Мотель «Вечерняя заря» - Симона Сент-Джеймс
Поэтому Крис сделал то, что сделал бы любой здравомыслящий человек, обремененный ненужным и неприбыльным бизнесом: получил за него страховку, почти за бесценок выставил землю на продажу и добился признания мотеля непригодным к использованию.
Сразу после Рождества вокруг «Зари» неожиданно вырос сетчатый забор с табличкой: «Частная собственность».
Вывеска мотеля обвалилась, и ее увезли на специальном грузовике. В феврале, когда небо было мутно-серым, а землю сплошь покрывали грязь и слякоть, туда приехали бульдозеры и другая спецтехника.
Я наблюдала за происходящим. Оставила машину на обочине Шестой магистрали и встала под сетчатым забором – руки в карманах, шапка надвинута на лоб; пока я стояла, у меня замерзло лицо и потрескались губы. В этом зрелище не было чего-то драматичного или даже особо интересного; кроме меня больше никто не захотел посмотреть, как по территории разъезжают грохочущие машины, которые сносят стены и долбят на парковке бетон. Не было ни пронзительной музыки, ни хора, ни занавеса. Только снег и полинялое, темное небо, под которым день за днем трудились рабочие.
Бетти Грэхем там не было. Как и Саймона Хесса, маленького мальчика или курильщика Генри. Все они были мертвы и исчезли.
Пока я стояла у забора, в кармане у меня зазвонил телефон; я вытащила его и сняла перчатку, чтобы ответить.
– Алло?
– Дело Виктории снова расследуют, – сказал голос в трубке. – Опять собрали все доказательства, и теперь их пересматривают. В том числе повторно исследуют одежду на наличие следов ДНК убийцы.
Я повернулась и зашагала обратно к машине.
– Не говори мне, откуда ты это знаешь, – сказала я Альме Трент.
– Не волнуйся, не скажу, – ответила она. – За тридцать лет работы мне все же удалось завести пару друзей в полиции, даже несмотря на мой характер. Больше ничего сказать не могу.
– Если они получат записи о его расписании, это им поможет. В блокноте Вив написано, что визит Хесса на улицу, где жила Виктория, состоялся в том же месяце, когда она умерла.
– Знаю. Я читала ее блокнот.
– Но это было давно, – заметила я.
Теперь блокнот был у меня. Я решила его сохранить. И к тому времени перечитала уже раз сто.
– Ты рассказала Марни?
– Понятия не имею, о ком ты говоришь.
– Ну да, конечно, – продолжала я, словно не слыша. – Сначала ты позвонила ей и только потом мне.
– Имя знакомое, но что-то я ее не припоминаю. Мне кажется, ты что-то перепутала.
– Передавай ей привет.
– Я бы так и сделала, если бы знала, о ком речь.
Я вздохнула:
– Знаешь, однажды тебе все-таки придется мне довериться.
– Довериться больше, чем сейчас, я уже не смогу, это мой предел, – сказала Альма. – Я всего лишь сотрудница полиции в отставке, которой интересно дело Вивиан Дилейни. Считай это хобби или ностальгией по началу 80-х. Ты сейчас где? Я слышу ветер.
На Шестой, смотрю, как сносят «Вечернюю зарю».
– Правда? – спросила Альма своим обычным бесстрастным тоном. – И как ты себя чувствуешь? Хорошо или плохо?
– Ни то, ни другое, – ответила я, а потом добавила: – Всего понемножку. Можно тебя кое о чем спросить?
– Спросить всегда можно, Карли, – сказала она, что наверняка означало: задать вопрос далеко не то же самое, что получить на него ответ.
– Сначала за убийство Виктории осудили ее парня. Но потом его дело вернулось в суд и приговор отменили. Я проверила – оказывается, все началось с того, что в 1987 году он нашел нового адвоката. Ты что-нибудь об этом знаешь? Ну то есть что-то же должно было измениться. Может, кто-то ему подсказал добиваться нового суда.
– С адвокатами я не знакома.
Ага. Ну конечно. Только вот она точно знала, что в тюрьме сидел невиновный, а настоящий убийца лежал мертвым в багажнике машины.
– А вот еще одна любопытная деталь, – продолжала я. – Сразу после убийства Трейси арестовали бездомного мужчину, который принес в полицию ее рюкзак. Все решили, что он и есть убийца. Но в итоге дело закрыли – не было прямых доказательств. Он вышел на свободу только потому, что у него был хороший адвокат.
– Неужели?
– Да. Довольно странно, правда? Бездомный – и вдруг знает хорошего адвоката? Наверное, кто-то мог бы ему помочь, если бы точно знал, что он невиновен.
– Не знаю. Как я уже и сказала, адвокаты это не ко мне.
Я вздохнула. Альма мне нравилась, но дружить с ней было невозможно. Хизер подходила мне намного лучше.
– Я засняла на телефон, как сносили «Зарю». Думаю, Вив захочется это увидеть, когда я в следующий раз ее навещу.
– Я слышала, что ей предоставили право на медицинскую помощь, пока она ждет суда.
У меня упало сердце. Несмотря ни на что, Вив была моей тетей.
– Она проходит химиотерапию, но врачи не уверены, поможет ли это.
У Вив снова был рак. Теперь ей грозила либо смерть от него, либо тюрьма на всю оставшуюся жизнь. Возможно, и то, и другое.
А может, ни то, ни то.
В любом случае сделать я больше ничего не могла.
Хорошо мне было или плохо? Это зависело от времени суток и моего настроения. Злилась ли я на тетю за то, каким страданиям она подвергла мою мать? Скучала ли по семье? Или восхищалась чем-то, что однажды сделала Вив? Иногда я чувствовала это все вместе. Нужно было время, чтобы разобраться – время, которого у Вив может и не быть.
– Однажды она его уже победила, – напомнила мне Альма. – Сможет победить и снова. Она способна победить что угодно.
– Боже мой! – воскликнула я. – Звучит так, будто ты ее знаешь.
– Не знаю, конечно, но со стороны она кажется мне интересным человеком. Передай, что когда-нибудь мне бы хотелось с ней познакомиться.
Я закатила глаза:
– Ладно, неважно.
– На Шестой магистрали холодно. Не хочешь зайти на чашечку кофе? Все равно в какое время. Я – сова.
– Я тоже, – ответила я. – Но сегодня не приду. У меня планы.
– Правильно. Самое время.
– В каком смысле?
– В смысле – повеселись, – сказала Альма и повесила трубку.
На Нике был черный свитер и джинсы. Парень был гладко выбрит, от него пахло мылом. Он уже давно переехал в
