Элизабет Хейнс - Ласковый голос смерти
— В таком случае постараюсь сделать что смогу, — улыбнулась я.
По дороге домой я заехала в супермаркет, а потом завезла маме продукты, которые она просила купить накануне. Сегодня днем она опять звонила, чтобы добавить в список еще кое-что. Мама не пожелала ждать до выходных, хотя я обычно делала покупки в субботу утром.
В ее доме, как всегда, на всю громкость работал телевизор, и, если бы не невнятное бормотание в ответ на мое приветствие, я бы решила, что она вообще меня не заметила. Положив продукты в холодильник, я поставила размораживаться в микроволновку картофельную запеканку с мясом и включила духовку на прогрев. Под гудение микроволновки я вымыла и вытерла оставшуюся со вчерашнего ужина тарелку и утреннюю чашку из-под хлопьев, после чего поставила их в буфет.
От запаха мяса и подливки у меня заурчало в животе. Когда звякнула микроволновка, я поставила пластиковую тарелку на противень и сунула его в духовку, включив таймер.
— Будет готово минут через двадцать, — сказала я. — Хочешь, сделаю овощей?
— Гороха, — ответила мама, не поднимая взгляда. — И картошки.
— Картошка там уже есть, — возразила я. — Это же картофельная запеканка.
Она не ответила. Вздохнув, я поставила кипятиться воду, достала из контейнера в холодильнике большую картофелину и принялась ее чистить, думая, отчего мне хочется плакать.
Когда я сварила картошку и горох, запеканка уже покрылась хрустящей золотистой корочкой, сквозь которую пузырилась подливка. Выложив запеканку на тарелку, я поставила ее на поднос рядом с ножом, вилкой и бумажным полотенцем вместо салфетки — все мамины салфетки лежали где-то в коробке, обмотанной скотчем, который давно уже не клеился и свободно болтался.
Она молча начала есть, дуя на дымящуюся вилку, а затем бросила на меня взгляд, после которого я снова встала и пошла на кухню принести ей выпить. Когда я поставила на поднос стакан воды, она с отвращением на меня посмотрела:
— Что это?
Сегодня у меня не было сил с ней сражаться. В большинстве случаев мне удавалось остаться победительницей, но на этот раз я сразу же сдалась и вернулась в кухню. В холодильнике стояла неоткупоренная бутылка белого вина. Вытащив пробку, я принесла бутылку матери вместе с бокалом. Наливать всего один бокал не было никакого смысла — раз уж бутылка открыта, мама все равно ее допьет. А если она напьется и упадет, то будет виновата сама.
Наконец-то все. Попрощавшись, я надела пальто и вышла в ночь.
По крайней мере, кошка рада была меня видеть, она мяукала и прыгала у моих ног, словно пытаясь хоть чем-то мне помочь. Увидев внезапно появившуюся перед ней миску, Люси громко замурлыкала, а после еды разоралась у двери. Я открыла, и кошка убежала в темноту по своим кошачьим делам. В доме наступила тишина, я снова осталась одна.
Колин
Перед вечерним семинаром мне следовало почитать о критических субмодальностях, но я незаметно увлекся прошлогодними учебниками по биологии. Вспомнилось, как я узнал все о разложении — столь прекрасном и совершенном процессе, который создала природа, но лишил всей прелести человек; процессе, в котором так много переменных и предсказуемых величин; целой системе, управляемой природой и неподвластной людям.
Я зашел в Сеть поискать информацию об активном гниении — моей любимой стадии разложения. Формально активное гниение начинается после вздутия, когда природа окончательно заявляет о своих правах, — в этот период мягкие ткани быстро распадаются, особенно если во время фазы вздутия лопается слишком сильно растянувшаяся кожа. Наряду с деятельностью падальщиков разложение ускоряют внутренние естественные процессы, в том числе крайне восхищавший меня автолиз — разрушение клеток тела их собственными ферментами. Одной из первых разлагается поджелудочная железа, содержащая большое количество пищеварительных ферментов. В конце фазы активного гниения почти ничего не остается, даже кожи. Молекулы, из которых когда-то состояло живое, дышащее, чувствующее существо, превращаются в атомы, питающие почву и поддерживающие новую жизнь. Потрясающий круговорот.
В конце концов мне пришлось оставить компьютер. По пути в колледж я ненадолго заглянул в один дом в Кэтсвуде, но это мало что мне дало.
Здание колледжа Уилсона было серым в потоках дождя — каменное строение, которое другим казалось омерзительным, а у меня вызывало интерес. Оно выглядело сплошным и монолитным, но чем ближе к нему подходишь, тем больше вблизи замечаешь поросших лишайником трещин и отметин стихии.
