Джон Ле Карре - Ночной администратор
И когда Фриски и Тэбби вломились в дверь и включили голубоватый верхний свет и Фриски-левша подскочил к нему справа, оставив на всякий случай левую руку свободной, а Тэбби присел слева у изголовья Джонатана, возясь, как обычно, с ключами, которые он никогда не готовил заранее, все было именно так, как профессиональный наблюдатель и представлял, за исключением одного: он не ожидал, что его мучители даже не постараются скрыть истинной цели визита.
– Боюсь, Томми, мы все тобой сыты по горло. Особенно шеф, – начал Тэбби. – Поэтому тебе придется немножко проветриться. Извини, Томми. У тебя был шанс, но упрямство до добра не доводит.
После этого вступления Тэбби нанес Джонатану вялый удар в живот в качестве успокоительного.
Но Джонатан, как они могли убедиться, уже в таковом не нуждался. Фриски и Тэбби сначала даже испугались, не успокоился ли он навсегда. Когда они увидели Джонатана распластанным на полу со свернутой набок головой и открывшимся ртом, Фриски встал на колени и приподнял ему веко.
– Томми! Эй! Ты что, не собираешься на свои похороны?
Потом они повели себя странно. Оставили лежать на полу. Сняли наручники и вынули кляп изо рта. Правда, вместо кляпа залепили рот пластырем. Фриски обтер ему лицо губкой, а Тэбби стащил через голову то, что раньше было рубашкой, и напялил свежую, продев сначала одну, потом другую руку в рукава.
Джонатан прикидывался беспомощным, как тряпичная кукла, но накопленная энергия разливалась по всем клеткам. Измочаленные, одеревеневшие мышцы требовали разрядки в действии. Разбитые руки и ноги горели, затуманенное зрение прояснилось.
Он выжидал, зная, как много дает такая оттяжка.
«Обмануть», – думал Джонатан, когда они пытались поставить его на ноги.
«Обмануть», – повторял он, когда они, положив его бессильно повисшие руки себе на плечи, волокли обмякшее тело по коридору.
«Обмануть», – твердил он, когда они, согнувшись под его тяжестью, взбирались по неудобной винтовой лестнице.
«Господи! – взмолился он, увидев звезды, рассыпанные по черному небу, и огромную красную луну, качающуюся в воде. – Господи, дай мне силы в последний раз!»
Они были на палубе втроем, как одна семья, и Джонатан слышал любимую Роупером музыку тридцатых, плывшую сквозь ранние сумерки из таверны на корме яхты, и оживленную болтовню собравшихся на вечернюю пирушку гостей. Нос яхты не был освещен, и Джонатану почудилось, что там-то с ним и разделаются – один выстрел, кто услышит в грохоте джаза?
Яхта изменила курс. В какой-нибудь паре миль от них виднелась полоска берега. Светилась дорога. Вереница уличных огней под россыпью звезд. По виду это был материк, а не остров. Может быть, ряд островов.
«Софи, давай сделаем это вместе! Прекрасный момент сердечно попрощаться с самым страшным человеком в мире».
Телохранители остановились, чего-то ожидая. Повиснув на их плечах, Джонатан тоже ждал, с удовлетворением отметив, что из-под пластыря снова стала сочиться кровь. Пусть думают, что ему совсем-совсем худо.
Только сейчас он увидел Роупера. Тот и раньше, по-видимому, стоял там, но Джонатан не сразу разглядел шефа в белом смокинге на фоне такого же белого капитанского мостика. И Коркоран был здесь, но Сэнди Лэнгборн не появлялся. Тискает, наверно, какую-нибудь горничную.
Между Коркораном и Роупером он приметил Джед, или это ангелы послали ее призрак? Да нет, вот же она, и она видит его, вернее, не видит никого и ничего, кроме него, только, наверное, Роупер велел ей помалкивать. На ней были джинсы и не было украшений, что невероятно обрадовало Джонатана: его всегда бесило, что Роупер навешивает на нее свои деньги. Джед глядела на Джонатана, и он тайком на нее, но она не могла об этом догадываться, потому что глаза у него заплыли. Вероятно, слыша его надрывные стоны и видя мотающуюся из стороны в сторону голову, она пребывала отнюдь не в романтическом настроении.
Джонатан сполз еще ниже, и охранники с готовностью нагнулись, чтобы покрепче обхватить его за пояс.
– Похоже, отходит, – пробормотал Фриски.
– Куда? – буркнул Тэбби.
И это послужило Джонатану сигналом. Он столкнул их головы с такой силой, какой не чувствовал в себе никогда в жизни. Энергия будто вырвалась вместе с ним из дыры, где они держали его в цепях. Она сконцентрировалась в плечах, когда он широко раскинул руки, а потом соединил в могучем страшном хлопке: висок в висок, скула в скулу, ухо в ухо, череп в череп. Она пробежала по всему телу, когда он швырнул охранников на палубу и ребром ботинка нанес каждому косой удар по черепу, а потом по горлу. Справившись с телохранителями, он шагнул вперед, к Роуперу, срывая пластырь со рта.
