Сьюзен Льюис - Горечь моей надежды
Выходя из машины, Алекс невольно задалась вопросом, бывал ли Дэниэл раньше в домах вроде этого, с аккуратными гравийными подъездными дорожками и идеально ухоженными клумбами? Не говоря уже про массивную входную дверь с забавными топиариями[1] по обе стороны? Даже если и бывал, то лишь затем, чтобы помочь их грабить. В голову тотчас полезли малоприятные мысли о том, какого рода сувениры он может унести из этого дома.
– Вот это домище! – прокомментировал Бен, вытаскивая из багажника наволочку, набитую барахлишком Дэниэла, и добавил, уже себе под нос: – Не слишком ли жирно для этого говнюка?
– Может, подождешь нас снаружи? – предложила Алекс. Взяв нехитрый скарб Дэниэла, она перебросила через плечо собственную сумку и была уже готова передать своего подопечного на попечение временной семьи, как Бен счел своим долгом съязвить:
– Буду только рад, ваше высочество. Я с самого начала не горел желанием сюда ехать.
Алекс едва не сказала ему, что, будь у нее выбор, она никогда бы не прибегла к его помощи, однако вовремя промолчала. Подойдя к Дэниэлу, она положила ему на плечо руку и повернулась лицом к входной двери. Мальчик тотчас сбросил ее руку. В следующий миг дверь открылась.
– Привет, Алекс! – с улыбкой сказала китаянка в очках, вышедшая им навстречу. Такой же социальный работник, как и Алекс, она, в отличие от нее, работала в престижном частном агентстве, которое занималось подбором самых достойных, самых надежных семей (каковых, к сожалению, в Кестерли было крайне мало), и потому получала в разы больше своих коллег-госслужащих. Впрочем, характер у нее был золотой, так что Алекс не держала на нее за это зла.
– Привет, Мей! – поздоровалась она. – Это Дэниэл.
– Рада с тобой познакомиться, Дэниэл! – улыбнулась Мей, протягивая ему руку.
Тот проигнорировал дружеский жест, вместо этого упершись взглядом в землю, которую он ковырял носком своей поношенной кроссовки.
Понимая, что в душе он переживает гораздо сильнее, хотя и старается не подавать вида, Алекс сказала:
– Может, пройдем внутрь? Дом такой красивый, правда ведь?
– Я хочу домой, – пробормотал мальчишка.
– Привет, так это ты, Дэниэл? – раздался в дверях доброжелательный голос.
Алекс подняла глаза. Перед ними стояла высокая, элегантно одетая женщина лет пятидесяти с небольшим.
– Здравствуйте, меня зовут Мэгги, – сказала она, обращаясь к Алекс и протягивая ей руку, после чего повернулась к Дэниэлу: – Знаешь, я только что приготовила мороженое. Столько, что нам одним его просто не съесть. Может, войдете и полакомитесь вместе с нами?
Алекс напряглась, ожидая привычного «да пошли вы», но была приятно удивлена, когда Дэниэл, пусть даже не слишком приветливо, сказал:
– Это как понимать «приготовили»? Его разве не продают в магазине или с тележки?
– Мэгги сама делает восхитительное мороженое, – сочла своим долгом сообщить Мей. Впрочем, Алекс заметила, что это ничуть не расположило к ней Дэниэла.
– Я всеми руками «за», – добавил высокий мужчина в очках и с седой бородкой, подошедший к ним. – Здравствуйте, молодой человек. Я Рональд, но ты можешь называть меня Рон, потому что так зовут меня почти все мои друзья. Слышал, ты поживешь у нас какое-то время?
Дэниэл с опаской воззрился на Рона Фенна.
– Можешь занять отдельную комнату, – добавила Мэгги. – Или, если хочешь, живи в одной вместе с Оливером… Кстати, где же он?
После этих слов в дверях появилась крошечная испуганная фигурка с копной темных блестящих волос. Сердце Алекс разорвалось от жалости и ужаса. Мальчик был такой крошечный и выглядел таким беззащитным, что она вновь испугалась, что Дэниэл начнет его обижать. Страшно подумать, вдруг Дэниэл будет с ним жесток или – еще хуже – начнет обучать всяким гадостям. Увы, скорее всего, так и произойдет. Это обычная история, особенно среди приемных детей: сильные, как могли, вымещали свою озлобленность на слабых, а те в результате превращались в затравленных зверьков, выживавших любыми способами.
С другой стороны, Дэниэл ведь тоже ребенок и не меньше Оливера нуждается в заботе и внимании, даже если сам не желает в этом признаться. Хоть бы в этом доме он их обрел. Пусть даже временно, пока его не переведут куда-то еще. Да, но что будет потом?
