Мэтью Эллиотт - Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник)
Мои ноздри сразу же наполнил резкий, противный запах, исходивший, как я определил, из маленькой чашки на низком столе рядом с хозяином.
«Сам я предпочитаю сидеть на подушках, когда пью чай, – любезно объяснил он, – но знаю, что вы можете счесть такое положение недостойным. Позвольте предложить вам чашку?»
«Нет, спасибо, – поблагодарил я. – Мне так и не удалось свыкнуться со вкусом зеленого чая за время путешествия в Тибет. Вы, без сомнения, знаете, что употребление его в больших количествах вызывает галлюцинации?»
«Естественно. Простите меня, но вы ведь не для того явились в мой скромный дом, чтобы предупредить меня об опасностях потребления чая?»
«Я желаю поговорить с вами об Энгусе Моулсворте, – объявил я. – Он при смерти».
«Я слышал об этом», – ответил он невозмутимо.
«Правда? И от кого же, позвольте спросить?»
«Британские врачи падки до сплетен не меньше деревенских старушек. Сомневаюсь, что хоть один медик на юге Англии не знает о его недуге».
«Он убежден, что вы его отравили».
«В самом деле? Забавно. И вполне объяснимо. В конце концов, я же угрожал ему смертью».
«Значит, вы признаете свою вину?»
«Я ничего не признаю».
Неподвижные, как маска, восточные черты на миг дрогнули, и я вообразил, что смог вызвать отблеск удовольствия в его глазах, но не поручусь за это. Как и говорил наш клиент, глаза китайца черны как чернила и в них невозможно что-то прочесть. Любопытно, не является ли он последователем Франца Месмера?[26] Это объяснило бы впечатление, которое он произвел на Моулсворта в Кёльне.
«Если он умирает, – продолжал Чэнь, – значит, так тому и быть. Попробуйте отыскать доказательства моей вины. Вы детектив. Я много читал о ваших триумфах. Вы мыслите почти как китаец».
«Лестный комплимент».
«Простите за это недостойное проявление гордыни, но, прочитав о вашем чудесном возвращении к жизни, я стал надеяться, что доктор Моулсворт попросит вас о помощи».
«Почему же, позвольте узнать?» – спросил я.
«Вы знамениты в этой стране благодаря своей наблюдательности. Вы умеете использовать глаза по назначению. Глаза важны для вас».
«Вы правы. И мне нередко удавалось отправлять виновных на виселицу».
«Значит, вы надеетесь увидеть меня болтающимся на виселице? Должно быть, вы придерживаетесь мнения, растиражированного вашей дешевой беллетристикой, что китайцы – хитрая раса, состоящая из одних воров, убийц и курильщиков опиума?»
«Конечно нет, профессор. Будь у нас время, я поведал бы вам детали одного из моих ранних расследований, в ходе которого мне удалось опровергнуть подобное предубеждение. Но, боюсь, каждый час, который я провожу вдали от доктора Моулсворта, его жизнь подвергается опасности».
«Вы видите, где я живу. Неужели вы думаете, что в такой глуши что-то ускользает от взгляда соседей? Мне достаточно выйти в сад, чтобы вызвать пересуды».
«Справедливое возражение, – признал я. – Но человек, отравивший моего клиента, явно обладает блестящим умом, способным обойти любые препятствия».
Чэнь слегка поклонился: «Высокая похвала… для отравителя, кем бы он ни был. Возможно, мои собственные познания могут оказаться хотя бы отчасти полезными вам в этом деле. Известно ли вам, какой сильный яд можно получить путем вываривания листьев рододендрона?»
«Если и так, он, должно быть, не выявляется путем химического анализа. Кажется, он неизвестен науке».
«Западной науке. Множество известных в Китае ядов никому не знакомы в вашей стране. Западная медицина не способна обнаружить в организме такие яды. Возможно, одно из подобных веществ использовали, чтобы приблизить вполне заслуженную смерть доктора Моулсворта».
«Осторожно, профессор! – предупредил я его. – Для некоторых ушей это может прозвучать как признание».
«Я ни в чем не признавался. Как я сказал, попробуйте разыскать доказательства моей вины, тогда и поговорим. Знаете ли вы, мистер Холмс, что не существует двух одинаковых отпечатков пальцев?»
«Конечно. Это известное открытие месье Бертильона».
«А вот китайцы знают об этом уже много веков. Если вы найдете пузырек с ядом, которым отравили вашего клиента, и обнаружите на нем отпечатки пальцев такого гнусного типа, как я, вы будете вправе потребовать моего ареста. Но, полагаю, не ранее».
Поднявшись на ноги, он поставил мне на ладонь изящную чашку, на дне которой плавали темные листья.
