Йенс Лапидус - Шальные деньги
— Убери ствол, и будем считать, что ничего не было, — увещевал Мрадо.
Без толку.
Араб снова принялся голосить. Подальше, у поддонов, поднимался Хорхе.
И тут нá тебе — третий сюрприз за день. Худший из всех.
Входная дверь открылась.
В ангар хлынули копы.
Грянуло два выстрела.
61Хорхе как в бреду.
ЮВе выстрелил. Мрадо выстрелил.
Ненад на полу. Легавые кругом. Правда, очканули, когда ЮВе шмальнул. Затупили. Мрадо промазал. ЮВе невредим. На ногах. Легавые вломились в самый раз — помешали сербу.
Пустили слезоточивый газ.
Мрадо остервенело отстреливался.
Копы попрятались по щелям. Зассали. Приказывали сдаваться. Угрожали.
Хорхе за поддонами.
ЮВе подскочил, в руке картонный нож. Разрезал скотч. Освободил Хорхе.
Хорхе встал. Переглянулись.
Адски щипало в глазах.
Бегом к черному ходу.
Копы не сразу въехали, что к чему. Да и не до того им было, пока шла перестрелка с Мрадо.
Хорхе открыл дверь.
Вдвоем с ЮВе выскочили в коридор.
Чисто.
В дальнем конце мигала лампа.
Помчались наугад.
Лестница возле стены. Кинулись к ней.
Вверх.
Вверху люк.
Карабкались, перемахивая через три ступеньки.
В коридоре шум. Копы.
Хорхе глянул вниз. Открыл люк. Внизу скомандовали: «Ни с места! Полиция!» Ага, идите в жопу, подумал Хорхе. Хорхелито — калач тертый. Золотое правило: беги без оглядки, рви когти, копам сосать.
Выбрались на крышу. Крыша плоская, жестяная, какая-то седая. Походу, сперва была белой. Небо ясное.
ЮВе запыхался. «Глок» все еще в руке. Патроны небось все расстрелял. Хорхе выглядел получше, даром что столько не тренировался.
Ураганом по крыше.
ЮВе, походу, знал, куда бежать. Рассекал впереди.
Хорхе:
— Куда мы?
ЮВе:
— Там тачка. «Фольксваген», с лицевой стороны, у флагов.
А сучары легавые уже на крышу выбираются. Настигают.
Издали кто-то орет в матюгальник:
— Стоять! На месте! Руки за голову!
ЮВе направил ствол в сторону преследователей. Охренел совсем?
Хорхе услышал, как закудахтали полицейские: «Он вооружен!»
Сам помчался дальше.
Дыши носом.
Как потом разит.
Но не от нервов. От бега.
Нервы в норме.
Бегом по крыше.
Орет матюгальник.
ЮВе остановился. В руке «глок». Развернулся лицом к копам. Отрывистый щелчок. ЮВе стреляет или в него?
Облом — а Хорхе-то понадеялся, что у товарища кончились патроны.
Еще выстрел.
ЮВе упал. Схватился за ляжку.
Что творят, суки легавые!
Некогда.
Полетел сам.
Гармония в каждом шаге.
Глубина в каждом вдохе, ритм в каждом взмахе.
В отключке: вся его сила — в беге.
Вспомнил, как нарезал круги на Эстерокере. Вспомнил, как взвилась самопальная веревка над тюремным забором.
Бежал резво.
Вот уже и край.
Вниз даже не глянул.
Сиганул с крыши. Привычка, однако.
Прыжки с эстерокерского забора и Вестербрунского моста теперь показались ему легкой разминкой.
В ноге что-то хрупнуло.
Увидел «фольксваген».
Фиг с ней, с болью.
Ковыль-ковыль к тачке.
Высадил стекло. Открыл дверцу.
Сидуха вся в осколках.
Рванул из-под руля провода.
Что-что, а тачки угонять — это в крови.
Король.
Есть контакт.
Адиос, лузеры!
Эпилог
Наверное, Паола уже родила.
Хорхе закурил, откинулся на спинку. Шаткий шезлонг. Тент с рекламой пепси.
Нога еще болит, но намного меньше.
Самет — не самый популярный остров в Сиамском заливе. Дольше добираться, чем до Taу и Самуя. Ни тебе шведских чартеров, ни засилья немецких туристов, ни многодетных семейств. Взамен: дешевые бунгало, пустынные пляжи и нечесаные бэкпэкеры. Да, еще стареющие холостяки и тайские шалавы.
Половина бабла, в гринах, греется на солнышке рядом с шезлонгом, в сумке. Другая лежит на счете в «HSBC». У этого банка есть отделения по всему миру.
То, что надо.
На пляже безлюдно.
Пощупал: убедился, на месте ли сумка.
Предался воспоминаниям.
Ты сделал всех. Хорхе Бонапарт. Гнал машину как сумасшедший, хрен с ним, с вывихом. Точь-точь как с Эстерокера, только на этот раз без заготовленного плана. Преследователи отставали на полминуты, не больше. Свернул в Мидсоммаркрансен. Сплошные дома, узкие улочки. Это тебе не шоссе, где легавые не упустят из виду. Бросил тачку в кювете у гимназии Бренчюрка. Полминуты не прошло, уже угнал новую. Легавые не воткнули. Фокусник снова обвел их вокруг пальца. Сбил со следа. Перехитрил лисиц.
