Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер
Он развернулся и знаком позвал за собой остальных. Маргарита на мгновение высвободилась и подбежала к Иоганну.
– Завтра утром в давильнях. В шесть часов, перед мессой. Я…
Она хотела еще что-то сказать, но Людвиг оттащил ее прочь.
– Твоя мать была шлюхой! – выкрикнул он издали. – Слышишь? Шлюхой!
Затем вся их ватага вместе с Маргаритой скрылась в сумраке.
Иоганн, пошатываясь, вышел из проулка. Он пребывал в смешанных чувствах; злость и смятение сменялись надеждой и предвкушением встречи. Незнакомец смотрел на него с улыбкой.
– Похоже, что ты мой должник, – заметил он, когда Иоганн наконец приблизился. – По всей видимости, я только что избавил тебя от крепкой взбучки. Так что скажи хотя бы, чего хотели от тебя эти молодчики. – Он оскалил зубы. – Дай-ка угадаю… Это как-то связано с той веснушчатой девицей.
– Один… один из них – ее брат, – ответил Иоганн неуверенно; его до сих пор немного трясло. – Ему не нравится, что мы с ней видимся. Однажды он уже отхлестал меня и бросил связанным в муравейник.
– В муравейник? Это весьма гнусно, должен признать.
Некоторое время они хранили молчание, Иоганн понемногу приходил в себя. Из трактира доносилась тихая музыка, слышны были пьяные крики. Неожиданно Иоганн вспомнил про нож – тот по-прежнему лежал у него в кармане. Холодная сталь, так пленившая его прежде, вдруг стала ему противна. Он медленно вынул клинок и протянул незнакомцу.
– Вы, видно, обронили его в трактире. Я собирался отдать его вам.
– Действительно, мой нож… – Незнакомец удивленно вскинул брови. – Что ж, спасибо.
Он взял клинок и взвесил его в руке. Потом окинул Иоганна задумчивым взором.
– Хм… если я не ослышался, этот парень назвал твою мать шлюхой.
Иоганн молча кивнул.
– И ты спустишь это ему? Что ж, если б меня кто-нибудь бросил в муравейник и назвал мою мать шлюхой, знаешь, что я с ним сделал бы?
Иоганн лишь вопросительно посмотрел на него.
Незнакомец продолжил тихим голосом:
– Я бы подождал, пока он уснет, а потом проломил бы ему голову дубинкой. И когда кровь потекла бы из носа и глаз, отрезал бы ему губы вот этим самым ножом. Губы и поганый язык. Чтобы он никогда больше не порочил мою покойную мать.
Иоганн все ждал, что незнакомец улыбнется, как над жестокой шуткой. Но тот не улыбался, и бледное лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
– Почему ты позволяешь так с собой обращаться? – спросил наконец астролог, и лицо его по-прежнему было неподвижно. Он медленно провел пальцем по лезвию ножа. – Ты всю жизнь хочешь прятаться? Ты никогда не думал о мести?
Месть…
Иоганн на секунду прикрыл глаза. О, разумеется, он думал! Каждую ночь, когда лежал без сна, перед глазами стояла одна и та же сцена: как он, связанный и со спущенными штанами, извивается в муравейнике, в то время как Людвиг со злорадной ухмылкой выливает лекарство из пузырька. То самое лекарство, которое могло бы спасти жизнь его матери… О да, Иоганн думал о мести, и даже представлял себе, как медленно сворачивает Людвигу шею – как безмозглой курице. Как вспарывает ножом его толстое брюхо. Пару минут назад эта мысль снова посещала его; она засела у него в голове, как прожорливый клещ.
– Ага! Чувствуешь? – Губы незнакомца вдруг растянулись в торжествующей улыбке. – Признайся! Я по твоим глазам это вижу. Тебя гложет ненависть, и в этом нет ничего плохого, ничего предосудительного. Не нужно этого стыдиться. Ненависть порой может служить целительной силой; она очищает душу, как огонь. Но ненависть требует цели – и утоления. Ты ведь хочешь, чтобы этот парень был мертв? Мертв, как твоя мать?
Иоганн помолчал, потом кивнул нерешительно.
– Так произнеси это! – воззвал к нему незнакомец. – И тебе станет легче. Как после ароматного лекарства.
– Я… я хочу, чтобы Людвиг был мертв, – просипел Иоганн, не успев опомниться.
Астролог похлопал его по плечу.
– Ну вот, все просто. Увидишь, тебе скоро полегчает.
