Рут Уэйр - В темном-темном лесу
Клэр подняла на нее ангельское личико.
– А у меня от этого мигрени. Врач сказал, что волосы заплетать нельзя. У меня и справка есть.
В этом была вся Клэр.
Справка? Какая еще справка? Какой врач в здравом уме выдаст пятилетнему ребенку справку с запретом плести косы? Бред же! Но это не имело никакого значения. Любой бред, слетев с уст Клэр, становился правдой. И да, ей в самом деле досталась роль Девы Марии в рождественском спектакле. А мне досталась роль Ли. Заикающейся мышки Ли. Ее лучшей подруги.
Я не забыла, что Клэр сделала для меня в первый день. Она могла выбрать кого угодно. Могла воспользоваться своим положением и сесть с какой-нибудь из девочек, у которых были заколки с куклой Барби или туфельки «Лелли Келли», предмет всеобщей зависти.
Но она села со мной, одинокой тихой мышкой, и тем самым меня преобразила.
Как лучшую подругу Клэр, меня принимали во все игры, я никогда не сидела в углу, изнывая от скуки. Я получала приглашения на все дни рождения, потому что меня хотела видеть Клэр, а Клэр везде была почетной гостьей. А когда прошел слух, что Клэр приходила ко мне поиграть и хорошо отозвалась о моих качелях и кукольном домике, другие девочки стали принимать мои несмелые приглашения.
В пять лет дети бывают очень жестокими. Они способны говорить такие вещи, на которые ни у какого взрослого не повернется язык – о том, как ты выглядишь, как говоришь и пахнешь, что на тебе надето, какая у тебя семья. Скажи такое коллеге в офисе – и вылетишь с работы за недостойное поведение, в школе же это в порядке вещей. В каждом классе есть козел отпущения – ребенок, с которым никто не хочет сидеть, на которого пытаются свалить любую вину, которого никто не хочет брать к себе в детских играх. И почти с той же неизбежностью в любом детском коллективе появляется королева. Если таковая и была в нашем классе, то это Клэр. А я без ее поддержки имела все шансы занять место козы отпущения. И за избавление от этой участи какая-то детская часть моей души была навеки ей благодарна.
Не поймите меня неправильно, дружба с Клэр не всегда давалась мне легко. Теплый софит ее благоволения в любой момент мог погаснуть, и тогда лучшая подруга становилась объектом насмешек. Много раз я возвращалась домой в слезах, потому что Клэр что-то такое сделала или сказала. И все-таки она была великодушная и щедрая, с ней было весело, и я просто не могла обходиться без ее дружбы, так что каждый раз ее прощала.
А вот мама моя не питала к ней никакой симпатии. По совершенно непонятным мне причинам – Клэр ведь сочетала в себе все качества, которые мама пыталась развить во мне. Клэр была очаровательна, никогда не лезла за словом в карман, она всем нравилась и не уделяла учебе чересчур много внимания. И тем не менее, когда настала пора переходить из начальной школы в среднюю, мама не скрывала надежды, что я поступлю в наш местный лицей, а Клэр нет.
Однако Клэр поступила. Никто не назвал бы ее заучкой, но она была умна и вполне способна выдержать экзамены.
Тогда мама пошла к директору и попросила, чтобы нас с Клэр развели по разным классам. Так на занятиях у меня появилась новая, не менее неожиданная подруга – веселая колкая Нина, с большими темными глазами и худыми смуглыми коленками. Нина была меня выше, пробегала восемьсот метров за две минуты тридцать секунд, умела пошутить и никого не боялась. Расслабляться с ней рядом не следовало, чтобы не пострадать от ее острого языка – по части язвительных комментариев она не делала разницы между друзьями и врагами. Сейчас ты смеешься над ее шуточками, а в следующую секунду сама оказываешься их объектом. Но мне она нравилась. И с ней я все же чувствовала себя спокойней, чем рядом с Клэр.
Однако на переменках Клэр меня находила. Мы вместе обедали, вместе сбегали с уроков в универмаг «Вулвортс», где проматывали карманные деньги на диски с музыкой, которая нравилась Клэр, и на лак для ногтей с блестками, с которым нам запрещалось являться в школу. Поймали нас лишь однажды, в пятнадцать лет. На плечо мне легла тяжелая рука, над нами нависло разъяренное лицо мистера Бэннингтона, и посыпались угрозы: исключение, вызов родителей, штрафные сидения после уроков до конца жизни…
Клэр подняла на него честные-честные голубые глаза. «Простите нас, пожалуйста, мистер Бэннингтон. Понимаете, сегодня был бы день рождения дедушки Ли. Того самого, с которым она прожила все детство, помните? – Она сделала многозначительную паузу, давая учителю возможность лихорадочно пошарить в памяти. – В общем, она сейчас в таком состоянии, что не смогла пойти на уроки. Если мы поступили неправильно, я приношу извинения».