Роупер уже отдавал распоряжения, как тогда, у Майстера.
– Зря вы это! Не подходите ближе! Коркс, покажи ему пистолет. Высаживаем вас на берег. Обоих. Поработали вхолостую. Пустая трата времени.
Джонатан нащупал перила и ухватился за них обеими руками. Он не ослабел. Он просто отдыхал. Ему нужно было время, чтобы собраться.
– Игра не стоит свеч, Пайн. Получат они парочку кораблей, ну произведут парочку арестов – и что дальше? Какого черта? Не думаете ли вы, что я все делаю один? – Он повторил то же, что говорил и Джед. – Это не преступление. Это политика. А политика – всегда грязь. Никуда от этого не уйдешь.
Джонатан снова двинулся к нему, шатаясь.
Коркоран поднял пистолет.
– Можете отправляться домой, Пайн. Впрочем, нет. Лондон приказал убрать ковровую дорожку. В Англии вас ждет арест. Застрели его, Коркс! Прямо сейчас! Стреляй в голову!
– Джонатан, остановись!
Кто позвал его – Джед или Софи? Просто шагать и то было нелегко. Захотелось опять почувствовать спасительную близость перил, но он уже был на середине палубы. Все кренилось и качалось. Палуба поднималась и опускалась. Колени подкашивались. Только воля не оставляла его. В нем жила железная решимость сцепиться с недосягаемым, вымазать кровью белый смокинг шефа, порвать дельфинью улыбку, заставить закричать: «Да, я убийца! Я грешник! Я выбираю зло!»
Роупер считал, как любил считать Коркоран. То ли он делал это невыносимо медленно, то ли Джонатан потерял ощущение времени. Он слышал «раз», слышал «два», но счета «три» не было, и ему представилось, что так и происходит, когда ты убит: продолжаешь жить точно так же, как и до этого, только никто не знает, что ты еще здесь.
Джонатан услышал голос Джед, и в нем была властность, которая его всегда особенно раздражала:
– Джонатан, ради Бога, посмотри!
В его сознание опять ворвался голос Роупера, как будто случайная далекая радиостанция.
– Да-да, посмотрите, – согласился он. – Посмотрите сюда, Пайн. Джед в роли Дэниэла, каково? Но теперь мы не шутим.
И тогда он сделал усилие и взглянул, хотя все плыло у него перед глазами. И увидел, что Роупер стоит, как образцовый офицер на параде, чуть впереди адъютанта в великолепном смокинге, притянув к себе Джед за каштановые волосы и держа у ее виска пистолет Коркорана – именно такой, какой и должен быть у старины Корки, – армейский девятимиллиметровый браунинг.
Джонатан упал или рухнул на палубу, слыша, как Софи и Джед, в один голос, кричат ему, чтобы он не засыпал.
* * *Они принесли шерстяное одеяло, и, когда Джед и Коркоран поставили Джонатана на ноги, девушка укутала его плечи с заботливостью внимательной сиделки, как когда-то на Кристалле. Затем Коркоран и Джед, под конвоем Роупера, все еще державшего в руках пистолет на случай вторичного воскресения, оттащили его к борту, обойдя то, что осталось от Фриски и Тэбби.
Коркоран пропустил Джед вперед, и они помогли Джонатану спуститься по трапу, а Гус с моторки уже протягивал ему руку. Но Джонатан не оперся на нее и чуть не упал в воду, и Джед в который раз поразилась его упрямству именно в тот момент, когда всякий готов был помочь ему.
Корки стал говорить какой-то вздор про то, что остров принадлежит Венесуэле, но Джед велела ему заткнуться, и он заткнулся. Гус попытался дать ей совет, как управлять моторкой, но она это знала не хуже его и сказала об этом.
Джонатан, закутанный в одеяло, как монах в рясу, сидел, скрючившись, посередине банки, инстинктивно выравнивая лодку. Глаза его, еле заметные на вспухшем лице, были обращены на «Пашу», которая нависла над ними, как небоскреб.
Джед тоже посмотрела вверх – Роупер в белом смокинге перегнулся через борт, будто кого-то искал. На мгновение он снова показался ей таким, каким она встретила его в Париже: обаятельный английский джентльмен, лучший представитель своего поколения. Роупер исчез, и Джед показалось, что музыка с кормы быстрее понеслась над волнами, потому что шеф вернулся к танцующим.
31
Первыми заметили братья Хоскин. Когда возились со своими вершами, в Ланион-Хед. Пит Хоскин увидел, но ни словечка не сказал. В море Пит был не слишком разговорчив. Да и на берегу тоже, если подумать. Им сегодня везло на омаров. Четыре красавца тянули вместе фунтов на десять. Так-то, друзья.
