Патрик Квентин - Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)
Но и узнав об интимных отношениях мистера Леннокса и мисс Вуд, я не сильно продвинулся вперед. Если он наслаждался ее ласками без помех со стороны мистера Брюса, прежнего фаворита, если, более того, он начал между делом изменять мисс Вуд, то с чего ему, ради всего святого, желать смерти мистеру Брюсу? И тут я сделал одно поспешное умозаключение. Я вспомнил, что мисс Вуд является наследницей немалого состояния. Предположим, рассуждал я, истинным объектом вожделений мистера Леннокса является, вне всяких сомнений, не соблазнительное тело мисс Вуд, а еще более соблазнительные деньги ее отца? В таком случае ему следует на ней жениться. Так в чем же дело, что этому мешает? Например, она замужем. Тогда встает вопрос номер два: за кем? Скорее всего, за мистером Брюсом. Но тут возникает возражение. Допустим. Но отчего бы ему не уговорить мисс Вуд (или, если угодно, миссис Брюс), явно в него, судя по рассказу мистера Лэма, влюбленную, развестись, бросить нелюбимого мужа? Убивать-то зачем?
И тут я вспомнил про религиозные убеждения Роберта Р. Вуда. Мистер Вуд – не просто католик, он перешел в католицизм из другой веры, со всем тем неистовым фанатизмом, что свойствен новообращенным. Он жестко настаивал, чтобы дочь неукоснительно следовала всем установлениям Церкви. Сэндвич с ветчиной в пятницу был для нее истинным наслаждением, ибо съесть его означало бросить вызов диктату отца. Каждую неделю она должна была передавать ему содержание последней воскресной мессы. Из всего этого со всей очевидностью следует, что, если бы дочь совершила грех развода и нового замужества, ни ей, ни новому мужу не видать вудовских денег, как своих ушей.
Вы скажете, это всего лишь гипотеза. Но я практически доказал, что Пол Леннокс убил доктора Шеделя по ошибке, приняв его за Алекса Брюса. И если других возможных объяснений этого убийства не существует, то, опираясь на проверенные временем принципы Шерлока Холмса, я могу считать свою гипотезу почти установленным фактом.
События вечера и ночи шестого апреля стали понятны. Мисс Вуд (проще будет все же называть ее девичьим именем) пригласила к себе мистера Брюса и тут же вызвала Мэри Робертс на тот случай, если понадобится засвидетельствовать ее невиновность. Если бы мистер Брюс появился у нее, как условлено, мисс Вуд наверняка нашла бы какой-нибудь предлог отослать его домой ровно в одиннадцать тридцать вечера; опять-таки присутствие мисс Робертс помогло бы избежать долгих проводов, что угрожало сбоем графика. Но мистер Брюс, как мне кажется, по чистой случайности заработался у себя в лаборатории и о приглашении забыл, что спасло ему жизнь и косвенно стало причиной гибели доктора Шеделя.
Тем временем Пол Леннокс пригласил мистера Лэма зайти к себе и в нужный момент завел разговор о каких-то материалах, которые он хотел бы с ним обсудить, но которые прежде надо перепечатать. Затем, специально обратив внимание на время, он распрощался с мистером Лэмом, запустил свой фонограф (алиби) и незаметно выскользнул из комнаты, прихватив с собой недавно купленный и совершенно неприметный с виду ледоруб. Он подошел к дому мисс Вуд и притаился у входа сразу после того, как ни в чем не повинный доктор Шедель заглянул туда спросить время и дорогу к Международному дому. Увидев, что из двери в точно обозначенное в графике время выходит мужчина среднего роста и телосложения, в сером костюме, Леннокс, естественно принял его за мистера Брюса. Ведь и вы, мистер Росс, по своим же словам, в первый момент совершили ту же ошибку, увидев дядю входящим в дом мисс Вуд.
Курт молча кивнул.
– По следующим нескольким моментам, – продолжал доктор Эшвин, – мы пройдемся бегло. Приятными их не назовешь. Леннокс всадил ледоруб в затылок жертве, бросил рядом с рухнувшим на землю телом клочок бумаги с рисунком (который в тот момент не означал абсолютно ничего и просто наводил нас на ложный след) и вдруг почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Это был мистер Росс. Ему, однако, удалось вырваться и неузнанным вернуться в Международный дом, где он завершил процедуру обеспечения алиби, еще не зная, какую страшную он допустил ошибку.
Мисс Вуд и мисс Робертс услышали короткий вскрик доктора Шеделя, но подойти к месту преступления сразу им помешало то, что мисс Вуд весьма вовремя споткнулась на крыльце – момент, который наряду с очевидной необходимостью точного расчета времени убедил меня в ее причастности к тому, что произошло. Все остальное вы прочитали в газетах.
