Джослин Джексон - Три пятнадцать
Сквозь толпу у стола с закусками к нам пробиралась миссис Доутс, поэтому я схватила Мози за руку и повела в другую сторону. Мы попали к украшенным складным столам, где дети записывались на хор, футбол, легкую атлетику и шахматы.
– Выбери что-нибудь, – велела я Мози, махнув рукой на столы, – и покажи мне мистера Ламберта.
Мози кивнула на коренастого бородача и, просветлев, воскликнула:
– Вон Роджер!
Бросившись прочь, она мелкой рыбешкой растворилась в толпе. Я пошла знакомиться с новым учителем. Через десять минут я убедилась, что он умеет пользоваться микроскопом и что он не педофил. Мистер Ламберт рассказал, как десятиклассники будут готовить препараты для микроскопического исследования растительных клеток, искоса поглядывая на мою довольно аппетитную для сорока пяти лет грудь. Он был очень мил и даже упомянул покойную жену, но я в жизни не стала бы встречаться с учителем Мози.
Оставив мистера Ламберта, я снова отправилась искать Лизу. У сцены кто-то тронул меня за руку, и я обернулась. Передо мной стояла девочка из танцевальной группы поддержки с целым подносом белых пенистых коктейлей.
– Попробуйте вёрджин коладу! – предложила она.
– Деточка, что это на тебе? – опешила я.
– Я танцовщица хула, – гордо заявила девочка. – Костюмы нам придумала миссис Ричардсон.
На девочке было бежевое трико, а поверх – юбка из травы и лифчик из кокосов. В трико ее тело казалось голым, но каким-то складчатым, как у тощего розоватого слона.
С другой стороны подошла Шарла Дартнер, тоже участница группы поддержки, и вручила мне большую плетеную сумку с распечатками, фруктовыми мини-десертами и гигиенической салфеткой.
– Ваш подарочный набор! – объявила она.
Шарлу Клэр Ричардсон тоже одела в бежевое балетное трико, будто одень девочку в ее природный цвет, и тут-то все и догадаются, что она темнокожая.
Я поблагодарила Шарлу и, повернувшись к сцене, наткнулась на миссис Доутс. Та решительно перегородила мне путь к побегу, и на уровне моих глаз оказался ее тонкий, как бритва, нос.
– Мисс Слоукэм, – начала она, тряхнув искусственной гривой, – я проверила свой журнал, вы ведь еще не внесли аванс за учебу Мози?
Я сунула свой клатч в плетеную сумку, чтобы освободить одну руку.
– Миссис Доутс, я уже объясняла, вопрос не ко мне, а к матери Мози.
– Боюсь, ей сейчас немного не до этого, – чопорно проговорила миссис Доутс и многозначительно повела глазами.
Я проследила за ее взглядом. Лиза стояла у стены и разговаривала со Стивом Мейсоном, широкогрудым здоровяком с шапкой каштановых волос и двумя детьми, учениками школы Кэлвери. Деньги на учебу Мози (и еще двух-трех человек) у Стива точно были, равно как и жена. Лиза подалась к нему, и их лица оказались совсем близко. Слишком близко. Вот ее рука легла Стиву на грудь, темно-сливовый рот приоткрылся. В другой руке Лиза по-прежнему держала стаканчик с остатками пенной колады, но явно забыла о его существовании, все плотнее прижимаясь к Стиву и едва не проливая несчастный коктейль. Она словно хотела лизнуть Мейсону шею и попробовать ее на вкус. Стив отклонил голову назад и беспомощно оглядывал зал, будто призывая кого-нибудь на выручку.
Что-то было не так. Лиза, читающая мужчин как газету, не чувствовала, что Мейсону очень не по себе. Не сказав ни слова, я бросила миссис Доутс и устремилась к дочери.
Стив отступил на шаг, Лиза следом. Она выронила бумажный стаканчик, и остатки коктейля обрызгали чьи-то серебристые сандалии и лодыжки. Громко охнув, та женщина обернулась, а за ней и все стоящие рядом: надо же узнать, в чем дело. Лиза хохотнула, как пьяная гиена, и прижала вторую руку к широкой груди Стива. Слева от себя я заметила миссис Мейсон. Ее брови взлетели чуть ли не к прическе. Секундой позже она сквозь толпу двинулась к мужу. Я метнулась с ней наперегонки к своей дочери и, бормоча извинения, стала расталкивать детей и родителей.
Клэр Ричардсон протянула обрызганной даме бумажные салфетки, губы поджала кошачьей жопкой, аж помада свернулась. Взяв еще пару салфеток, она хотела поднять оброненный стаканчик, но я оказалась проворнее, схватила его первой и понюхала. Неужели Лиза принесла из дома флягу и превратила детскую коладу в нечто совсем недетское? От стаканчика не пахло ничем, кроме масла для загара. К тому же Лиза не пила, в январе она приколола к стволу ивы тринадцатый наркононовский значок. Когда я шагнула к ней, Лиза откинула густые кудри на спину. «Господи, у нее руки дрожат! – с ужасом подумала я. – Это хуже, чем алкоголь. Это опять наркотики. Она под кайфом!»
