Безумие толпы - Пенни Луиза
– Основания те, что Мария мертва.
– И вы думаете, Эбби поняла, что случилось и кто это сделал?
Солнце уже поднялось, небо за спиной почетного ректора Роберж голубело мягким утренним светом. Арман шагнул к ней, отрицательно покачивая головой.
– Я? – удивленно сказала она. – Зачем бы я стала это делать?
– Чтобы избавить от хлопот Эбигейл. Я думаю, вам до сих пор приходится заслуживать эту вечную благодарность. – Он помолчал. – Проверьте, в порядке ли Жан-Поль, и одевайтесь на выход. Вызовите кого-нибудь, пусть побудет с вашим мужем. Вам придется поехать с нами.
– Вы собираетесь меня арестовать? – спросила она с натянутым смешком.
– Пока нет.
Как в свое время Пол Робинсон, Гамаш тщательно выбирал слова. Чтобы они были понятны и одновременно несли в себе скрытый смысл.
Глава сорок пятая
В половине седьмого Жан Ги Бовуар подошел к агенту Sûreté, который дежурил в машине возле обержа.
– Кто-нибудь входил? Выходил?
– Non, patron. Только персонал. Дневная смена заступает в шесть тридцать.
– Если кто-то будет выходить, останавливай. Здесь есть не только главный вход. Могут выйти и через боковую дверь. Где напарник?
– Совершает обход, как вы и приказывали. Мы меняемся.
– Bon.
Тем временем Изабель и Гамаш вошли в холл. Изабель попросила портье пригласить Ханию, Эбигейл и Винсента на завтрак.
До Хании портье легко дозвонился, но двое других не отвечали.
– Возможно, они в ресторанном зале, – решила Изабель и направилась туда. Но минуту спустя вернулась. – Там их нет.
– Никто не выходил? – спросил у портье Гамаш.
– Никто.
– Вы можете дать ключи от их номеров?
Бовуар, успевший присоединиться к коллегам у стойки ресепшена, припустил вверх по лестнице через две ступеньки, а Лакост поинтересовалась у портье:
– А служебный вход здесь есть?
– Да. Сбоку.
Она быстро прошла туда, чтобы осмотреть дверь и подходы к ней, и вернулась одновременно с Бовуаром.
– В номерах их нет, – сообщил он.
– Для персонала есть другие лестницы, – сказала Лакост. – И выход. Жильбер знал о том и о другом.
– Обыскать гостиницу, – приказал Гамаш.
Пока шел обыск, он сделал несколько звонков. Первый – в бистро, чтобы убедиться, что ни Винсента Жильбера, ни Эбигейл Робинсон там нет. Трубку снял Оливье и подтвердил, что те не заходили.
Затем Гамаш позвонил сыну Жильбера Марку, чей дом находился в нескольких километрах от Трех Сосен.
Слушая гудки в трубке, Арман увидел Ханию – та, в васильковой абайе и расшитом хиджабе, спускалась по лестнице в холл.
– Марк? Говорит Арман Гамаш. Я хотел спросить: ваш отец, случайно, не у вас?
– Нет. Он должен быть в гостинице. Сказал, что съезжает оттуда сегодня утром, но попозже.
– И куда он собрался?
– В свою хибарку. А что? Какие-то проблемы?
– Вы с ним говорили вчера вечером?
– Да, мы ужинали вместе в гостинице. А что случилось? – Теперь голос Марка звучал громче.
– Вы не заметили ничего необычного в поведении отца?
– А как он обычно себя ведет?
– Значит, он выглядел как всегда? – уточнил Арман.
– Да. А что такое? Что-то произошло?
– Мне нужно поговорить с ним.
– Сейчас? – И после паузы Марк добавил: – Когда на часах без двадцати семь?
– Merci, Марк. Для беспокойства нет поводов.
«Двигайся дальше. Здесь ничего нет». Впрочем, всегда что-нибудь да было.
«Одни только вопросы. Никакой правдоподобной причины». Впрочем, всегда что-нибудь да находилось.
«Для беспокойства нет поводов». Впрочем…
– Ничего, – сказал Бовуар, когда Гамаш дал отбой.
С другой стороны появилась Изабель с таким же сообщением.
– Что происходит? – спросила Хания, стоявшая в холле рядом с почетным ректором Роберж.
– Посмотрите снаружи, – приказал Гамаш Бовуару и Лакост, потом обратился к Хании: – Вы видели профессора Робинсон или доктора Жильбера, когда вернулись из нашего дома? Или, может, разговаривали с ними?