Я могла лишь изумленно вытаращиться. Дедушкин день рождения? Сегодня?! Неужели я забыла? Он умер меньше года назад… Но вскоре я пришла в себя и страшно разозлилась. Конечно, нет! Был только март, а день рождения у него в мае!
Мистер Бэннингтон грыз ус и хмурился. «Ну, – наконец изрек он, – принимая во внимание обстоятельства… Но ваше поведение непозволительно, девочки. А если бы в школе случился пожар? Спасатели могли погибнуть, разыскивая вас в здании! Вы понимаете? В общем, чтобы это не стало у вас привычкой, ясно? Сегодня я закрою на это глаза. Учитывая обстоятельства. Но только сегодня!»
«Простите, мистер Бэннингтон. – Клэр низко опустила повинную голову. – Я хотела поддержать Ли. Как полагается хорошей подруге. Ей очень тяжело».
Мистер Бэннингтон неловко кашлянул, коротко кивнул, развернулся и ушел.
Я была так зла, что весь обратный путь не проронила ни слова. Как она посмела? Как?!
У ворот школы она взяла меня за плечо. «Ли, ты ведь не обиделась? Я ляпнула первое, что в голову пришло. Все-таки это я подбила тебя сегодня прогулять, мне полагалось и отмазываться».
Я слушала с неподвижным лицом, представляя реакцию мамы на мое исключение из школы. А Клэр все-таки спасла нас обеих. Но как мне теперь придется пережить настоящий дедушкин день рождения, надо ведь будет идти в школу и ни слова никому об этом не говорить…
«Спасибо», – произнесла я жестким, неестественным голосом без следа заикания. Клэр лучезарно улыбнулась. «Всегда пожалуйста!» И я тут же растаяла и почти вопреки своей воле заулыбалась в ответ.
В конце концов, Клэр поступила так, как полагается хорошей подруге.
– Нет!
– Фло…
– Ты не можешь уехать!
На секунду Мелани замерла, подбирая слова, а потом фыркнула от смеха.
– Очень даже могу! И уезжаю! – Она закинула сумку на плечо и направилась к двери.
Фло, на грани истерики, преградила ей дорогу.
– Нет! Я не позволю тебе все испортить!
– Да хватит чушь пороть! – не выдержала Мелани. – Приди в себя! Клэр до лампочки, здесь я или нет! Это ты придумала себе идеальный сценарий и теперь пытаешься заставить всех ему следовать! Угомонись уже!
– Ты! – Фло обвиняюще ткнула в нее пальцем. – Ты плохая подруга! И плохой человек!
– Да при чем тут плохая подруга… – устало отмахнулась Мелани. – Я просто мама. Моя жизнь не вращается вокруг ее высочества Клэр Кавендиш. Уйди с дороги, пожалуйста.
Она оттолкнула Фло и вышла из кухни в ко-ридор.
И остановилась под лестницей, глядя вверх.
– О, Клэр, ты проснулась!
– Что тут такое?
Клэр стояла на середине лестницы, завернувшись в мятую простыню. Солнце освещало ее сверху, так что волосы у нее светились, как нимб.
– Что такое? Что за крики? – повторила она.
– Я уезжаю. – Мелани поднялась на пару ступенек ей навстречу, быстро поцеловала ее в щеку и поправила сумку на плече. – Извини, не стоило мне вообще приезжать. Я еще не готова оставлять Бена, да и с телефоном беда…
– А что с ним?
– Похоже, линия оборвана, связи нет. Но дело даже не в этом. Я просто хочу домой к ребенку. Зря я его оставила. В общем, я поехала. Ты ведь не против?
– Конечно, нет! – Клэр зевнула и убрала волосы с лица. – Что за глупости… Конечно, езжай. На свадьбе увидимся.
– Ну да. – Мелани украдкой бросила взгляд через плечо и негромко сказала Клэр почти на ухо: – Слушай, ты приведи ее в чувство, а?
А потом она захлопнула за собой дверь, и через минуту мы услышали шорох шин по раздолбанной грунтовке.
Фло разревелась в голос, хлюпая носом. Я в растерянности смотрела на нее, не зная, что мне делать и надо ли делать что-нибудь.
Клэр, зевая, спустилась, взяла Фло за руку и увела на кухню. Забулькал электрический чайник. Клэр что-то говорила успокаивающим тоном, но Фло продолжала захлебываться рыданиями.
– Ты спасла мне жизнь! – восклицала она сквозь всхлипы. – Как я могу это забыть?!
– Золотко, – отвечала Клэр, как усталая мать любимому ребенку. – Ну сколько раз тебе повторять?
Я крадучись удрала наверх. Да, малодушие.
Дверь в нашу с Ниной комнату была закрыта. Я уже взялась за ручку, собираясь просто войти, однако замерла, услышав голос Нины с совершенно незнакомыми нотками.
