Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер
Иоганн мрачно усмехнулся. По крайней мере, там он будет недосягаем для кёльнской инквизиции. Но для чего он понадобился кайзеру и тевтонским рыцарям? И кто этот старый друг?
Через десять дней, проведенных большей частью в молчании, когда мослы уже изнывали от нескончаемой тряски, они наконец-то добрались до Нюрнберга.
Еще издали показалась могучая крепость, обнесенная двойным кольцом стен. Словно корона, высилась она над церквями и бесчисленными фахверковыми домами. Глядя на мощные городские стены протяженностью в три мили, Иоганн насчитал не меньше восьмидесяти башен. От такого зрелища просто захватывало дух. Он повидал столько городов, за прошлый год они с Вагнером побывали всюду, на севере, на востоке, на юге и на западе – но Нюрнберг был особенным. Аугсбург слыл самым богатым городом в Германии, Кёльн славился своей святостью, Эрфурт считался оплотом наук, а в Гамбурге жили самые предприимчивые дельцы. Нюрнберг же был родиной изобретателей. Здесь жили самые умные и находчивые люди. Город стал мозгом и душой Германии, негласной столицей в стране, где никогда не было четкого политического центра. Совсем недавно житель Нюрнберга по имени Петер Хенляйн изготовил часы с пружинным механизмом, которые можно было носить в кармане. А некий Мартин Бехайм представил так называемый глобус, изобразив мир в виде шара, вместо привычного диска. И еще множество других изобретений появились за последнее время в Нюрнберге. Кроме того, здесь обитали многие художники, и в первую очередь – прославленный Альбрехт Дюрер. Так что для Вагнера нашелся еще один повод для радости.
– Может, нам удастся встретиться с Дюрером, – говорил он Иоганну, пока они катили к городу в окружении других повозок, воловьих упряжек и шумных торговцев. – Этот Дюрер, между прочим, хорош собой. Я как-то видел его портрет, написанный им же: он представил себя Иисусом, с длинными волосами и бородой. Хотел бы я знать, что думает на этот счет церковь… – Вагнер рассмеялся и покачал головой. – Если человек сам превозносит себя как Бога, такое вряд ли понравится Папе.
Поля, что простирались вокруг Нюрнберга, еще лежали в снегу. Земля была скудна, а Пегниц непригоден для судоходства, но, несмотря на все трудности, здесь сходились важнейшие торговые маршруты, и город, словно алчный паук, устроился в центре этой паутины. Навстречу попадались многочисленные купцы и мелкие торговцы в тяжелых плащах и бесформенных капюшонах.
– Вы же не кто-нибудь там, – продолжал болтать Карл, – так что встретиться…
– Я не кто-нибудь там, а содомит и чернокнижник, забыл? – оборвал его Иоганн. – Не думаю, что кёльнская инквизиция пользуется здесь влиянием, но я знаю, какую страсть люди питают к слухам. Так что история наверняка дошла и до Нюрнберга – и, скорее всего, щедро приукрашенная.
– Истинно так, в городе о докторе ходит недобрая слава. – Эберхарт фон Штрайтхаген задумчиво кивнул. – Ему приписывают занятия некромантией и жульничество. И знакомство с этим Агриппой из Кёльна кое-кому из церковников не по нраву… Так что мы не станем проезжать через ворота Фрауентурм, а воспользуемся воротами Шпиттлертор. Их стерегут не так строго, и оттуда недалеко до нашей комтурии.
Путники двинулись по узкой дороге, что вилась среди заснеженных невозделанных полей. Ворота располагались за крепостным рвом, и сбоку от них стояла мощная башня. Над воротами был помещен двуглавый орел, герб кайзера. Увидев отличительные знаки Тевтонского ордена, стражники без лишних церемоний пропустили Штрайтхагена и его спутников.
Сатана устроился у Иоганна на коленях и теперь принюхивался. В этот час, несмотря на холод, в городе царило оживление. Всюду сновали старьевщики с заплечными корзинами, с площади долетали крики торговок, и в кузницах неумолчно стучали молотки. Над морем из крыш и лабиринтами улиц высились церкви Святого Себальда и Святого Лоренца; между домами неспешно нес свои воды Пегниц и делил город на две равные части. В воздухе стоял запах дыма, вареной капусты и конского навоза. Иоганн вспомнил, какое зловоние стояло в Гамбурге летом – в Нюрнберге сейчас пахло куда как приятнее.