«Я много раз держал в руках этот предмет, – сказал он. – Вы найдете на нем то, что вам требуется. Примите это в дар от скромного поклонника вашего таланта».
Засим я его оставил, уверившись, что он не скажет ничего, что бы его изобличило. Но если Чэнь воображал, будто я оставлю чашку, то был разочарован.
Я провел вечер на Бейкер-стрит, перебирая мои записи и надеясь найти похожее преступление. Одна из моих давних аксиом состоит в том, что в этом мире нет ничего нового. Но кажется, этот случай абсолютно оригинален.
– Вы поверили, что яд получен из рододендрона, как намекал Чэнь? – спросил я.
– Ни на одно мгновение. Яд, полученный из листьев рододендрона, должен иметь высокую кислотность. Он меня дразнил, Уотсон, почти насмехался. Нет, скорее, Чэнь давал понять, что использовал некое снадобье, привезенное из Китая.
– Значит, вы вполне уверены в его вине?
– Все мои инстинкты кричат о том, что он виновен, но факты не подкрепляют этой уверенности. Я убежден в том, что ответ лежит на поверхности, но все еще не способен его увидеть.
Несколько минут прошли в тишине. Я знал, что в такое время лучше не прерывать течение его мыслей. Наконец, выбрав подходящий момент, я осведомился:
– Кстати, удалось ли вам выполнить мою просьбу?
– Простите, Уотсон, но я не мог думать о других делах. Надеюсь, ваш пациент не слишком пострадает, если ему придется подождать до завтра.
– Без сомнения, так же как и Моулсворт, – ответил я строго и принялся описывать события минувшего дня: кто приходил, кто уходил, что еще я наблюдал и чего не заметил.
– Вы отлично справились, Уотсон, – похвалил Холмс. – Сильно сомневаюсь, что я сам проделал бы это лучше. Уверен, вы мечтаете хорошенько выспаться. Да и пациенты, должно быть, нуждаются в вас. Почему бы вам не сесть на следующий лондонский поезд? А я пока останусь здесь. Вы первый узнаете, если случится что-то важное.
Прошло четыре дня, в течение которых я не имел вестей ни от Шерлока Холмса, ни от обитателей Аберфелди. Между тем профессиональные обязанности занимали меня настолько, что я не находил ни времени, ни сил, чтобы отправить телеграмму моему другу. На пятый день я получил короткую, уклончивую записку от Энгуса Моулсворта, который благодарил меня за то, что я убедил Холмса заняться его делом, но не сообщал никаких сведений ни о состоянии своего здоровья, ни о том, как разворачивались события в мое отсутствие. Я уже дочитывал записку, когда прибыл Шерлок Холмс. Озорной блеск в его глазах свидетельствовал: ему есть что сообщить.
– Вижу, почерк доктора Моулсворта не стал лучше, – хмыкнул он, садясь в кресло-качалку. – По крайней мере, он не хуже, чем у любого медика.
– Холмс, – взмолился я, – не держите меня в напряжении так долго! Что происходит?
– Это был восхитительный опыт. Возможно, вам будет небезынтересно отправиться со мной в Камберуэлл, чтобы присутствовать при финальном акте этой небольшой драмы. Конечно, если вас по-прежнему занимают маленькие головоломки. Мы встретимся там с Лестрейдом.
Не нуждаясь в дальнейших уговорах, я схватил шляпу и трость и был на лестнице раньше, чем Холмс поднялся с кресла.
Открывший нам дверь слуга-индиец, отмеченный безобразным шрамом, испугался при виде Лестрейда. Он явно узнал инспектора полиции. Индиец провел нас в гостиную, и мне показалось, что я слышал, как открылась, а потом захлопнулась входная дверь, когда он выбегал из дома. Конечно, этот предусмотрительный головорез не присутствовал при нашем финальном разговоре.
Чэнь не поднялся, чтобы приветствовать нас, и не выразил никакого удивления, когда Холмс представил одного из своих спутников как инспектора Скотленд-Ярда.
– Я пришел сообщить, профессор, – сказал Холмс, – что нам не потребуется ваша помощь в деле Моулсворта. Инспектор Лестрейд уже произвел арест.
Профессор насмешливо приподнял бровь.
– Неужели? – произнес он ироничным тоном. – Приятно слышать. И кого же арестовал сей достойный джентльмен?
– Служанку доктора Моулсворта, – объяснил Лестрейд. – Я сразу ее узнал. Кэтрин Эллис из Хаунсдича. Мы искали ее с тех пор, как она убила своего мужа четыре года назад.
– У нас не было времени выяснить, как пересеклись ваши пути, профессор. Мне бы доставило истинное удовольствие услышать эту историю из ваших собственных уст.