– Вы не раз говорили мне, мистер Лэм, насколько сильное впечатление производит на вас мистер Леннокс как актер: при отсутствии специальной подготовки он наделен природным гением, без которого не бывает великих исполнителей. И верно, мало было в истории театра таких потрясающих представлений, какое в ночь убийства дал мистер Леннокс. Он только что окончательно обеспечил себе алиби, все казалось таким прочным и надежным… и вот в вашу комнату входит человек, которого он только что убил. В первый момент мистер Леннокс не сумел удержаться от изумления, что даже не позволило вам в полной мере насладиться своим превосходным «бурбоном», но в дальнейшем, судя по вашему рассказу, он был на высоте. Не думаю, что он много пил, я на его месте воздержался бы из опасения каким-нибудь образом выдать себя. Но в атмосферу пирушки он погрузился вполне и внешне казался пьяным не меньше, чем любой из вас, и пел одну из самых знаменитых непристойных песенок на языке оригинала, а ведь все это время его мучил вопрос: кого же я убил?
Когда личность жертвы была установлена, ему пришла в голову прекрасная идея. Изначально сделанный им графический рисунок никакого значения не имел – мистер Леннокс оставил его просто для того, чтобы намекнуть: преступление совершено более яркой, чем кажется со стороны, личностью. По правде говоря, мне кажется, мистер Леннокс был не менее склонен к театральным эффектам, чем Фонсека в той драме, где он сыграл главную роль. Но еще лучше у него получалась роль спокойного, несколько сардонического, покуривающего трубку молодого ученого. Это сценическое чутье наряду с прагматическим стремлением создать убедительный ложный след побудило его выдумать всю эту историю про виньяров.
И вот тут-то, господа, я и недооценил изобретательность мистера Леннокса. Вначале, когда он выпустил на сцену таких громких авторитетов, как Вернер Курбранд с его «Народной мифологией Швейцарии» и Людвига Урмайера с его «Историей гностических верований», я был уверен, что все это просто игра его незаурядного воображения. Я написал в библиотеку Чикагского университета, где он якобы познакомился с этими трудами, и каково же было мое удивление, когда получил в ответ не вежливое объяснение того, почему мой запрос не может быть выполнен, но сами книги. Предусмотрительный мистер Леннокс еще раз продемонстрировал свое мастерство. Я внимательно изучил оба тома, и, хоть в них нет ничего, что определенно подтверждало бы подлинность легенды о виньярах, кое-какие смутные намеки и неожиданные ссылки, которые в принципе могли бы близко перекликаться с записями из исчезнувшего дневника, в них имеются. Можно не сомневаться, что мистер Леннокс действительно читал эти работы во время научной стажировки в Чикагском университете, и воспоминание о содержащихся в них двусмысленных пассажах сыграло ему на руку при создании его грандиозного мифа.
Это был хороший маскарад, мистер Леннокс заслуживает аплодисментов. Он был достаточно хорошо знаком с историями схожих экзотических сект, чтобы выдумать еще одну, вполне фантастическую, чтобы выглядеть совершенно правдоподобной. Он поведал свою легенду при условии сохранения ее втайне, но про себя был уверен, что по крайней мере один из слушателей сочтет своим долгом довести ее до сведения полиции и газет. Ричард Уортинг подходил для этого наилучшим образом, и его последующие шаги придают всей этой истории несколько юмористический оттенок.
Таковы, господа, мои соображения, касающиеся первого убийства, и прежде чем продолжить, позвольте мне обратить ваше внимание на то, что все факты, на которых я основываюсь, были известны мистеру Брюсу, как, впрочем, и моя версия убийства по ошибке. – Доктор Эшвин замолчал.
– Но почему, почему ты сидел, сложа руки? – воскликнул Курт. – Ты знал, что мой дядя мертв, ты знал, кто его убил, и даже пальцем не пошевелил! Я отказываюсь понимать это.
– А что он мог сделать? – возразил ему доктор Грисуолд. – Логика рассуждений доктора Эшвина кажется мне безупречной, и лично я нахожу их вполне убедительными. Только вот, боюсь, в них слишком мало прямых улик, позволяющих передать дело в суд.
– Это я признаю, – тяжело вздохнул доктор Эшвин. – Единственное, что я могу неопровержимо доказать, так это что в целом история о виньярах, рассказанная Полом Ленноксом, не выдерживает проверки фактами и что в ночь на шестое апреля у него дома была звукозаписывающая аппаратура, необходимая для обеспечения алиби. Мистер Лэм, не будете ли вы любезны поделиться тем, что вам удалось узнать в Сан-Франциско?