– Нет, я сразу же пошла к себе.
– А сегодня утром ничего не заметили? Может, слышали что-нибудь?
– Я спала до вашего звонка. А что случилось? – Она перевела взгляд со старшего инспектора на почетного ректора, которая казалась взволнованной.
Подошел Бовуар:
– Агент видел, как в половине седьмого ушли работники ночной смены, но он их не проверял.
– Обнаружены следы ботинок, ведущие в лес, – задыхаясь, сообщила подбежавшая Лакост.
– К месту преступления? – спросил Гамаш.
– Нет, к лачуге. Следы двух человек.
– Черт! – Гамаш посмотрел на часы. – Это было семнадцать минут назад. Что у него за план? – спросил он у Колетт. – Что он собирается с ней сделать?
Почетный ректор побледнела. Ее дыхание участилось. Мысли заметались.
– Ничего. Я в этом уверена.
Но все, в чем она была «уверена», оказывалось на поверку полной противоположностью…
– В гараже есть снегоходы, – сказал Гамаш Бовуару и Лакост. Те бросились в гараж, а Гамаш обратился к Колетт и Хании: – Оставайтесь здесь. Не следуйте за нами. Слышите меня? Ни в коем случае.
Они услышали, как взревели двигатели снаружи.
– Шеф? – позвала Лакост от двери.
Гамаш надел перчатки у выхода, потом повернулся к Роберж и произнес более мягким тоном:
– Пол Робинсон ошибался. Вы это знаете.
Рокот снегоходов усилился.
– Так ли это?
– Не следуйте за нами.
Почетный ректор отметила настойчивость, с которой Гамаш повторял эти слова, и наклонила голову.
Гамаш указал пальцем на Ханию:
– Оставайтесь здесь.
Подобная манера обращения очень возмутила героиню Судана. И Гамаш не мог винить ее за это. Но ему нельзя было вести себя иначе.
Он вышел на холод и, быстро переговорив с агентом в машине, поспешил к Бовуару и Лакост, оседлавшим снегоходы.
– Оружие при вас? – спросил он, перекрикивая рев двигателей. Когда оба отрицательно покачали головой, он вытащил пистолет из кармана куртки и протянул зятю. – Вот, возьми.
– Это не ваш, – заметил Бовуар, засовывая пистолет в карман.
– Не мой. Взял у агента. Бога ради, не потеряй. У Жильбера ружье. Зарегистрированное. На случай нападения медведей. Хотя я сомневаюсь, что он хоть раз стрелял из него.
– Только потому, что медведи вызывают у него больше симпатии, чем люди.
Гамаш уселся на приготовленный для него снегоход, стоящий впереди, и тоже завел двигатель. Потом пересек дорогу и направился вглубь леса. Бовуар и Лакост двинулись следом.
Они мчались, пригнувшись; ветер обжигал лицо, глаза слезились, щеки онемели от холода. Закладывая резкие виражи, они углублялись все дальше в чащу, торопясь как можно скорее добраться до цели.
Перед последним поворотом Гамаш остановился, сошел со снегохода. То же самое сделали и Бовуар с Лакост.
Остальную часть пути они преодолели бегом, спотыкаясь и поскальзываясь в снегу и на льду. Если кто-то падал, остальные возвращались и поднимали его.
Они бежали к лачуге Жильбера; среди деревьев мелькали красные, голубые, зеленые пятна – это солнце отсвечивало от их курток.
Прежде чем увидеть хижину, они ощутили запах жилья. В домике топилась печь, и аромат дымка плыл в разреженном воздухе. Сделав очередной поворот, они перешли на шаг. Потом по знаку Гамаша свернули с дорожки в лес и двинулись дальше, утопая по колено в снегу. Между стволами впереди показались стены лачуги.
Домик располагался в дальнем конце полянки, над каменной трубой поднимались облачка дыма. Внутри горела газовая лампа, ее мягкие лучи падали через окно на первозданно-чистый снег.
Мирная сценка. Как с рождественской открытки. Или в снежном шаре, до того как его встряхнули.
Но настало время встряхнуть эту картинку.
Гамаш подал знак, и они стремительно пробежали по полянке, резко затормозив у крыльца. Прижавшись к бревнам стены, перевели дыхание.
Ничего. Их не услышали. Лакост вытянула шею, заглянула в окно. Тут же отпрянула.
