Барбара Вайн - Подарок ко дню рождения
Он с едкой насмешкой произнес имя «Келли», как всегда делают подающие надежду тори, произнося имена представителей рабочего класса. Айрис грустно посмотрела на брата. На мою жену эта история подействовала сильнее, чем на меня, но тогда она любила своего брата несравнимо больше, чем я. Айрис лишь покачала головой.
– Но ты ведь знаешь, что это неправда. Похитили именно Хиби. Пусть это была лишь игра, но ее целью была Хиби, а не Келли Мейсон. Разве ты не должен все это объяснить в полиции, не обращая внимания на то, что происходит с расследованием сейчас?
Айвор явился без предупреждения поздним утром в воскресенье с охапкой воскресных газет. Наша реакция на новость не была похожа на искренние поздравления, которых он ожидал.
– Все равно, – отмахнулся он. – Вы уже читали газету? Смотрели новости по телевизору? Это удивительно. Этот парень, Дэмиен Мейсон, получал анонимные письма, где угрожали убить его жену, если он не откажется от покупки той футбольной команды, «Юнайтед-как-то-там». В одном письме даже угрожали похитить ее. Наверное, он сказал полицейским, что эти бедняги Дермот и Ллойд охотились не за Хиби, а за его женой. Мне хочется пойти к нему домой и пожать руку.
– Я бы этого не делала, – проговорила Айрис.
– Ну конечно, я не буду этого делать.
Я взял «Санди таймс» и начал разглядывать фотографию Келли Мейсон, хорошенькой блондинки, очень похожей на Хиби.
– Можно заметить сходство, – заметил я.
– С Хиби? О, брось. Ты ведь это не серьезно.
У моего шурина Айвора Тэшема была вызывающая у меня раздражение привычка говорить так, будто он является каким-то малозначимым персонажем какой-то шекспировской пьесы, в эти моменты мне хотелось грубо прервать его словоизлияния и вернуть с небес на землю. Думаю, я никогда раньше не питал такой неприязни к моему шурину, хотя и понимал, что моя антипатия должна скоро пройти.
– Хиби была красива, – задумчиво начал Айвор. – Она была обладательницей так редко встречающейся тонкой, воздушной красоты. Мне невыносима мысль о том, что эту красоту повредили, испортили. Вот что меня мучит.
Именно в этот момент Надин, спавшая наверху, издала недовольный вскрик. Я поднялся к ней, обрадовавшись возможности сбежать. Когда я вернулся с дочерью на руках, Айрис спрашивала, зачем было Келли Мейсон идти пешком по Уотфорд-уэй в семь часов вечера и вообще как она там оказалась. По мнению моей жены, эта женщина с большей вероятностью могла оказаться в своем «Ламборгини» в Хэмпстед Гарден.
– В действительности у нее «Порше», – со смехом возразил Айвор.
Даже сейчас он мог смеяться. Его резкий переход от мрачного испуга к вызванному приливом адреналина возбуждению граничил с безумием.
– Очевидно, ее мать живет на одной из улиц возле Уотфорд-уэй. Она была там в пятницу – на «Порше», разумеется, – и благополучно вернулась домой, когда они думали, что похищают ее.
Айрис его поправила:
– Ты хочешь сказать, что это версия полиции, поэтому ты должен все им рассказать.
– Знаешь, если бы я не был уверен в твоей сестринской преданности, то подумал бы, что ты не рада моему спасению от позора. Журналисты называют таких, как я, попавших в беду депутатов, «дискредитированным членом парламента». Тебе бы этого хотелось?
Я был сыт всем этим по горло, поэтому отнес Надин на кухню, где положил на стол и занялся тем, что, по мнению журналистов из женских журналов и нянечек, служит тестом на звание хорошего отца: я поменял ей подгузник. Дочь сучила ножками, улыбалась и смеялась, и я, как всегда, преисполнился обожания. Сейчас ей уже почти восемнадцать лет, она радует меня блестящими успехами, отличными оценками по четырем экзаменам, и о ее здравомыслии говорит тот факт, что если бы она услышала, как я вспоминаю ее младенцем, то лишь насмешливо воскликнула бы: «Ох, папа!»
Однако более богатой и не менее, хоть и не более красивой Келли Мейсон не так повезло в жизни, у нее не было такой полной любви и счастья семьи. Она ничего не знала об анонимных письмах – муж скрыл это – и испытала настоящее потрясение, когда прочла воскресные газеты. Там ее называли «цыпочкой-кассиршей» и «Золушкой из супермаркета», потому что она работала в «Теско», когда Дэмиен Мейсон впервые ее увидел. Мультимиллионер зашел туда купить пакет чипсов и блок сигарет. Это был его самый первый визит в супермаркет – и, вероятно, последний, – и этот человек в нее влюбился. Все говорили, что Келли Мейсон повезло. В медовый месяц муж отвез ее на какой-то остров в южной части Тихого океана и купил огромный дом (газеты назвали его особняком) в пригороде Хэмпстед Гарден.