Эберхарт фон Штрайтхаген провел их по шумным улицам, рассекая людской поток. Комтурия Тевтонского ордена располагалась недалеко от Шпиттлертора. Это был целый квартал с небольшой церковью, окруженный стеной. Над улицей протянулась крытая галерея, соединявшая квартал с другой церковью. Иоганн спрыгнул с козел и повел напуганную лошадь под уздцы. Прохожие то и дело задевали его, и рука машинально скользнула к кошельку на поясе.
– Когда-то комтурия находилась за пределами Нюрнберга. Но потом городские границы расширили, и теперь мы подобны острову в море неверующих, – рассказывал Штрайтхаген с суровым видом. – Как мне видится, последний оплот немецкого кайзера. Повозку можете оставить здесь, ее потом заведут внутрь.
Он постучал в тяжелые, обитые железом ворота. Стражник недоверчиво оглядел их через смотровое окошко и лишь затем впустил. Путники попали во внутренний двор, облагороженный и засаженный кустами. Со двора открывались следующие ворота, которые вели к каменным домам, обширным пашням и садам. В отличие от шумных улиц за стенами, здесь царил безмятежный покой и воздух был заметно чище. Иоганн выпустил Сатану, и щенок тотчас пометил кусты.
– Недурно, – заметил с одобрением Фауст. – Кайзер щедро вас одарил.
– За это мы содержим самую богадельню в Нюрнберге, наряду с больницей Святого Духа, что на острове, – отозвался Штрайтхаген. – Как вам наверняка известно, наш девиз звучит как «Помогать – защищать – исцелять».
– Причем защищать в первую очередь, – шепнул Вагнер. – В свое время тевтонские рыцари натворили немало бед на Востоке.
Иоганн бросил на него предостерегающий взгляд и подозвал к себе Сатану. Дальше они шли в молчании. Миновали еще несколько дверей и в конце концов оказались в просторном зале. По стенам висели гербовые щиты; мощные колонны поддерживали потолок из дубовых балок, украшенный искусной резьбой. Посередине стоял круглый стол, и за ним сидел, склонившись над бумагами, престарелый рыцарь с заросшим лицом и волосами, выстриженными на манер тонзуры. Вид у него был сосредоточенный и суровый, но, когда он взглянул на вошедших, изможденное лицо его озарилось улыбкой.
– Славный Эберхарт! – воскликнул старик и поднялся. – Часовые уже доложили о вас. – Он перевел взгляд на Иоганна, и улыбка на его лице померкла. – А это, вероятно, доктор Фаустус, магистр, астролог и некромант.
– Первого титула вполне достаточно, – ответил Иоганн и поклонился. – Некоторых званий человек добивается, другие липнут к нему против его воли.
Фауст по-прежнему не знал, чего ждать, и потому вел себя сдержанно. Он показал на Вагнера.
– Это мой ассистент, странствующий схоласт, сопровождает меня в академических целях.
Старый рыцарь кивнул Карлу, не удостоив его особым вниманием, и вновь обратился к Иоганну:
– Что ж, доктор, я не знаю вас лично – только по жутким историям, от которых я, в общем-то, не в восторге. В особенности это касается последней, что дошла до нас из Кёльна. Но, очевидно, есть люди, которые о вас более высокого мнения.
Он показал гостям на стулья. Иоганн с Карлом сели за стол, заваленный пергаментными свитками и бумагами. Сатана между тем забрался под стол и принялся грызть одну из ножек.
– Мое имя Вольфганг фон Айзенхофен, я комтур местного отделения, – продолжал старик. – Я пригласил вас в Нюрнберг, поскольку… столкнулся с проблемой. И один ваш старый друг сказал мне, что вы единственный, кто сумеет эту проблему разрешить.
– Время покажет. – Иоганн пожал плечами, стараясь не показывать внутреннего напряжения. – Для начала было бы неплохо увидеть этого старого друга. Я проделал ради него долгий путь. Может, я и вовсе его не узна́ю…
– Вы как нельзя правы. Возможно, что с последней вашей встречи он… несколько изменился. Но, как он заверил меня, с тех пор прошло немало времени. – Комтур с улыбкой повернулся к Эберхарту. – Что ж, приведите его.