Он широко улыбнулся, обнажив зубы, и в них отразился лунный свет. Затем протянул Иоганну нож.
– Я дарю его тебе. Ты его нашел, значит, он твой. Сдается мне, этот нож тебе еще пригодится. Это метательный нож, и он очень старый. Я совсем недавно его наточил. Он рассекает кожу и жилы, как бумагу.
Иоганн медлил в нерешительности, но незнакомец сунул нож ему в руку.
– Бери же, болван. Если не воспользуешься им по назначению, то можешь хоть свеклу чистить.
– Спа… спасибо, – вымолвил юноша и спрятал нож. Теперь тот казался даже тяжелее, чем прежде.
– Ах, как неучтиво с моей стороны, я ведь до сих пор не представился… – Астролог тихо рассмеялся и протянул Иоганну руку. – Меня зовут Тонио. Тонио дель Моравиа. Краковский магистр семи искусств и хранитель семи печатей. Но для друзей просто Тонио. Ну!..
Иоганн пожал протянутую руку, холодную и влажную, как рыбья чешуя.
– Рад познакомиться, – сказал Тонио и снова хлопнул Иоганна по плечу. – А теперь отправляйся-ка домой. Я не могу вечно за тобой приглядывать.
И, насвистывая, он отвязал мерина и пошел прочь.
Внезапно поднялся холодный ветер, взметнул листву в темном переулке. Иоганн зябко поежился. Казалось, вот теперь лето действительно оставило Книтлинген.
* * *Человек, назвавшийся Тонио, завел мерина в конюшню и привязал рядом с повозкой, которую конюхи закатили внутрь. Над козлами висела клетка с вороном и двумя воронами. При виде хозяина птицы захлопали крыльями и подняли крик.
– Ну, что думаете? – спросил их Тонио и подмигнул, словно они понимали его. Затем встал вплотную к клетке. – То, что я увидел, обнадеживает. Чем-то напоминает прежнего тебя, Бафомет.
Он рассмеялся и толкнул клетку, так что она закачалась. Ворон замахал подрезанными крыльями, стараясь удержаться на жердочке, и уставился на своего хозяина злобными желтыми глазками.
– Каррр… – прокаркал он, и крик его очень напоминал человеческий. – Каррр!
– Тсс! – прошипел Тонио. – Не волнуйся, Бафомет, ты останешься моим любимцем. Во всяком случае до тех пор, пока не найдется походящий кандидат и поискам не наступит конец.
Внезапно он выругался и снова толкнул клетку, так что ворон возмущенно вскрикнул, почти как рассерженный ребенок.
– Проклятье, Бафомет, я ни минуты не сомневался на твой счет! Я думал, что день наконец-то пришел! Что ж, возможно, и в этот раз я ошибаюсь. Ведь с тех пор… – Он вдруг погрузился в раздумья, потом тряхнул головой. – Конечно, я ошибаюсь, иначе и быть не может… Нет, еще слишком рано. Но попытаться все-таки стоит. А вы что думаете?
Птицы хлопали крыльями и каркали.
– Тихо, тихо, пернатые твари! – прикрикнул на них Тонио. – Вам тоже был дан шанс. И нечего жаловаться теперь. Вот вам, пожрите и затихните.
Он вынул из мешочка несколько ломтиков вяленого мяса и бросил в клетку. Птицы набросились на угощение и мигом проглотили мясо.
– И не забывайте, – добавил астролог и улыбнулся. – Если он окажется не тем, вам достанется его печенка. Даю слово.
Тонио развернулся и, насвистывая, вышел из конюшни.
* * *Следующим утром Иоганн встал еще до восхода.
Комната, которую он делил с Мартином, находилась под самой крышей, и по ночам слышно было, как по кровле шуршат крысы и куницы. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить брата, юноша оделся. Нож, подаренный астрологом, он сунул в подушку, набитую соломой. Если отец найдет клинок, то непременно решит, что Иоганн украл его. Он достал оружие и стал рассматривать его в предрассветных сумерках. Нож, по всей видимости, стоил кучу денег – украшенная черным орнаментом кость переливалась, как драгоценный камень. Только теперь Иоганн заметил три буквы, выгравированные на рукояти.
G d R
Что бы это значило? Быть может, чьи-то инициалы? Колдуна звали Тонио дель Моравиа, так что ему они принадлежать не могли. Может, астролог сам украл нож или получил от прежнего владельца? Но, возможно, буквы означали что-нибудь еще…