Рауль Мир-Хайдаров - За все наличными
В тот же вечер он позвонил молочнице Колетт и пригласил ее в ресторан. Как человек суеверный, Карлен считал, что его удачи в Париже начались с нее, да и нравилась она ему -- остроумная, приятная девушка.
В Париже он пробыл еще два дня, потому что невероятно преобразилась погода: потеплело, появилось солнышко, исчезли ветер и облака -- ну прямо бабье лето вернулось во французскую столицу, и грех было уезжать, не погуляв, не побродив по его волнующим улицам. Карлену Париж теперь казался совсем иным: таинственным, привлекательным, сулящим удачу...
Возвращался он ночным рейсом "Эр-Франс", нагруженный подарками. Самолет прилетал в Москву на рассвете, и он не стал беспокоить друзей просьбой, чтобы его встретили. В самолете, наверное из-за хорошего настроения, он даже не вздремнул -- все строил планы. Теперь-то он стоял у цели и оттого время от времени мысленно повторял кличку человека, знавшего тайну фальшивых долларов. "Тоглар... Тоглар..." -- назойливо вертелось в голове, и вдруг ему показалось, что он когда-то уже слышал это имя. Редкая кликуха, не спутаешь. Ничего конкретного связать с этим именем Карлен не мог, но и от навязчивой мысли отделаться не удавалось...
Войдя в дом и даже не распаковав вещи, он поспешил к своему всезнающему компьютеру, где находились данные на всех, кто мог быть причастен к производству супербанкнотов. Поискал человека по кличке Тоглар по многим разделам, но ничего похожего не было, и, уже отчаявшись, просто на авось, он "заглянул в досье" на умерших "граверов". И тут ему повезло: в самом конце он нашел данные, которые так упорно искал, -- все-таки его коллеги из ФБР работали основательно, надежно. Сведения гласили: "Фешин Константин Николаевич, год рождения 1943-й, имеет судимость за подделку документов государственной важности. С 1966 года постоянно живет в Москве, не женат. Пользуется авторитетом в криминальных кругах. Имеет узкую специализацию -может подделать любой документ, а значит, при определенных обстоятельствах, и деньги. Кличка -- Тоглар. Погиб в декабре 1990 года в автокатастрофе на московской обводной дороге, похоронен на Востряковском кладбище, могила No 11632".
Погиб? Опять какая-то тайна. А может, ловко инсценированная смерть, чтобы надолго пропасть из поля зрения органов или конкурентов и наладить выпуск супербанкнотов? По срокам все совпадало. И тут Карлен вспомнил, как Абрек комментировал свадебные фотографии, сделанные в "Пекине", и, несмотря на раннее утро, позвонил на четвертый этаж. Трубку снял сам Абрек. Поздоровавшись и сообщив о своем приезде, Карлен сообщил без обиняков:
-- Помнишь, мы как-то говорили о шикарной свадьбе в "Пекине", о женихе, которого некогда высоко аттестовал Рафик Сво? Вспомни, пожалуйста, кличка у него -- Тоглар?
-- Да, точно, Тоглар, -- обрадовался Абрек. -- Вспомнил наконец. Да разве запомнишь такую мудреную кликуху -- не Кувалда, не Кистень, не Балда. Зачем он тебе сдался, хочешь статью о нем тиснуть? -- спросонья зевнул в трубку Абрек.
Но Карлен уже не слышал его трепа... Все сходилось и теоретически и практически: человека, которого разыскивали все спецслужбы США, звали Тоглар.
Глава 15. Катран в Барвихе
1
Весь сентябрь Аргентинец переживал тяжелейшую депрессию, хотя видимых причин для этого не было. Карта шла, случались, и часто, заметные выигрыши -- по-крупному, слава Богу, не "залетал" года три. Дома вроде тоже все было спокойно, если не считать, что младшая дочь, кажется, влюбилась в Эйнштейна. Это вселило в него тревогу, он не хотел, чтобы Верочка вышла замуж за каталу, даже и за подающего надежды аса -- нет, такой судьбы для любимой дочки он не хотел. Впрочем, заметного интереса к дочери со стороны Георгия он не замечал, а поклонниц у него было хоть отбавляй: обаятельный, всегда изысканно одетый, часто при деньгах, с машиной, а кроме того, хорошо образован, начитан -- в общем, мог и любил пустить пыль в глаза, таких девушки любят, не дают им прохода. Правда, в последнее время Георгий играет в карты редко, постоянно держится при Тогларе, словно его ре-ферент: сопровождает повсюду и даже в отсутствие хозяина живет на Кутузовском. Общение с Тогларом, конечно, пойдет Георгию только на пользу, даже сейчас близость его к чистоделу подняла авторитет Эйнштейна.
