Энтони Беркли - Тайна семьи Вейн. Второй выстрел
– Должен признать, Шерингэм, вы приводите крайне правдоподобные аргументы. А, суперинтендант?
– Весьма изобретательно, сэр. Не то чтобы и впрямь доказательства, хотя признаюсь, что просмотрел след на траве, однако в данном случае любое доказательство на вес золота. Но что насчет отсутствия пороховых следов, сэр? Я заметил, что этого вы еще не объяснили.
– Нет. Приберегал напоследок. И ответьте, суперинтендант: если я предоставлю вам не просто объяснение, но реальное доказательство в поддержку моей версии, что вы тогда скажете? Согласитесь, что это несчастный случай, или продолжите цепляться за гипотезу про убийство?
– С вашего позволения, сэр, я бы предпочел сперва выслушать объяснение и посмотреть на доказательство, – невозмутимо ответствовал суперинтендант.
Шерингэм засмеялся и встал.
– Пойду принесу доказательство, – сказал он и вышел из комнаты.
Через минуту он вернулся, держа в руке веточку с несколькими привядшими и сильно помятыми листьями, и победоносно вручил ее суперинтенданту.
– Пожалуйста!
Суперинтендант принялся очень пристально ее разглядывать, полковник Грейс наклонился к нему, чтобы тоже взглянуть поближе. Мы, все остальные, затаили дыхание.
– Где вы это взяли, сэр?
– Нашел в подлеске справа от места, где лежало тело, чуть сбоку от тропинки. Это веточка платана. И я нашел обломанный конец ветки, откуда ее сбило выстрелом. Причем этот обломанный конец находится на прямой линии между корнем и той точкой в воздухе, где, по моим представлениям, находилось красное пятно на пиджаке Скотта-Дэвиса. Завтра я вам покажу.
Суперинтендант посмотрел на полковника.
– Да, здесь и впрямь видны следы копоти. Должно быть, пуля прошла сквозь листья или между ними, так что сажа осталась на них. Сила выстрела, само собой, разорвала их в клочки. Я удовлетворен, сэр.
– Да, – кивнул полковник. – Это решает дело. Позвольте поздравить вас, Шерингэм. Вы избавили нас от кучи хлопот, а возможно, и от несправедливого приговора. Хотя я не думаю, что мы в любом случае хоть кого-то арестовали бы. Как вы заметили, веских доказательств ни против кого у нас нет, только мотив и возможность – причем в избытке. Адвокаты порвали бы любое выдвинутое нами обвинение на клочки, а мы, разумеется, такого допустить не можем.
– Да, теперь уже никаких сомнений не остается. Рад, что вы со мной согласны, – кротко промолвил Шерингэм. – Полагаю, вы поговорите с коронером завтра утром перед заседанием?
– Конечно. И, человек здравомыслящий, он поймет, что следует вынести вердикт о смерти в результате несчастного случая. Вам, разумеется, надо будет выступить свидетелем – рассказать, как вы нашли веточку и все прочее.
Шерингэм кивнул:
– Что ж, на том и конец Тайне Минтон-Дипс.
– И слава богу! – с облегчением вздохнула Этель. – Мистер Шерингэм, я даже выразить не могу, как мы вам обязаны! Если в моих силах хоть чем-то вас отблагодарить…
– В силах, миссис Хиллъярд, – беспечно отозвался Шерингэм. – Налейте мне выпить, и как можно скорее. После всех этих разговоров я просто умираю от жажды.
– Силы небесные, ну разумеется, – виновато спохватился Джон. – Как я сам не догадался! Виски с содовой?
– Виски с содовой? – укоризненно переспросил Шерингэм. – Говорю же – умираю от жажды.
– Прошу прощения, – ухмыльнулся Джон. – Да, у меня целый бочонок есть. Принести сюда – или обойдетесь графином?
– Да ладно, что там ворочать бочонок. Благодарствую, хватит с меня и графина.
Совещание перешло в общую беседу. От осознания, что туча, так долго нависавшая над нами, приподнялась, а взаимные подозрения и недоверие рассеялись, атмосфера царила приподнятая. Этель с Джоном, само собой, радовались от души и ничуть не скрывали это, де Равель сделался громогласен и до неприличия весел (забавно, мне и в голову не приходило, что де Равели подозревают друг друга!), и даже миссис де Равель больше походила на человека, чем когда-либо на моей памяти. В царившем вокруг облегчении начальник полиции рассказал, что сперва все подозревали меня – и на потеху собравшимся в самом гротескном виде изобразил мою реакцию на обвинения. Однако я был так счастлив, что мог и сам над собой посмеяться.
В должный срок полковник Грейс с суперинтендантом Хэнкоком уехали, а собравшиеся в доме начали расходиться по спальням.
– Пинкертоны, задержитесь еще на минутку-другую, – небрежно предложил Шерингэм. – Не хотите прогуляться со мной при луне? После всего этого напряжения я не засну, не полюбовавшись луной.
