Летний детектив для отличного отдыха - Татьяна Витальевна Устинова
Тут я вновь взглянула на картину и подумала: нормальному вору в голову не придет, что такая мазня денег стоит. И попыталась вспомнить какую-нибудь картину Лотмана, но не преуспела, хотя видела их не раз, художник он действительно известный. Надо сегодня же посмотреть…
– А что вы скажете о его близких? – спросил Бергман, меняя позу, теперь руки он сложил на груди и с интересом рассматривал что-то у себя под ногами. Я на всякий случай тоже посмотрела: ничего.
– Сестра, дочь, внучка, – пожала плечами Галина. – Бабье царство, как он их называл. Все его до смерти боялись.
– Боялись?
– Характер у него взрывной, мог наорать. Ударить, кстати, тоже мог. Мне один раз влепил пощечину. Я попросила больше этого не делать, если не хочет получить сковородкой по башке. А эти инфузории вряд ли способны на отпор. Прости, Господи, – торопливо добавила она. – О покойниках плохо не говорят.
– Давайте все-таки поговорим, – усмехнулся Максимильян. – Начнем с сестры.
– Ядвига мне всегда казалась чокнутой. В брате души не чаяла. Обожала племянницу и ее дочь. Абсолютно неприспособленная. После смерти жены Натана о его дочери она заботилась и вырастила свое подобие. Дочка отца боялась до судорог. Доставалось ей от него частенько, особенно когда она стала у него работать. Материально все зависели от него. А он, прежде чем денег дать на любую мелочь, полчаса втолковывал им, какие они ничтожества.
– То есть особого повода любить его у них не было.
– Вот уж не знаю, был или не был. Но по собственному опыту могу сказать, любят не за, а вопреки. Ядвига без брата жизни не мыслила. Она до того дура, что просто не знала, что с этой жизнью делать. Вера… может, и хотела бы уйти от отца, но характера не хватало. Привыкла во всем ему подчиняться.
– А ее замужество?
– Единственный акт неповиновения, – засмеялась Галина, – закончился бесславно. Прибежала к отцу в ночнушке и тапочках. Пьяный супруг надавал затрещин, и это при том что она была на последнем месяце беременности. Муж поутру ее забрал, она, конечно, простила. Так и мыкалась туда-сюда, пока Гаврила от передозировки не скончался. Внучку Натан у них отобрал, она жила у него с нянькой вместо матери. Вера возражать не стала, а муженьку было все равно. Вряд ли он вообще заметил отсутствие дочери.
– Лотман внучку любил?
– Конечно. Из трех баб эта самая толковая и не без характера. Мать с теткой ни во что не ставила, и правильно. Дедом в меру сил вертела, он был готов на все, если это стоило недорого.
– А машина?
– Подарок на восемнадцатилетие? Вы эту машину видели? Сомневаюсь, что о ней девчонка мечтала.
– Молодые люди у Надежды были?
– Понятия не имею. Но вряд ли бы она пригласила их в дом. Натану бы никто не понравился. Если только арабский шейх, но и в нем он бы усмотрел одни недостатки. У него была жуткая боязнь, что Надя отправится по стопам матери, то есть выскочит замуж за какое-нибудь отребье. Он твердил об этом девчонке с утра до вечера и разглядывал всех друзей-подруг под микроскопом. Кто такое выдержит?
Бергман задавал вопросы еще минут десять, после чего, вежливо поблагодарив хозяйку, поднялся.
– Извините за беспокойство, – уже возле двери сказал он.
– Беспокойте в любое время, – усмехнулась Галина. – И ради бога, найдите того, кто это сделал.
– А вы сами что думаете по этому поводу? – спросил Максимильян, стоя к Галине боком и разглядывая картину.
– Я? – вроде бы удивилась женщина.
– Ну да. Вы ведь наверняка задавались вопросом: кто мог совершить убийство? Точнее, три убийства?
– Не знаю, – ответила она с большой поспешностью. – Недоброжелателей у него было много. Но убийство… наверное, все дело в этих деньгах… Грабитель-отморозок…
Бергман кивнул, словно соглашаясь, и мы покинули кабинет. Не дожидаясь привычного вопроса «что скажешь?», я заметила, как только мы вышли из музея:
– Мне показалось, она говорит искренне…
– Кроме разве что последнего вопроса, – усмехнулся он, и я согласилась:
– Да, кроме разве что последнего. Подозрения у нее есть, но она не захотела ими делиться.
– Или не рискнула.
– Или так, – кивнула я.
Мы сели в машину, но уехали недалеко. Развернувшись на светофоре, Бергман припарковал «Ягуар» возле небольшого сквера. Отсюда музей был хорошо виден.
– Надеешься, что Галина бросится сломя голову к своему возможному сообщнику? – съязвила я.
– Женщины всегда наступают на одни и те же грабли. Даже самые умные.
– Что ей мешает позвонить?
– Вот уж не знаю. Но в девяти случаях из десяти женщина срывается…
Договорить он не успел: из дверей музея показалась Галина, быстрым шагом прошла на парковку и села в белый двухдверный «Мерседес». На светофоре она свернула, и мы спешно отправились за ней. Я – с легкой досадой. «Могла и потерпеть пару часов», – думала я, стараясь не терять «Мерседес» из виду.
Наша слежка продолжалась недолго. Уже через семь минут Галина тормозила возле двухэтажного здания с табличкой возле единственной двери «Галерея Шацкого». Ниже еще что-то написано, должно быть, часы работы, но отсюда не разобрать.
– Вполне естественное желание рассказать о нашем разговоре, – скорее из вредности заметила я.
– Тогда торопиться не стоило. Может, у нее возникли вопросы? Или появилось беспокойство?
– С какой стати? Ничего такого в нашем разговоре не было, на те же вопросы она уже отвечала следователю.
Галина между тем, бросив машину у тротуара, подошла к двери и нажала кнопку звонка. Дверь открылась, и дамочка исчезла из поля зрения.
– Что же ее насторожило? – пробормотал Максимильян, вроде бы просто подумав вслух. – Ясно, что подобная публика не любит привлекать внимание сыщиков…
– Чего им бояться, если они просто продавали или покупали картины. Занижали цену, чтоб налог не платить?
– И это тоже. Явится следователь по одному делу, и в тюрьме окажешься по другому, – засмеялся Максимильян.
Место для парковки мы нашли с трудом и довольно далеко от галереи. Прошло минут двадцать, Галина не появлялась.
– Разговор затянулся, – взглянув на часы, Бергман заглушил машину и повернулся ко мне: – Что ж, давай
