту. В ответ на мой вопрос о рюмках все вокруг от души посмеялись. Едва ли стоило ожидать, что в этом месте разливают утонченные напитки, для которых предназначены бокалы «кордиал». Отдавшись на милость хозяина, я объяснил, зачем мне нужны бокалы-контейнеры, которые поместятся в карман. Моя униженная просьба подарила ему такое чувство превосходства, что он нырнул за стойку и вскоре торжественно выставил в ряд три миниатюрные стопки.
Думаю, мой обескураженный вид, когда я с открытым ртом принимал эти дары, стоил его беспокойства. Финн рассказал, что получил их от американца, которому нечем было оплатить счет за выпивку, но, по-видимому, он путешествовал со странным личным набором мерных стопок для виски. Мне пришлось заплатить бармену шесть пенсов, прежде чем он наконец передал мне три емкости, предварительно по моей просьбе протерев их изнутри видавшим виды полотенцем. Точнее, я попросил, чтобы они были чистыми, и в его интерпретации такой способ протирания обеспечивал требуемое условие.
Я распределил стопки по трем карманам, чтобы они не гремели, и поспешил в заднюю часть заведения, где запахи эля и помоев сгущались в головокружительную смесь. По ненадежным ступеням я снова отправился вниз, в темноту, где увидел своего друга, застывшего с неподвижностью трупа ровно там, где я его оставил.
– Отлично, Уотсон, – возликовал он, когда я передал ему первую стопку. – Диковинная вещица. Что это?
– Американские шоты, – пояснил я с простительным самодовольством. – Видимо, жители США пытаются контролировать количество выпивки посредством таких лилипутских емкостей.
– Чудн́ые люди эти американцы, – пробормотал Холмс, которого совершенно не интересовали удивительные обычаи, если он получал то, в чем нуждался.
Крошечными стальными щипцами, которые сыщик достал из кармана – я никогда не замечал, чтобы он носил с собой это приспособление, что наводит на размышления, – поместил бледный воск в первую тару.
Шевеля согнутыми, как лапки сверчка, локтями, детектив продвинулся вперед.
– Больше света, – приказал он.
Я опустил фонарь пониже, и через мгновение Холмс с торжествующим видом поднял щипцами еще одну крошку:
– На этот раз пробка, Уотсон. Славная корковая пробка. Разумеется, из Португалии.
– Мне кажется, винные пробки в подвале паба – достаточно закономерная находка.
– Но не португальская пробка от французского вина в испанской бутылке.
– Согласен, не очень похоже на Англию.
Холмс не обращал на меня внимания: он припал носом к полу и принялся его, без преувеличения, обнюхивать.
– Огненная вода иностранного происхождения, которую нашел Красный Томагавк, – произнес он себе под нос, не снизойдя для объяснений. – Своеобразный запах, и одновременно будто ничем не пахнет! Ха! А этот дикарь – знаток. Но что это?
– Красный Томагавк, Холмс?
