Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер
– Башня, – прошептал Иоганн, бесстрастно глядя на Валентина. – Тогда, в Гейдельберге, я рассказывал тебе про башню, но не говорил, где именно она находится. Только потом я это осознал. Лишь один человек мог рассказать тебе о ней. Тот, кто сам время от времени бывает там.
– Ты так и не понял, насколько могуществен этот человек, – едва слышно вымолвил Валентин и опасливо покосился на Тонио.
– О нет, я прекрасно это знаю, – возразил Иоганн.
Всегда знал, да только не хотел этого замечать.
Он так и не сбежал от наставника. Тонио всегда на шаг опережал его. И это постоянное ощущение, что за ним наблюдают… Все эти годы Тонио не спускал с него глаз. Только неясно было, почему наставник объявился только теперь. Спустя семнадцать лет…
Внезапно Иоганн все понял.
Семнадцать лет…
Ларуа вновь появилась на небосводе, как в день его рождения, и позднее, в ночь зловещего ритуала под Нёрдлингеном. Должно быть, комета как раз проносилась над Нюрнбергом. И они выбрали именно этот день! Поэтому Валентин только сейчас раздобыл ключи, поэтому Грету так долго держали в камере. Они дожидались этого самого дня. А он считал, что сам до всего додумался!
Валентин, похоже, прочел его мысли.
– Они сказали, что ты должен сам прийти к мысли о катакомбах, – произнес он дрожащим голосом. – Если б ты вовремя не додумался, мне следовало помочь тебе. Но так было убедительнее, – он печально улыбнулся. – Собственно, я и не сомневался, что ты найдешь выход. Теперь ты именно там, куда они и хотели тебя привести. Куда он хотел тебя привести.
Иоганн посмотрел на перевернутый крест над алтарем. Тогда, под Нёрдлингеном, он думал, что его хотели умертвить, подобно тем многочисленным детям, что были до него. Принести в жертву ради какого-то дьявольского ритуала, творимого толпой безумцев. Но, очевидно, у них на его счет были другие планы.
И произойти все должно было здесь и сейчас.
– Почему нельзя было просто схватить меня и притащить сюда, если я так важен для вас? – спросил Иоганн, глядя в глаза наставнику. – К чему весь этот маскарад?
– Я счел вполне уместным этот маскарад, раз уж мы имеем дело с магом и артистом. – Тонио пожал плечами. – Или тебе это пришлось не по душе? Ты продолжал свои трюкачества и мог кичиться своим остроумием, как ты всегда и поступал. Впрочем, ты прав: это не главная из причин. А главная состоит в том, что ты должен вернуться ко мне добровольно. Так гласит закон, записанный еще до начала времен.
Тонио сверлил его взглядом, острым, как отточенный кинжал.
– В прошлый раз, выпив черное зелье, ты был уже в моих руках, но сбежал в последний момент. Однако судьба распорядилась так, что я отыскал в Нюрнберге твою дочь. В сущности, я лишь хотел побеседовать с твоим старым другом. Я обнаружил его имя в списках Гейдельбергского университета… – Тонио кивнул на Валентина, и у того вся кровь отхлынула от лица. – Он был весьма… сговорчив. Никому не хочется во второй раз пережить пытку, верно? Затем нам нужно было лишь заманить тебя в Нюрнберг, этот город умельцев, где у меня больше всего сторонников. И наконец, сюда, в лоно зверя. Я знал, что ты не сможешь оставить в беде маленькую Гретхен. После того, что ты сделал с ее матерью… – Он холодно улыбнулся и шагнул к Иоганну. – Ты должен был прийти сюда добровольно, и вот ты здесь. Как нельзя вовремя.
– Что это за место? – спросил Иоганн.
– Мы под церковью Святого Себальда, одной из старейших в Нюрнберге. Прежняя церковь была воздвигнута во славу апостола Петра. – Тонио усмехнулся. – Что весьма уместно, ведь именно Петр когда-то основал христианскую церковь. С некоторых пор мы используем эту забытую крипту для наших скромных собраний. Эти своды оформляют в соответствии с моими представлениями, всякий раз, когда я останавливаюсь в Нюрнберге. Всякая служба требует уместной обстановки, не так ли?
– И что вам нужно от моей дочери? – вновь спросил Иоганн. – Если вы хотите поквитаться со мной, неважно за что, вы…
Тонио отмахнулся.