Келли всегда была нервной, застенчивой и скромной девушкой. Журналисты, которые брали у нее интервью после той автомобильной аварии, жестоко издевались над ней за то, что она не сдала выпускных экзаменов в школе и носила туфли на высоких каблуках с белыми джинсами, а также за любовь к телевизионным сериалам. На опубликованных в газетах снимках Келли нелепо стояла с открытым ртом и закрытыми глазами. Журналисты, толпящиеся у ее дома, приводили ее в ужас. Она боялась даже подходить к окну. Через четыре дня такой жизни у нее случился выкидыш.
Келли Мейсон страстно хотела иметь детей. У нее их никогда не было. Вместо детей у нее было несколько, как тогда говорили, нервных срывов. Психиатрические отделения в частных клиниках стали теми местами, где ей пришлось провести весь остаток ее жизни. Сперва Келли провела шесть месяцев в одном из них, а потом ее, словно штандарт проигравшей армии, передавали в другие клиники. Вся эта неприглядная информация попала в газеты, когда состояние Дэмиена Мейсона резко возросло, – на его личных счетах было больше пятисот миллионов. Вероятно, вы все это помните. Когда стало понятно, что Келли вряд ли когда-нибудь выйдет из очередной дорогой водолечебницы для неизлечимых душевнобольных, Мейсон с ней развелся. В прошлом году он снова женился, и его новая жена только что родила ребенка. Я первым готов сказать, что Айвор во всем этом не виноват, но если бы не его подарок ко дню рождения Хиби Фернал, весьма вероятно, ничего этого бы не случилось.
Я вернулся в гостиную и нашел брата и сестру сидящими на прежних местах, но Айрис пила воду, а Айвор держал бокал со своим обычным джином с тоником.
Это мне кое о чем напомнило.
– Спасибо за шампанское, – поблагодарил я.
Он рассмеялся.
– Ты подумал, что я положил его в ваш холодильник, чтобы отблагодарить за предоставленный мне дом? Несомненно, я должен был это сделать, но это мне не пришло в голову, я просто забыл у вас те бутылки. Все равно, на здоровье.
Я положил Надин на одеяло на полу, и мы смотрели, как она брыкает ножками, перекатывается и хохочет.
– Правда, она милая? – спросила Айрис.
– Очень милая. – Думаю, Айвор говорил искренне. – Горжусь тем, что я ее дядя.
– Тебе бы сильно навредило, если бы все это попало в газеты? Ты ведь не виноват. Если вообще в этой истории следует искать виновных, то это, скорее всего, Дермот Линч.
Не знаю, что послужило причиной резкой перемены настроения Айвора – может, упоминание моей женой о газетах или имя Дермота Линча, – но в этот момент неуловимая тень пробежала по его лицу. Тот молодой, беззаботный человек, который пришел к нам в дом час назад, исчез.
– Это зависит от того, что ты имеешь в виду, когда говоришь «очень навредило». Леди, – Айвор всегда называл Маргарет Тэтчер «Леди», – это не понравилось бы. Если я стою в очереди на повышение, я его не получу, или будет сделано все, чтобы замедлить мой карьерный рост. Если бы журналисты рассказали о наручниках и кляпе, они бы выставили меня очередным извращенцем. – Айвор старался говорить уверенно, но это ему не вполне удавалось. – Видите ли, есть одна маленькая сложность: я не обратился в полицию, когда газеты писали об этом как о настоящем похищении. И еще большая сложность, что я не сделал этого, когда они решили, что жертвой была Келли Мейсон. Но я действительно думаю, что теперь все позади. Я хочу сказать, раз они интересуются Мейсонами, то даже если Дермот придет в себя и заговорит, что весьма маловероятно, ему вряд ли поверят.
Я решил не принимать участие в этой беседе.
Айрис сказала:
– Но полицейские захотели бы с тобой встретиться, правда? Они спросили бы тебя, есть ли связь между тобой и Мейсонами и, возможно, между тобой и Хиби.
Айвор уже думал об этом, но это напоминание снова вернуло мрачное выражение на его лицо.
– Ну, возможно, но никто не знает о нас с Хиби, кроме вас.
– Ты в этом уверен?
Однако еще один человек был осведомлен об их отношениях; правда, мы не знали, насколько подробно. Это была подруга Хиби, обеспечивающая ей алиби. Она звонила ему вчера вечером, но Айвор тогда не сказал нам об этом. Было ясно, что он хотел сменить столь неприятную ему тему разговора. И если в начале нашей беседы он был уверен, что избежал скандала, то теперь был уверен в том, что увяз в этой истории по уши. Айвор принадлежит к тому типу людей, которые в любой ситуации надеются на лучшее, стараются не замечать темных сторон жизни и в любом положении проявляют оптимизм. Для политика это полезная черта. В конце концов, в парламенте никто не может встать и сказать, что война была ошибкой, экономика в тяжелом положении и впереди нас ждет только тьма, не так ли? Айвор выпрямился на стуле, попросил еще порцию джина и сказал, что у него предчувствие, что все будет в порядке и эта неприятная история скоро забудется.