Лиза дрожала всем телом, совсем как тринадцать лет назад, когда вернулась домой с метамфетаминовыми язвами вокруг рта и бедняжкой Мози на костлявом боку. Я тоже задрожала, но от ярости. Как она посмела так обосраться, да еще здесь, в школе Мози? Как она могла? Как?
Я схватила Лизу за руку и развернула лицом к себе. Она снова захохотала, как-то странно, неестественно, и не осеклась, даже поняв, кто перед ней. На глазах у всех я оторвала Лизу от Стива, прекрасно зная, что увижу, если подниму ее лицо к свету, – тонкое колечко радужки вокруг огромных зрачков.
Я заставила ее запрокинуть голову и в ярком свете ламп увидела совсем другое: один зрачок расширяется, как бутон розы, раскрытие которого засняли покадрово и показали в ускоренном режиме, а другой зрачок постепенно сжимается в точку. Лиза недовольно посмотрела на меня, и уголок ее рта опустился, будто кто-то зашивал ей нижнюю губу и натянул нитку.
Я стиснула ее плечи – злость испарилась, теперь меня захлестнул страх. Дело было не в наркотиках. Судя по зрачкам, с ней творилось что-то ужасное.
– Лиза! Лиза! – позвала я.
– Голова раскалывается от этих барабанов! – пожаловалась она.
А потом произошло самое страшное: настоящая Лиза исчезла. Доля секунды – и перекошенное лицо стало пустым. Половина рта поползла вниз, Лиза дернулась, как марионетка на перерезанных лесках, и рухнула на пол. Не покачнулась, не вскрикнула в знак предупреждения, не устроила мелодраматическую сцену, а просто упала.
– Помогите! Помогите! – заорала я, бухнулась на колени и прижала ее к себе.
Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь гавайской музыкой из бумбокса, чересчур маленького для огромного спортзала. Я перевернула Лизу на спину – ее голова безвольно запрокинулась. Теперь огромными были оба зрачка. Лиза задрожала, на «ливайсах-чаевымогателях» расплылось темное пятно – это опорожнился мочевой пузырь.
– Нужно ложку ей в рот засунуть, – посоветовал какой-то мужчина.
– Звоните 911, вызывайте неотложку! – заорала я на Клэр Ричардсон.
Та разинула рот – все, конец кошачьей заднице! – и раскачивалась на высоченных каблуках дорогих туфель, как глупая жирафа с поползшей помадой. «Господи, Господи, помоги ей!» – вопила я, но Клэр тупо смотрела на нас с Лизой и морщила нос, явно учуяв резкий запах мочи. К счастью, Стив Мейсон уже достал телефон и набирал номер.
– Босс! Босс!
Где-то рядом плакала перепуганная Мози. Только мне было не до нее, я повернула Лизино лицо к себе и звала ее. Лизино тело обмякло, глаза опустели. Я закричала. Сильные мужские руки оторвали меня от дочери и толкнули к Мози.
Над Лизой склонилась школьная медсестра.
– Уберите ложку! – скомандовала она. – Отойдите, ей же дышать нечем!
Я обняла Мози, и мы испуганно жались друг к другу, пока вдали не завыли сирены. Лиза так и лежала с запрокинутой головой и полузакрытыми глазами. Только это была не Лиза, а бездушное тело, вдыхающее кислород и выпускающее углекислый газ к надувным пальмам.
До сегодняшнего дня прежняя Лиза не возвращалась. Я не видела свою дочь даже мельком, пока Тайлер Бейнс не выкопал сундучок и Лиза не бросилась к нему как бешеная. На заднем дворе со мной боролась настоящая Лиза. По крайней мере, я на это надеялась.
Наступил вечер. Я вспомнила, что мы не обедали, и позвала Мози. Она пришла из своей комнаты с таким видом, словно отбывала повинность. Мози смотрела не на меня, а на стену, ее глаза блестели, щеки пылали. «Только бы мне не померещилось, что настоящая Лиза возвращается! – подумала я, взглянув на Мози. – Одна я не справлюсь».
Я подошла к Мози и положила ладонь ей на лоб. Кожа была холодной и чуть влажной. Мози сжалась в комок, словно кошка, которая любит хозяйку, но ласкаться не собирается. Я убрала руку.
О еде даже думать не хотелось, но я открыла банку с томатным супом и решила приготовить горячие бутерброды с сыром. Облокотившись на разделочный стол у плиты, я ждала, когда согреется суп.
– Все ушли? – спросила Мози.
– Да, все, кроме шерифа Уорфилда, – осторожно ответила я. – Ему нужно поговорить с судмедэкспертом.
– В смысле, Олив и эти все, со двора.
Я быстро перевернула бутерброды, которые еще рано было переворачивать: хотелось спрятать густой румянец, заливший щеки. Ишь, размечталась! Когда я вышла прогнать зевак-ротозеев, на переднем дворе не осталось ни души. Странно, Мози говорила, что там полгорода. Потом я увидела патрульную машину и сразу подумала: Лоренс. Казалось, сердце взлетело к самому горлу. Оно бестолково стучало, а взгляд метался по сторонам: где же он, где?