На семинар пришли пятеро — Даррен, Лиза, Элисон, Роджер и я. Найджел, преподаватель, как всегда, опаздывал, и мы болтались возле запертой аудитории с кофе из автомата в мрачной тишине. Интересно, подумал я, они тоже пытаются придумать, что бы сказать поумнее? Такая уж проблема с этим курсом — не знаешь даже, о чем с ними и заговорить, чтобы не попасть впросак.
Ко мне подошел Роджер и, откашлявшись, поинтересовался, применял ли я уже на практике какую-либо из методик.
— Нет, ни разу.
Я улыбнулся и несмело ему подмигнул: в силу изучаемого предмета он вполне может понять, что я лгу. Хотя, весьма вероятно, он не заметил лжи и неверно истолковал мое подмигивание — все же наши способы общения не слишком надежны.
После семинара я задержался в аудитории, пытаясь выведать, какие еще курсы схожей тематики имеет смысл пройти и что за преимущества дадут мне эти лекции при получении степени, на этот раз по психологии — почему бы, собственно, и нет? Но на самом деле я просто тянул время, чтобы не пришлось возвращаться на парковку вместе с компанией неудачников.
Сквозь стеклянную дверь вестибюля я заметил Лизу и Роджера, которые застыли у главного входа, о чем-то беседуя. Она стояла вполоборота к нему, отставив носок туфли. Он наклонился к ней, смеясь и — да, в том не было никакого сомнения — облизывая губы. Она тоже рассмеялась и откинула голову, открыв ему шею.
Повернувшись к ним спиной, я стал разглядывать доску у входа — объявления о съеме квартир, разнообразные листовки общественных и спортивных организаций, предложения для студентов, включая психологическую помощь. Последние я изучил чуть подробнее. Под показавшимся мне совершенно неуместным объявлением группы поддержки молодых кормящих матерей приткнулась маленькая бумажка:
«Мы — группа студентов, потерявших близких. Наша цель — найти взаимную поддержку в тяжелой ситуации. Вторник, 18.30–21.00, аудитория 13. Приглашаем всех желающих».
Я несколько мгновений таращился на объявление, не желая оборачиваться, чтобы Лиза и Роджер меня не заметили и не стали интересоваться, что у меня на уме. Рядом висела другая листовка, на этот раз насчет пищевых расстройств. А чуть дальше, более официального вида, — от Общества анонимных алкоголиков.
Странно, как порой причудлива судьба. Я стоял у доски объявлений и читал про алкоголиков и потерявших близких, как вдруг рядом оказалась девушка, перебиравшая те же пустые слова. Я взглянул на нее и ощутил едва заметное волнение. На ней была джинсовая куртка, потрепанные манжеты которой она то и дело натягивала на руки, и шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи.
Снова на нее посмотрев, я попытался улыбнуться, но она тут же отвела взгляд. От нее веяло отчаянием. Я не знал, что тому причиной, но сомневаться не приходилось.
Я коснулся ее руки, и она слегка вздрогнула.
— Послушайте, — сказал я, — думаю, вам следует обратить внимание вот на что.
Я ткнул в случайное объявление, насчет психологической помощи студентам. Она тут же наклонилась ближе к доске — и ко мне, — внимательно читая текст на обрывке бумаги.
— Мне кажется…
— Вам кажется, что больше подойдет вот это? — Я показал на другое объявление.
— Да, — с улыбкой ответила она. — То самое. Думаю, да. Спасибо.
— Порой так легко сделать чью-то жизнь лучше, — сказал я.
Она судорожно всхлипнула, и по щеке ее скатилась слеза. Я снова коснулся ее руки.
— А вы не думаете, что стоило бы пойти со мной в паб? Это ведь проще простого? — спросил я.
— Да, конечно, — ответила она, к моему удивлению даже не поколебавшись.
Роджер и Лиза, к счастью, уже ушли. Я повел девушку на парковку, размышляя, стоит ли ее вот так сразу сажать к себе в машину. На углу светился какой-то паб, и вряд ли в нем было слишком многолюдно. Нас вполне могли заметить, но это меня устраивало. Я не мог рисковать, сажая ее в машину. На двух незнакомцев в местном пабе, вероятно, обратят внимание, но, с другой стороны, вряд ли там есть камеры наблюдения.
В общем баре я усадил ее возле нерабочего камина.
— Где бы вы хотели сесть? Неплохое место, вам не кажется? — спросил я; она без колебаний подчинилась. — Вам не кажется, что вам хотелось бы кока-колы?
— Да, — ответила она.