А ведь начинался сентябрь так прекрасно! После свадьбы Тоглара Аргентинец с семьей был приглашен в гости на Кутузовский, в недавно отделанную, отреставрированную квартиру Константина Николаевича. Кстати, полностью обставленную, доведенную до ума Аргентинец видел ее тоже впервые, хотя не раз бывал здесь во время ремонта и очень гордился тем, что картина Шагеева появилась в мастерской с его легкой руки -- она так пришлась к месту, что даже человеку, далекому от живописи, это было очевидно. Апартаменты, занимавшие этаж, с изысканной мастерской-салоном потрясли его домочадцев, как некогда их квартира произвела ошеломляющее впечатление на Наталью, жену Тоглара.
В гостях у Константина Николаевича оказался и Георгий, и именно в тот вечер Аргентинец заметил, что его Верочка неравнодушна к картежному гению Эйнштейну. Тогда же впервые Городецкий узнал, что дед Константина Николаевича был крупным русским художником, академиком и умер в эмиграции, вдали от родины. Картины Николая Фешина не оставили его равнодушным, и теперь понятна стала тяга Тоглара к живописи -- кровь есть кровь, гены когда-нибудь должны были взять свое. В тот теплый сентябрьский день легендарный Тоглар открылся Городецкому совсем с другой стороны, а казалось, он знал об этом человеке все -- ведь знакомы уже без малого почти тридцать лет, целую жизнь.
Пригласил Тоглар Аргентинца с семьей и в загородный дом в Переделкино -- в общем, налаживалась спокойная, благополучная жизнь, о которой мечтал его близкий друг Костя Фешин.
В последний год Аргентинец чаще всего играл в Барвихе, иногда у Шамана дома, но потом сложился настоящий катран у одного из высоких чиновников из окружения президента. Катран в Барвихе ценился высоко среди катающих по-крупному: безопасность и комфорт гарантированы, и в долг тут не играли, у всех наличка -- в "дипломатах", баулах, саквояжах, чемоданах, очень состоятельные господа собирались там.
Отчасти глубокой депрессией Аргентинец был обязан тамошним разговорам, неожиданным тайнам, открывавшимся ему в барвихинском катране. Чиновничий люд, подогретый дорогими коньяками и виски, наперегонки спешил избавиться от служебных и государственных тайн, словно знание их душило, не позволяло радоваться жизни. Оттого эти сытые и самодовольные господа легко, без сожаления, даже бравируя, расставались за ночь с целыми состояниями. Неправедно нажитые деньги как будто жгли им руки, не давали ощущения реальности, оттого им не радовались выигравшие, не огорчались проигравшие: иные пачки долларов по двадцать -- тридцать тысяч, небрежно перехваченные резинкой или бечевкой, по нескольку раз за ночь переходили из рук в руки, из баула в чемодан, из чемодана в "дипломат". И никто не удосуживался хотя бы пересчитать их, не говоря уже о том, чтобы прокутить или подарить кому-то, впрочем, по их словам, это были деньги для игры; некоторые даже не уносили эти саквояжи и сумки домой, считая: зачем таскать, если на неделе опять предстоит игра. Вот эта-то безразличность к большим деньгам -- все равно завтра еще нанесут взяток -- или возможность добывать их без особого труда и риска отбивала у Городецкого не только тягу к игре, но и к жизни вообще. Без азарта и страстей, когда на кон ставится все, включая и жизнь, игра -- не игра. Да, подивился бы великий знаток рисковых картежных людей Федор Михайлович Достоевский, попади он в катран в Барвихе: какой тип игроков создало новое российское смутное время!
Но не из-за отсутствия страстей хандрил весельчак, балагур, неунывающий катала Аргентинец -- он-то рисковал своими кровными, ему взяток не носили: ни добровольно, ни принудительно, а деньги ох как были нужны. Девчонки -обе уже на выданье, дом, семья требовали все возрастающих затрат, жизнь дорожала не по дням, а по часам.
Но угнетало его другое -- он не понаслышке знал о перспективах своей страны, народа, ведь играл-то с вершителями судеб России: чиновниками, законодателями, депутатами, министрами.
Иногда Аргентинцу даже хотелось пропустить игру -- слишком откровенные там велись разговоры, а он по собственному опыту знал: знание чужих тайн укорачивает жизнь. Это одна из главных заповедей уголовного мира, потому там не лезут в душу и стараются без надобности не совать нос в чужие дела. Но он не мог поставить крест на катране в Барвихе, это было единственное место в Москве, где крутились по-настоящему большие деньги, а у Аргентинца была тайная мечта: если сорвет сумасшедший банк, миллионов в десять -- двадцать, баксов разумеется, заляжет на дно. С него хватит, нервы на пределе, здоровье не то, да и пример Тоглара, занятого только любимой женой и живописью, вдохновлял. Может, и он придумает для себя какое-нибудь хобби и будет посвящать целые дни своему увлечению, как Константин Николаевич мольберту. Новому занятию своего друга Городецкий завидовал больше всего -- завязал навсегда с прошлым и нашел все-таки на закате жизни дело по душе. Но тут Аргентинец понимал, что Тоглару легче, в нем гены взыграли, происхождение обязывало.
