За грехи отцов - Анна Блейк
Пары взглядов на палату хватило, чтобы предположить: погром связан не с тем, что она пыталась откачать труп, а с тем, что она целенаправленно хотела уничтожить улики. Об этом свидетельствовало в первую очередь расположение рисунков, которые разнесло по всей палате. И они не были уложены Инквизитором, а именно разбросаны типичным для женской истерики жестом. Взять бумагу и бросить. Если медсестра работала без перчаток, Тресс это быстро установит. Если в перчатках, то предположение останется предположением. Или же Марку удастся ее расколоть. Во-вторых, Лили выглядела так, будто ей не массаж сердца делали, а пытались встряхнуть за полы рубашки. В этом было больше ярости, чем заботы. В-третьих, теперь уже Марк мог сказать, что поза девушки свидетельствовала не о шоке, который она весьма неумело, надо сказать, имитировала (и почему ей поверила Эльза?), а о напряжении. Девушка держалась пальцами с побелевшими костяшками за край дивана, была наклонена вперед, амплитуда ее движений слишком большая, а взгляд слишком сосредоточенный. Когда она посмотрела на Марка в момент открытия двери, он увидел осмысленное выражение страха в ее глазах. Не отрешенность, но «стекло», свидетельствующее о том, что человек провалился в себя – не в тот ужас и кошмар, который увидел и в котором зациклился, а в страх. Чего именно она боялась, еще предстояло выяснить, но Карлин был уверен, что Лили тут практически ни при чем. А вот Аксель Грин, смотрящий на нее с ледяным, свойственным только ему выражением темно-синих глаз, вполне мог напугать до одури. Ему для этого не нужно было даже открывать рта. От него за километр веяло жесткостью и выправкой военного, который встречал смерть и знает ее в лицо. А еще чувствует ложь.
– Здравствуйте, Мари. Меня зовут доктор Марк Карлин. Детектив Грин говорил обо мне?
Девушка подняла на Карлина глаза.
– Да, только что.
Карлин плотно закрыл за собой дверь. Опустился в кресло рядом с Акселем, чтобы его глаза оказались на одном уровне с ее.
– Вы готовы поговорить?
– Вы так спрашиваете, будто у меня есть выбор.
Марк почувствовал, что Грин хочет сказать что-то резкое и сдерживается из последних сил. Бросил на него короткий предупреждающий взгляд. Тот ответил спокойно. Медленно откинулся на спинку кресла и тем самым самоустранился из поля диалога, позволяя профайлеру вести. В другой ситуации говорил бы Аксель. Но сейчас было логичнее отдать мяч Марку. Чтобы он мог добраться до глубины, которую полицейскому вряд ли покажут.
– Выбор есть всегда. Вы можете потребовать адвоката, потянуть время, решить не отвечать на вопросы или же продолжать симулировать шок.
В сестринской повисла оглушающая тишина. Мари сделала еще несколько движений и замерла. Медленно откинулась на спинку дивана и посмотрела на Карлина уже другими глазами. В них отразилась ярость, потом снова страх, подслащенный кокетством. «Вы меня поймали, доктор, а что вы будете делать дальше? Давайте поиграем в новую игру».
– Ну почему сразу симулировать.
Тон тоже изменился. Марк понял, что, пойдя ва-банк с первых слов, не прогадал. Она его зауважала.
– Во сколько вы направились к Лили? И зачем?
– В шесть утра. Обычный обход. Доктор назначил ей витамины. Нужно было сделать укол.
– Что вы увидели, когда включили свет в палате?
Снова выражение страха.
– Она лежала на постели, руки в стороны, вокруг рисунки… Обычно рисунки на стене, а тут…
– Вы же лжете мне, – спокойно заметил Карлин. – Когда вы вошли в палату, Лили лежала со сложенными на груди руками. Все ее тело покрывали рисунки, они были размещены особым образом и скрывали ее всю, в том числе и лицо. Зачем вы сорвали рисунки с нее и разбросали по кровати?
Мари улыбнулась кончиком губ.
– Я сказала правду.
– Во сколько вы увидели, что Лили лежит вся в рисунках?
– Я зашла в палату в шесть утра.
– Кто еще был в палате, когда вы туда зашли?
– Только Лили!
– Почему вы ненавидели ее, Мари?
– Я не могу ее ненавидеть, она же сумасшедшая! – почти прокричала медсестра.
– Как давно вы работаете в этой больнице?
Вопрос замер и рассыпался на осколки во вновь заморозившемся пространстве. Карлин перехватил на себе взгляд Акселя. Взгляд одобрения и поддержки. И почувствовал, что готов к новому рискованному раунду. Он весь превратился в наблюдение. И концентрацию. Сил тратилось неимоверно. Ему приходилось следить за всем. Вот вздрогнула рука на диване, выдавая напряжение и страх быть раскрытой, вот меж бровей пробежала тень, выдавая микровыражение – врет. Вот взгляд скользнул, будто рассекая комнату из угла в угол – готова бороться. Тон стал выше, потом ниже. Задышала мелко и часто. Венка на шее пульсирует быстрее. Волнение. Эмоции, эмоции. Слишком много эмоций. И ни тени истинного шока.
– Девять лет.
– Когда вы познакомились с Альбертом Куге?
Глаза опущены, на щеках румянец. Всего мгновение. Потом она взяла себя в руки и снова посмотрела на Карлина свысока и отчужденно.
– Тогда же. Он навещает сестру почти каждый месяц.
– Это он был в палате Лили, когда вы туда вошли сегодня ночью?
– Боже, доктор как вас там, я уже говорила…
– Зачем вы раскидали рисунки Лили по палате?
Карлин не давал ей ни мгновения, чтобы собраться с мыслями и выстроить линию защиты. У нее не было опыта переговоров, ее впервые допрашивали. Он чувствовал, еще несколько минут, и она сломается. Нужно дожать.
– Я не…
– Во сколько вы зашли в палату, когда Альберт стоял у постели сестры и смотрел, как она умирает?
– Да откуда вы все это знаете?! В смысле…
Вот.
Марк медленно откинулся на спинку кресла, повторив позу Грина, положил руки на подлокотники.
– Вы сразу в него влюбились, да?
На глазах девушки навернулись слезы.
– С первого взгляда, – прошептала она и опустила голову. А потом не выдержала, спрятала лицо в ладонях и разрыдалась. Горько и бесшумно. Карлин встал. Нашел на столе пачку салфеток и передал девушке. Она взяла пару, промокнула глаза. Дешевая тушь размазалась по щекам.
– Расскажите, что произошло на самом деле, – поймав одобрительный взгляд Карлина, проговорил Аксель. – А я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы вам не выдвинули
