Александра Маринина - Чувство льда

– Допустим, они договорились, что Катя постарается выпроводить вас из дома и они смогут провести некоторое время наедине в вашей квартире. Поэтому ваш брат спрятался в подъезде и ждал ее. Умысел на убийство мог возникнуть у него спонтанно, уже после того, как они договорились. А может быть, он просто задурил девушке голову перспективой свидания наедине, а сам заранее знал, что убьет ее. Ну как?

– Да никак. Саша поехал в аэропорт. Вы же наверняка уже проверяли, встретил он своего приятеля или нет. Ведь встретил, правда?

– Конечно, встретил, – рассмеялся Огнев. – Конечно. Мы все проверили. И «приятеля», – он подмигнул, – тоже спросили. Встретил и до дому довез. Они даже еще успели чайку попить и о жизни поговорить.

– Тогда зачем вы мне рассказываете эту чушь?

– Затем, Андрей Владимирович, – Огнев сделал паузу и немного затянул ее, наслаждаясь моментом, – что рейс задержали, и прилетел самолет только в пять утра. Так что времени у вашего брата было более чем достаточно.

– Но Саша не знал, что рейс задерживается! Он торопился уехать из клуба, чтобы не опоздать в Домодедово к началу второго.

– Откуда вы знаете, знал он или нет? Информация доступна по телефону или с любого компьютера. Он мог просто разыгрывать спектакль. Я вам для чего все это говорю, Андрей Владимирович? У меня двое подозреваемых: вы и ваш брат. Вы же не хотите, чтобы я его взял под стражу, если вы точно знаете, что он невиновен, правда? Других подозреваемых у меня нет. Так что получается, или вы – или он. Если вы убили Екатерину Шевченко, то признайтесь лучше прямо сейчас, чтобы избавить любимого брата от ненужных неприятностей.

– Но я ее не убивал, я же вам говорю!

– Значит, убил он. И я его арестую.

В общем-то Виктор Евгеньевич хорошо понимал, что делает. Ему в тот момент было все равно, кто из братьев Филановских застрелил Катю Шевченко. Ему очень хотелось в отпуск и очень хотелось выдавить из Андрея признание. Пусть липовое, пусть будет самооговор, но это же выяснится только потом, когда он уедет. А может быть, и вернуться успеет…

Но признаваться Андрей Филановский не спешил.

На другой день, сидя в своем кабинете с оперативником Олегом Бариновым, следователь Огнев рассказал ему историю, которую узнал накануне от Пилипенко.

– Не дожал я его вчера, – пожаловался он. – Нужен пробивной удар. Надо бы установить ту дамочку, которая заяву на него кинула.

– Фамилия следователя известна? – спросил Баринов.

– Да если бы, – следователь развел руками. – Мыкола сказал, что, если бы фамилия была указана, он бы запомнил. Он такие вещи не забывает.

– Ну хоть в каком округе?

– Неизвестно. Известно только, что в Москве.

– Ну и спасибо тебе большое, – безрадостно усмехнулся Олег. – Пойди туда – не знаю куда. И как я ее искать буду?

– А это не мое дело, – внезапно рассердился Виктор Евгеньевич. – Ты – сыскарь, ты и ищи. И фильтруй работу, фильтруй, распределяй по операм, учись быть руководителем, а то эдак в рабочих лошадках и просидишь до самой пенсии.

А старший лейтенант Баринов ничего против этого и не имел. Его непомерное честолюбие на карьерный рост не распространялось. Он хотел сыщицкой славы, он хотел, чтобы вся Москва, а еще лучше – вся страна знала: он – самый-самый. А что руководитель? Тьфу! Вон есть хирурги, на всю страну знаменитые, на весь мир, так разве кто-нибудь знает имена главврачей, которые руководят теми больницами, где эти хирурги оперируют?

Работать сверхурочно следователю Огневу не очень хотелось, а вот в отпуск хотелось очень. Отпуску мешало убийство Екатерины Шевченко, а раскрытию убийства мешали братья Филановские, которые никак не хотели признаваться в убийстве. Конечно, Олег Баринов был очень убедителен со своими рассуждениями о том, что директора издательства подставили и убийство совершено кем-то из его яростных недоброжелателей, коих уже по первым прикидкам оказывалось человек пять, и все в издательстве. Но Виктору Евгеньевичу куда больше нравилась его собственная версия об убийстве по личным мотивам, а мотивы эти имелись и у Андрея Филановского, и у его брата Александра. Правда, нельзя было совсем уж исключать бывшую любовницу Александра Марину Савицкую, но это соображение показалось Огневу слабоватым: скандальная ситуация с «клубом брошенных любовниц», о которой ему поведал оперативник Баринов, развернулась только на вечеринке в клубе, откуда же у Савицкой пистолет? И откуда она узнала, где живет Катя, которую Марина, при некотором напряжении фантазии, могла бы рассматривать как свою соперницу? Нет, все это никуда не годилось, в том числе и версия о причастности к убийству жены Александра Елены. И у нее, и у Савицкой было такое алиби, которое никаким автогеном не разрежешь и тараном не прошибешь. Кроме того, ни та, ни другая не появлялись в издательстве «Новое знание» 7 марта, в день пропажи пистолета. Впрочем, тут еще надо погодить с окончательными выводами, ведь ответа баллистов пока еще нет – может, Шевченко-то убили и не из краденого оружия, а из какого-то другого «ижика». Но все равно: алиби, алиби…

