Хью Лори - Торговец пушками
К тому времени, когда мы достигли нижней части Хеймаркета, с меня сошло десять потов и я мысленно умолял его взять наконец такси. Но он послушался, лишь когда мы добрались до Нижней Риджент-стрит. Пробившись в агонии секунд двадцать, я поймал другое такси.
Да-да, разумеется, это была другая машина. Даже шпик-любитель знает, что нельзя запрыгивать в одно такси с человеком, за которым следишь.
Оказавшись на заднем сиденье, я проорал водителю: «Следуйте за тем такси» – и лишь потом сообразил, насколько странно, должно быть, слышать такие вещи в реальной жизни. Но таксист, похоже, так не считал:
– Он что, трахает твою жену? Или ты его?
Я захохотал так, словно это была одна из самых удачных шуток, что я слышал за последние несколько лет, – кстати, именно подобным образом и нужно вести себя с таксистами, если хотите, чтобы вас доставили в нужное место, да еще и самым кратчайшим маршрутом.
Маккласки вышел у гостиницы «Ритц», но, похоже, велел водителю дожидаться, не выключая счетчик. Я дал ему три минуты форы, прежде чем сделать то же самое, но стоило мне открыть дверцу, как Маккласки стремглав выскочил из гостиницы, прыгнул в свое такси, и мы снова тронулись в путь.
Какое-то время мы ползли по Пикадилли, после чего свернули направо – на узкие, пустынные и совершенно неизвестные мне улочки. Что-то вроде тех, где искусные портняжки вручную мастрячат трусы для владельцев карточек «Америкэн экспресс».
Я наклонился сказать водителю, чтобы не слишком приближался, но для него все это явно было не в новинку, либо он не раз видел такое по ящику, так что мы держали вполне приличную дистанцию.
Такси Маккласки притормозило на Корк-стрит. Я пронаблюдал, как он расплачивается за проезд, и велел моему таксисту тихонько просочиться мимо и высадить меня ярдах в двухстах вниз по улице.
По счетчику вышло шесть фунтов. Я протянул в окошко десятку и еще какое-то время вынужден был наблюдать спектакль под названием «Боюсь, у меня не будет сдачи» с лицензированным водителем такси номер 99102 в главной роли, прежде чем выбрался наконец из машины.
За эти пятнадцать секунд Маккласки успел испариться. Нет, ну это же надо! Протаскаться за ним двадцать минут и пять миль – и потерять на последних двухстах ярдах. Что ж, и поделом мне: нечего было жмотничать с чаевыми.
Оказалось, что Корк-стрит – это сплошь одни картинные галереи. Причем по большей части с огромными витринами, а у витрин, как я успел заметить, есть одна интересная особенность: в них хорошо видно не только снаружи, но и изнутри. То есть вы понимаете, что я не мог просто ходить по улице и, вжимаясь носом в стекла, таращиться в нутро каждой галереи. Поэтому я решил положиться на случай. Оценив место, где Маккласки вылез из такси, я решительно направился к ближайшей двери.
Она была заперта.
Я стоял, глядя на часы и пытаясь сообразить, во сколько же, если не в двенадцать, могут открываться картинные галереи, когда из сумрака помещения вдруг нарисовалась блондинка в изящном черном платьице типа ночнушки и отодвинула щеколду. Го – степриимно улыбаясь, она распахнула передо мной дверь, и внезапно выяснилось, что у меня просто нет другого выбора, как войти внутрь. Мои надежды отыскать Маккласки угасали с каждой секундой.
Одним глазом продолжая наблюдать за витриной, я вступил в полумрак магазинчика. Похоже, кроме блондинки, внутри больше никого не было. Чему я совершенно не удивился, стоило мне взглянуть на картины.
– Вы знаете Теренса Гласса?
Блондинка протягивала мне визитку и прейскурант. Девчонка на вид была просто офигительная. Пальчики оближешь!
– Еще бы, – ответил я. – На самом деле у меня даже есть три его вещи.
Ну что тут скажешь? Иногда просто необходимо проявлять находчивость и смекалку, правда?
– Какие вещи?
Хотя получается не всегда.
– Картины.
– Надо же! – удивленно воскликнула она. – А я и не знала, что он пишет картины. – И громко позвала: – Сара, ты знала, что Теренс пишет картины?
– Терри в жизни не писал картин, – отозвался прохладный американский акцент из глубины галереи. – Он имя-то свое с трудом пишет.
Я поднял глаза аккурат в тот момент, когда в арке прохода, гоня впереди легкую волну «Флер де флер», возникла Сара Вульф собственной персоной. В жакете и клетчатой юбке она выглядела безукоризненно. Но смотрела Сара вовсе не на меня. Она смотрела мимо, на дверь.
Следуя за ее пристальным взглядом, я обернулся. В дверном проеме стоял Маккласки.