Понимая, что тревожиться об этом сейчас бессмысленно, Алекс положила руку ему на плечо и вслед за Феннами вошла в дом. Как только Дэниэл обустроится, она попросит Бена подбросить ее в больницу – нужно проверить, как там Кайли, – после чего вернется на работу, потому что именно там она оставила свою машину. Хотелось бы надеяться, что она успеет на важную встречу с семьей иммигрантов из Эфиопии, которые – приятное исключение – были только рады поддержке и вниманию со стороны социальных служб.
К сожалению, так бывало не часто. Куда чаще Алекс и других ее коллег местные жители встречали в штыки. Особенно во вверенном ей районе. И хотя порой от бессилия у нее опускались руки, она ни разу не оставила в беде ребенка, нуждавшегося в ее защите.
Ни разу.
* * *Эрика Уэйд смотрела в окно своего унылого дома на Норт-Хилл. Когда-то это был внушительный викторианский особняк с аккуратно выкрашенными стенами и окнами, пестревшим цветами палисадником и ухоженной подъездной дорожкой. Дом стоял на отдельном участке, в окружении живой изгороди, а на заднем дворе высился гигантский клен. В таком доме полагалось жить приличному зажиточному семейству, что когда-то, наверно, так и было.
Взгляд Эрики был устремлен в конец короткой подъездной дорожки. Там, среди густо разросшихся кустов, распахнутые полуразвалившиеся ворота. Впрочем, она их не замечала. Как не замечала и цветы, тянущиеся к солнцу из окружавших лужайку зарослей. Понурая вишня отбрасывала кружевную тень на кукольный домик и игрушечную коляску. Но Эрика не замечала и их.
Время от времени ее взгляд выхватывал легковушку или грузовик, с ревом проносящиеся мимо по дороге, как будто надеялась умчаться вместе с ними отсюда прочь. А вот пешком мимо дома почти никто не проходил. Разве что постояльцы расположенного рядом фешенебельного пансиона. Правда, все они останавливались там лишь на пару ночей. Та же история с летними апартаментами слева от дома и по другую сторону дороги с четырехполосным движением.
Из ее окон моря не было видно – дом стоял на другой стороне холма. Но если подняться на него, а это не больше минуты ходьбы, то открывался изумительный вид на устье реки и залив Кестерли. Туристы и просто фотографы обожали делать отсюда снимки старомодного приморского городка. Широкая полоса песчаного пляжа пролегла между двумя утесами, окутанными во время прилива радужной пеленой мелких брызг. На равном расстоянии от утесов едва ли не к самому горизонту протянулся недавно реконструированный пирс – казалось, он так и манил уйти по нему в неизведанную даль.
Но Эрика ни разу не поднялась на холм и не дошла до конца пирса.
Ее усталые серые глаза оставались пусты даже тогда, когда она провожала взглядом пару ласточек, что стремительно проносились над гаражом рядом с домом. Птицы свили гнездо внутри гаража, и теперь ее машина была сплошь заляпана птичьим дерьмом. Впрочем, какая разница. Она все равно никуда на ней не ездит, Брайан же обычно оставляет свою на дорожке перед домом.
Черты ее лица были тонкими и правильными, а вот кожа – бледной и морщинистой, прибавляя как минимум десяток лет к прожитым ею тридцати. В любом случае, она давно уже не чувствовала себя живой, а если и чувствовала, то крайне редко. Иногда, приняв лекарства, Эрика ощущала прилив энергии. Возникало ощущение свободы, и тогда она казалась себе кем-то вроде мотылька, порхающего среди цветов шиповника, вербены и молочая.
Когда-то эти мотыльки вдохновили бы ее сочинить мелодию. Но теперь у нее не было ни пианино, чтобы ее сыграть, ни желания попробовать. Когда-то она знала названия мотыльков. Возможно, она и сейчас их вспомнит, если постараться – махаон, адмирал, белянка… Но вспоминать не хотелось. Это значило бы проявить к ним интерес, ей же это ни к чему, даже если ее сознание – тоже как мотылек – трепещет крылышками над мыслями и горизонтами, замечая их, но не позволяя им вторгнуться в темные, искореженные глубины ее чувств.
Какое-то время назад почтальон опустил в ящик какие-то конверты. Он – один из немногих, кто приходит сюда. Он и еще несколько человек, что доставляют сделанные по Интернету покупки, и член местного совета, агитирующий проголосовать за него на выборах. А ведь когда-то их дом гудел от посетителей – главным образом детей, которые приходили брать уроки игры на фортепьяно. Правда, тогда они жили в другом доме – в том, который они купили, когда родился Джонатан. Это было на севере, за много миль отсюда, почти у самой шотландской границы.
Были у нее и подруги, пусть даже всего несколько. Они продолжали приходить и после того, как умер Джонатан. Увы, у нее не было сил притворяться, что ничего не произошло, что жизнь продолжается. Она была вынуждена попросить родителей своих учеников подыскать им других преподавателей, после чего отгородилась и от подруг. Вскоре единственным человеком, которого она видела рядом с собой, остался ее муж Брайан.