Недолго думая, полетел на хату к Фахди.
Ключи при себе. Доковылял до спальни. Залез в шкаф. Вытащил дробовик, тот самый, что пригодился ему на Халлонберген. Сунул в бумажный пакет «Vivo». Стал уходить.
Передумал. Вернулся в спальню. Выгреб автомат и остальное оружие Фахди. Завернул в простыню.
Фахди — братан. Даже если выкарабкается, хоть за стволы срок не накинут.
Пошел на кухню. На столе привычная картина — весы, пакетики, конверты, зеркала и лезвия. Триста грамм кокса рассованы по марочным пакетикам.
Засунул все добро туда же, в бумажную авоську.
Пошарился. Перевернул кухню вверх дном, стараясь не шуметь. В перчатках. Не наследил. Нашел, что искал: ключи от складов.
Похромал наружу. Тиснул новую тачку.
Простыню со стволами бросил в залив Эдсвикен.
Катался до ночи. Опустошал склады. «Шургард селф-сторидж» на Кунгенскурва, Хегдален, Дандерюд.
Наутро: склады в Риссне, Сольне и Веллингбю. Общий улов: 1 кг 200 г кокса.
Потом три дня аврала. Спускал дурь, почитай, задаром. Семьсот за грамм. Товар разлетелся как пивасик в жаркий полдень.
Выправил полустремную ксиву — бабла отвалил немерено, ну, да не до жиру.
Сунулся с ней на чартерный рейс до Бангкока. Рискнул.
Прокатило. Выезжающих из Швеции досматривали абы как.
Свалил за бугор уже на четвертый день после того, как погорел в холодильнике.
Вышло не так, как задумывал.
Если родится пацан, Паола обещала брату назвать его Хорхе. Настоящий Хорхелито, только мелкий. Пусть старшему Хорхе остаток жизни придется провести в бегах, зато у Паолы будет нормальная житуха. Дядя избавит племяша от геморроя: от собесовских хабалок, от учителей, исподтишка чмырящих тех, кто «понаехал тут», от гнойных полицейских пидоров, а еще — от Родригеса. Хорхе замутит схему, все до последней кроны вложит в воспитание племяша.
По пляжу под ручку с тайской малолеткой фланировал бледнолицый европеоид.
Хорхе зажмурился. Его уже тошнило от сутенеров, правда, кое с кем он еще посчитается, даст Бог.
Вспомнил, как ЮВе в ангаре все отказывался верить. Но Хорхе не сдавался:
— Твою сеструху насиловали и били, я видел запись. Вот эти самые. Поверь мне на слово.
ЮВе, тупо уставившись перед собой, мямлил только:
— Рот закрой, Хорхе. Хорош тебе.
Но Хорхе знай твердил, шептал так, чтоб ЮВе мог разобрать:
— Поверь, прошу. Не по пути тебе с этими ребятами. Но если останешься с ними, я пойму. Ты слишком много поставил на них. Сестра твоя у сербов проституткой была, типа. Эти ублюдки ее и пришили.
Тут ЮВе наконец проняло. Со страшным лицом обернулся к Хорхе. Приказал:
— Заткнись, ну, или я тебя тут же положу!
Ненад и Мрадо по-прежнему не замечали ни ЮВе, ни Хорхе — увлеченно кромсали кочаны, пересыпая кокаин в мешки. Благим матом орал Абдулкарим. ЮВе внял-таки — Хорхе понял по его виду.
— Юхан, я этих мудаков уже несколько месяцев пасу. Все их делишки знаю.
Хорхе вкратце пересказал разборку в халлонбергенском борделе. О кровавой кончине сутенера и мамки он, понятное дело, предпочел умолчать. Зато в красках описал оргию в Смодаларё. Как маньячили богатые извращенцы, каких телок тискали, какие шишки там гуляли. Тут он для наглядности вспомнил, какие навороченные тачки видел на стоянке перед гигантским особняком. Одна ферраристей другой. На этих словах у ЮВе точно башню снесло.
Хорхе забычковал сигарету в песке. Прибалдел на солнышке. Оно покрывало его натуральным загаром. Не надо больше мазаться вонючим бурым кремом, кайф! В остальном же вернул себе прежний вид. Волосы прямые, поджарое тело, гладко выбритое лицо. Разве что горбинка на носу напоминала о временном преображении Хорхелито.
Акуна матата!
Но и вечно бить балду — не пристало.
Лаве — оно если есть, то его сразу нет.
Надо бы нагрянуть домой. Срубить побольше.
Повидать малыша Хорхелито.
* * *Скрежет ключа в замке. Двустворчатая дверь открылась.
Маргарета заплакала с порога. Бенгт крепился, уставившись в пол.
Впустив их, тюремщик запер дверь.
Лицо Маргареты сливалось с бледно-серыми тюремными стенами.