Я не имел ровным счетом ничего против, хотя и предположил, что для Арморель ночной воздух слишком прохладен (было уже далеко за полночь). Но она подняла меня на смех и заявила, что идет с нами.
Шерингэм двинулся вперед по дорожке, и через несколько минут мы уже скрылись из пределов видимости (и слышимости) от дома. Я догадывался, что Шерингэм направляется к скамейке, которую Джон поставил под буками. Днем оттуда открывался чудесный вид на долину и море вдали. Там мы все и уселись.
По пути я вертел в голове несколько уместных фраз с благодарностью Шерингэму за чудесное избавление нас обоих из злополучного положения и только начал озвучивать их, как он обрезал меня на полуслове.
– Да-да, Килька, все в порядке. А теперь послушайте. Я привел вас сюда нарочно, поскольку думаю, вы должны знать всю правду. Больше я ничего никому не скажу, даже Хиллъярду, но, сдается мне, вам я должен ее открыть, учитывая, что это вы определяли условия, на которых я работал и согласно которым я предлагаю хранить тайну. Не то чтобы я хотел разделить с вами ответственность за утаивание – я всецело готов принять ее всю на себя, вы же можете сразу забыть все, что я вам сейчас расскажу.
– Правду? – изумленно переспросил я. – Какую правду?
– Кто убил Скотта-Дэвиса, – кратко ответил Шерингэм.
– Но… ты же доказал, что это несчастный случай?
– Доказал… на основании поддельных улик.
Должно быть, я вскрикнул от ужаса, потому что Шерингэм засмеялся.
– Да-да, я подделал доказательство с опаленной веточкой. Я ее вчера сам и подстрелил. Она и так уже была надломана, так что листья пожухли и не могут выдать меня слишком свежим видом. Что до следа на траве – его я и вовсе выдумал.
– Зачем? – запинаясь, спросил я.
Голос Шерингэма посерьезнел:
– Потому что если кто-либо когда-нибудь заслуживал, чтобы его убили, так это Скотт-Дэвис – хоть он и был вашим кузеном, Арморель. И лично я не собираюсь выдавать человека, у которого были все права это сделать. Более того, я сфабриковал фальшивые доказательства и намерен завтра лжесвидетельствовать, чтобы на нее уж точно не пала даже тень подозрения.
– На нее! – повторил я.
– Ну разумеется, – язвительно отозвался Шерингэм. – Разве после того, что я сказал тебе перед ужином, это не очевидно? Я же подчеркнул – Скотт-Дэвис и Эльза Верити обручились вовсе не в то утро, а накануне вечером.
– Ты ведь не хочешь сказать, что… что его застрелила Эльза?
– Именно так.
– Но… но…
– Тише, милый, дай Роджеру нам все рассказать, – тихонько проговорила Арморель, но крепкое пожатие ее ручки сказало куда больше любых слов.
– Рассказывать, собственно, почти нечего, – недовольно буркнул Шерингэм. – Да и история не из красивых. Должно быть, тем вечером Скотт-Дэвис как-то убедил Эльзу, что бросил тебя, Килька, в бассейн из самых лучших побуждений, а потом вытянул у нее слово выйти за него. Она мне сама призналась, хотя, похоже, и не осознавала всей важности своих слов. По ее словам, он очень просил на несколько дней сохранить помолвку в тайне. Эльза пояснила, что никому не рассказывала, потому что вообще не хотела обо всем этом говорить, да и все равно это уже не важно. Я согласился, разумеется, но добавил, что если она до сих пор это скрывала, то лучше и впредь не рассказывать. Она сказала, не станет. Я не мог слишком уж настаивать на секретности, чтобы она не поняла, что я отгадал истину, – но не думаю, что она кому-нибудь скажет.
Итак, зачем Скотт-Дэвис просил сохранить помолвку в тайне, вполне очевидно. Он боялся реакции миссис де Равель. Был уверен, что у нее в рукаве что-то есть, но не знал, что именно, – и хотел выяснить перед тем, как объявлять о помолвке. В тот же самый вечер миссис де Равель ему любезно сообщила: она намерена разыграть крайне неловкую для него сцену на глазах у своего мужа.
Ваш кузен, Арморель, был далеко не глуп. Он знал, что после такой сцены у Эльзы откроются глаза как в отношении того, что он за человек на самом деле, так и того, что он хочет жениться на ней лишь ради денег. За одну ночь ему предстояло сделать так, чтобы как бы широко ни открылись у бедной девочки глаза, свадьба была бы неизбежна. Чувства самой девочки, разумеется, его не интересовали. Он пустил в ход естественный метод. Миссис де Равель, развившая в себе почти шестое чувство во всем, что касалось Скотта-Дэвиса, той ночью услышала, что в коридоре скрипнула половица. Она вылезла из кровати, приоткрыла дверь и увидела, как Скотт-Дэвис скрывается в спальне Эльзы.