А дни, оставшиеся до отпуска, утекали и таяли, а начальство, с которым Огнев пытался договориться, делало вид, что не понимает, и объясняло, что дело об убийстве передавать некому, все опытные следователи загружены под завязку, причем делами с истекающими сроками, по которым нужна ну совершенно авральная работа, а неопытному расследование убийства поручать никак нельзя. Вот если бы преступление было в принципе раскрыто, то есть появился бы обвиняемый, и оставалась только рутинная работа по сбору и закреплению доказательств, – тогда пожалуйста, тогда и неопытный сотрудник с работой совладает. И в свете этих аргументов Виктору Евгеньевичу страсть как хотелось, чтобы виновным оказался Андрей Филановский. Эх, пришло бы положительное заключение экспертов о наличии на его одежде пороховых частиц – тогда можно было бы считать вопрос решенным. Ну и что, что пистолет пока не нашли? Потому и не нашли, что он хорошо спрятан, то есть выброшен неизвестно куда, а вот экспертиза утверждает, что человек, на котором была изъятая одежда, стрелял из огнестрельного оружия, так что никуда вам, дорогой гражданин Филановский, не деться.

Но экспертизу еще ждать и ждать. А времени все меньше и меньше. И Виктор Евгеньевич, несмотря на нелюбовь к сверхурочным трудам праведным, снова вызвал на допрос Андрея Филановского в надежде на то, что у того все-таки сдадут нервы и он признается в совершении убийства. Ах, как было бы славно! Быстренько сгонять к судье, выбить постановление о заключении под стражу – и в самолет, в теплые края, где весна больше похожа на лето, а не на зиму, как в России.

И снова Виктора Евгеньевича неприятно, вплоть до раздражения, кольнули печаль и безграничное терпение Филановского. Н-да, нервы у него крепкие, так просто он в руки не дастся, придется попотеть.

– Давайте предположим, Андрей Владимирович, – начал следователь, – что у вашей подруги все-таки был роман с вашим братом. Просто вы об этом не знали. А в тот роковой вечер узнали или догадались. Как бы вы реагировали?

Филановский пожал плечами.

– Никак, наверное.

Подумал немного и снова повторил:

– Никак. Порадовался бы за них – и все.

– Порадовались?! – Огнев ушам своим не поверил.

– Ну да. Люди любят друг друга, им хорошо вместе, что же в этом плохого? Тем более речь идет о людях, к которым я хорошо отношусь. Конечно, я был бы рад за них.

– А как же ревность? Вы что, не ревновали бы Екатерину к своему брату?

– Ревность? – Филановский усмехнулся. – Вы можете сформулировать свой вопрос как-нибудь иначе?

– Иначе? – озадаченно переспросил следователь. – Ну, попробую. Вот есть девушка, вы долгое время считали, что она ваша, и вдруг оказывается, что она вас обманывала и на самом деле она принадлежит другому. Разве это не обидно? Разве не вызывает сильных негативных эмоций? Эти эмоции и называются ревностью. Такая формулировка вас устроит?

– Вполне. Только в ней все неправильно. Катя никогда не была моей. Это заблуждение.

Ну, понятно. Сейчас он начнет отрицать сам мотив ревности и гнать порожняк насчет того, что его с потерпевшей ничего интимного не связывало, что он просто пустил ее пожить в своей квартире, потому что у нее образовалась сложная жизненная ситуация. Плавали, знаем.

– Вы хотите сказать, что она не была вашей сожительницей? У вас не было близких отношений? – прищурился Огнев.

– Близкие отношения были. Но моей Катерина не была. Она не принадлежала мне, она была сама по себе, взрослая самостоятельная личность с собственными мыслями, представлениями и желаниями. В определенный период ее жизни у нее было желание находиться рядом со мной, и я этому радовался, наступил другой период, у нее появились другие желания, например, быть рядом с моим братом. Она вольна в своих желаниях и в своем выборе. Почему я должен этому противиться? Почему это должно быть мне неприятно? Объясните мне.