– А этот джентльмен утверждает, что у него аж целых три…
Блондинка расхохоталась, так и не закончив фразы.
Маккласки стремительно двинулся к Саре, его правая рука скользнула в левый внутренний карман пальто. Своей правой я отпихнул блондинку – глотнув воздуха, та даже успела чирикнуть нечто любезное, – и в тот же миг Маккласки повернулся ко мне.
Пока его тело совершало поворот, я с размаху засандалил ногой, целясь ему в живот. Чтобы блокировать удар, Маккласки пришлось выдернуть руку из пальто. Пинок достиг цели, и на какую-то долю секунды ноги Маккласки оторвались от пола. Он сложился пополам, ловя воздух открытым ртом, а я, стремительно переместившись ему за спину, взял его горло в захват. Блондинка, завизжав «О боже», – надо заметить, с весьма шикарным произношением, – попыталась дотянуться до телефона на столе. Одна Сара стояла столбом, безжизненными плетьми уронив руки. Я проорал, чтобы она бежала отсюда, но Сара либо не услышала, либо не захотела услышать. Я все сильнее сжимал шею Маккласки, он отчаянно сопротивлялся, пытаясь втиснуть пальцы между крюком моего локтя и собственным горлом. Но шансов у него не было никаких.
Уперев правый локоть в плечо Маккласки, я дотянулся ладонью до его затылка. Моя левая рука проскользнула под правым локтем, и зрителям во всей красе предстала модель с рисунка (с) из главы «Как ломать шейные позвонки. Основы».
Маккласки дергался и брыкался что было мочи. Мне пришлось немного подтянуть левую руку, чуток придавить правой – и брыкания мигом прекратились. А прекратились они потому, что Маккласки наконец-то сообразил то, о чем я знал уже давно и хотел, чтобы побыстрее узнал и он: стоит мне чуточку усилить нажим – и он может попрощаться с жизнью.
Не стану утверждать на все сто, но, по-моему, выстрел прогремел именно в этот момент.
Не помню, действительно ли я почувствовал, что меня ранили. Помню лишь тупой хлопок да запах чего-то горелого. Уж и не знаю, что они там нынче кладут вместо пороха.
Сначала я подумал, что Сара стреляла в Маккласки, и даже выругался вслух: ведь у меня все было под контролем, и к тому же я, кажется, велел ей бежать. Но еще через мгновение я подумал: «Черт, как же я вспотел», потому что ощутил, как по моему боку что-то стекает. Я поднял глаза и увидел, что Сара собирается выстрелить снова. А может, и выстрелила уже. К тому моменту Маккласки вывернулся из захвата, а я вроде как начал валиться назад, прямо на одну из картин.
– Ах ты, сучка безмозглая, – пробормотал я, кажется. – Я же… за тебя. Ведь это он… тот самый… кто хочет… убить твоего отца. Вот черт!
Черта я приплел потому, что все вокруг вдруг стало каким-то ирреальным. Свет, звук, формы.
Сара стояла прямо надо мной, и, полагаю, будь обстоятельства несколько иными, я, возможно, насладился бы зрелищем ее ножек. Но обстоятельства не были иными. Они были все теми же. И кроме как на пистолет, смотреть в тот момент я ни на что не мог.
– Это было бы весьма странно, мистер Лэнг, – сказала она. – Он легко мог разобраться со мной дома.
Я перестал что-либо вообще понимать. Вокруг творилась какая-то ерунда, неправильная ерунда, и в этой неправильности не последнее место занимал мой левый бок, которого я уже совсем не чувствовал. Опустившись на колени, Сара ткнула ствол мне под челюсть.
– Это, – она дернула большим пальцем в сторону Маккласки, – и есть мой отец.
Поскольку больше я ничего не помню, то допускаю, что скорее всего я отключился.
– Как вы себя чувствуете?
Этот вопрос обязательно зададут, коли вы лежите мордой вверх на больничной койке, но мне ужасно не хотелось его слышать. Мои мозги были взболтаны до той консистенции, когда обычно подзывают официанта и требуют деньги назад, а потому было бы гораздо логичнее, если б это я спросил ее, как я себя чувствую. Но она была медсестрой – а значит, вряд ли собиралась меня убивать, – так что я решил полюбить ее на какое-то время.
С громадным усилием я разлепил губы и прохрипел:
– Нормально.
– Это хорошо. Доктор скоро подойдет.
Ободряюще похлопав меня по руке, она исчезла.
Какое-то время я лежал с закрытыми глазами, а когда вновь открыл их, на улице уже было темно. Прямо передо мной стоял белый халат, и, несмотря на то что человек внутри халата быль столь молод, что вполне мог сойти за моего банковского менеджера, я все же предположил, что это и есть доктор. Он отпустил мою кисть – я и не знал, что он ее держит, – и стал что-то записывать на дощечке с зажимом.