– Твоя дочь нас не интересует. Нам нужен ты. – Наставник наклонился к Иоганну, и тот почувствовал исходящий от него сладковатый дух. – Мне нужен ты. – Он потянул носом, и его ноздри зашевелились от удовольствия. Он ласково погладил Иоганна по щеке. – Ты – избранный, Иоганн. Я почувствовал это еще в первую нашу встречу в Книтлингене. Когда ты был еще совсем ребенком. Все складывается так, как гласило пророчество.
Иоганн отвернул голову в приступе отвращения. Только теперь он понял, к чему принюхивался наставник и откуда взялся этот сладковатый запах.
Это был запах свежей крови.
– У меня к тебе предложение, – продолжал Тонио. – Ты сейчас успокоишься и сядешь среди моих последователей. И тогда я скажу тебе, как ты сможешь помочь своей дочери. Это нетрудно, Иоганн, всё в твоих руках. Ты обещаешь, что не натворишь глупостей и выслушаешь меня?
Фауст молча кивнул. Ряженые подхватили его и усадили на скамью в первом ряду. Валентин тоже сел, и его теперь стерегли двое прихожан. Беднягу трясло в ознобе. Иоганн был даже рад, что Грета лежала без сознания и не видела происходящего вокруг безумия.
Тонио между тем поднялся по узкой лестнице на кафедру и встал под черным балдахином. Он замер на мгновение, словно наслаждался торжеством момента, после чего обратился к своим прихожанам.
– Вы долго ждали этого часа, – провозгласил Тонио. В эту минуту он олицетворял собой пародию на гневного, изможденного проповедника. – Но ваше ожидание наконец-то подошло к концу. Власти Господа приходит конец, и начинается эпоха человека! Homo Deus est!
– Homo Deus est! – в унисон ответили прихожане.
Иоганн содрогнулся. Эти самые слова он то и дело слышал на протяжении всех этих лет, но не понимал их истинный смысл. Магистр Арчибальд знал, кто стоит за этой фразой, – и заплатил за это жизнью. Интонация, с которой вещал Тонио, показалась Фаусту знакомой. Потом он вспомнил: тем же голосом наставник завлекал людей на ярмарках.
– Столетиями церковь убеждала нас, что существует лишь одно учение, единственное знание, – продолжал Тонио. – Она запрещала вам читать книги, запрещала вам думать! Она баюкала вас и всякое новое знание клеймила ересью. Ставила в центре Вселенной своего ограниченного, своенравного Бога, а не человека. Но этому пришел конец!
– Homo Deus est! Homo Deus est! – повторяли люди в масках. Некоторые из них поднялись на ноги.
– Почему этот город вырвался далеко вперед, почему он богаче и известнее всех других городов Германии? – насмешливо вопросил Тонио. – Почему другие превозносят ум и изобретательность здешних жителей? – У него горели глаза, и Иоганн видел, что наставник наслаждается ролью рьяного проповедника. – Потому что вы поняли, что сами можете преуспеть в этой жизни! Своими знаниями, изобретениями, техникой… Вам не нужен Бог, вы сами себе боги! Уже здесь, на земле, человек может создать рай. Отсюда, из Нюрнберга, наше течение охватит весь мир. Здесь начнется возрождение человека!
Прихожане ликовали. У Иоганна перехватило дыхание. Кто все эти люди? Безумцы? Последователи дьявольской секты? Но потом ему вспомнилось, что говорил Валентин об участниках Шембартлауфа.
За многими масками скрываются влиятельные патриции…
Неужели это правда? Неужели под масками скрываются патриции Нюрнберга? Тогда становилось ясно, почему в тюрьме не оказалось ни одного стражника. Влиятельные люди велели освободить камеры, чтобы заманить его в ловушку. Кто входил в этот зловещий орден? Патриции, купцы, может, даже бургомистр? Как знать, может, и рыцари Тевтонского ордена посвящены в этот заговор?
Непонятно было, чего добивался этим Тонио. К чему это представление? Всю свою жизнь Иоганн защищал научное познание, проповедовал разум и здравый смысл против ханжества и тупого суеверия, как наставляли его Конрад Цельтис, Йодокус Галлус и магистр Арчибальд. Он искренне верил, что наступит новое время, когда собственная мысль будет преобладать над догмой и мир станет творением человека, а не сурового Бога, чьи заповеди, покрытые пылью веков, до сих пор были неколебимы. И теперь Тонио извращал все те идеи, которые Иоганн отстаивал всей душой. Возрождение человека, превознесенное в сатанинском обряде, – это просто насмешка! Тонио показал ему злостную карикатуру на то, как человек противопоставлял себя Господу.
