Ксавье Монтепен - Лучше умереть!

На вокзале он опустил в ящик письмо Аманды и отправил телеграмму следующего содержания:

«Полю Арману, промышленнику, Курбвуа (округ Сена). Завтра буду в Париже.

Барон де Рэйсс».

Рене Боск, его родственницы и врач вернулись с прогулки в дом сестры доктора. Сестра доктора сидела в саду под сенью больших деревьев возле садовой стены. Доктор заметил ее издалека и подвел к ней всю компанию.

— Садитесь рядом со мной, господин Боск, — предложила она старику, — здесь совсем не дует, а ветер сегодня противный.

Все уселись.

— Действительно, сударыня, весьма неприятный ветер, — сказал старец. — Несколько минут назад я из-за него едва шляпы не лишился, а потом оказался нос к носу с одним отъявленным негодяем.

Аманда сидела с книгой в беседке возле садовой стены. Голос Рене Боска привлек ее внимание. Она прислушалась — было ясно слышно каждое слово.

— Так он, оказывается, отъявленный негодяй! — воскликнул доктор. — Может быть, вы расскажете, что же натворил тот человек, который поднял вашу шляпу?

— Непременно!

— Итак, речь пойдет о бароне де Рэйссе?

Аманда аж подскочила от удивления.

Рэне Боск с усмешкой посмотрел на врача.

— Что за имя вы сейчас назвали?

— Барон де Рэйсс.

— И вы считаете, что человек, с которым, как вы слышали, я встречался в 1861 году на борту «Лорд-Мэра», носит именно это имя?

— Разумеется.

— Как вы познакомились с ним?

— Прошлой ночью меня вызвали к девушке, которая живет вместе с ним в гостиничном флигеле…

Чтобы лучше слышать, Аманда встала и взобралась на стул. Теперь ее голова почти доставала до верхней части стены.

Рене Боск продолжал:

— Этот человек, дорогой доктор, такой же барон, как мы с вами; он выдумал себе и это имя, и титул. На самом деле его зовут Овид Соливо.

— Овид Соливо… — прошептала Аманда. — Уж я не забуду это имя. Надо же так случиться: теперь я, конечно же, узнаю все, что хотела узнать.

— Этот жалкий субъект, механик по специальности, двадцать один год назад был объявлен в розыск. Он отправился в Америку, где должен был поступить на работу на предприятие Джеймса Мортимера в Нью-Йорке, и плыл вместе со мной на «Лорд-Мэре». Короче, это тот самый подлец, что украл у меня все состояние.

— И вы оставили преступление безнаказанным!

— Как я уже говорил вам, один из пассажиров, некий Поль Арман, вернул мои деньги в целости и сохранности и упросил меня сжалиться над ним.

— Я совсем ничего о нем не знал, — заметил доктор, — но его физиономия не понравилась мне сразу же. К тому же, в гостиничном флигеле этой ночью случилось нечто весьма необычное. Помните, я как-то на днях рассказывал вам о канадской настойке, обладающей совершенно уникальными свойствами?

— Да, прекрасно помню; ее еще называют в Америке «ликером болтливости» или «ликером истины».

— Ну так вот: человек, именующий себя бароном де Рэйссом, воспользовался нынче ночью этим зельем, дабы узнать, что на уме у его подруги, вогнав ее таким образом в состояние временного психоза. Под действием настойки женщина, безусловно, рассказала ему все, о чем она думает, но потом с ней случился припадок — ужасный и очень тяжелый. Короче, я подоспел как раз вовремя! Ее жизни угрожала серьезная опасность.

— Почему же?

— Доза оказалась слишком большой. Если бы не успокоительное, которое я ей дал, несчастная скончалась бы от кровоизлияния в мозг.

— Но это же очень опасные соседи! — возмутилась сестра доктора. — Может быть, стоит поставить в известность хозяйку «Привала охотников»?…

— Зачем? Эти люди приехали сюда лишь на несколько дней, завтра их уже и след простынет. Пусть себе катятся на все четыре стороны!

И разговор дальше пошел уже на другую тему. Аманда слезла с соломенного стула и, бледная, дрожащая, вернулась во флигель.

— Надо же, — прошептала она, — как я была права! Прежде он был вором, а теперь стал убийцей! В Америке ему покровительствовал Поль Арман, отец госпожи Мэри, на которую шила платья Люси. Так что все сходится. Ему нужно было получить информацию, в качестве ее источника он выбрал меня, и я самым глупым образом стала его сообщницей. Он едва не убил меня, подлив в шартрез канадского зелья, чтобы узнать все мои мысли, и, разумеется, я ему все рассказала. Теперь мое мнение о нем не представляет для него секрета, но он не знает, что мне об этом известно. Теперь между нами начнется борьба, и посмотрим, кто окажется сильнее! Овид Соливо может спокойно уезжать куда угодно. Он знаком с Полем Арманом, и через Поля Армана я его всегда найду. Эта настойка, которой он воспользовался, должна быть где-то здесь. Ах! Если бы я могла!…

И Аманда уже собралась было устроить в доме основательный обыск, как вдруг услышала звук шагов в вестибюле. Она быстро села на стул и притворилась, будто читает книгу. Овид с улыбкой вошел в комнату.

— А я думал, вы в саду, голубушка моя, — сказал он.

— Ветер сегодня довольно холодный, так что я решила вернуться… Вы отправили мое письмо?

— Это было главной задачей моей прогулки.

— Вы не раздумали ехать завтра?

— Нет; если бы я не боялся огорчить вас, то уехал бы даже сегодня вечером, чтобы как можно скорее оказаться опять рядом с вами.

— Ну что ж, в таком случае сегодня и уезжайте. Я тут, правда, буду скучать. Когда вы вернетесь?

— Послезавтра, вне всяких сомнений. Но я не хочу, чтобы вы сидели тут без денег. Вот вам на всякий случай…

Овид положил на стол крупную купюру и сказал:

— А теперь, голубушка моя милая, прощайте; точнее — до свидания. Чтобы успеть на поезд, времени у меня в обрез…

— Ступайте же!

Овид отпер шкаф, достал чемодан, положил в него туалетные принадлежности, поцеловал Аманду в лоб и быстро вышел.

«А! Гадкий негодяй, мошенник и лгун, — думала Аманда, прислушиваясь к звуку удалявшихся шагов. — Решил быстренько уехать, а точнее — сбежать, потому что боится Рене Боска… Он вернется послезавтра!… Обхохочешься! Рассчитывает, что отделался от меня навсегда, но он глубоко ошибается. Мы с вами еще увидимся, господин барон Арнольд де Рэйсс, и очень даже скоро…»

Вечером зашла Мадлен, и Аманда сказала ей, что теперь будет обедать и ужинать за общим столом, а потом поинтересовалась, как чувствует себя пострадавший в катастрофе Дюшмэн, и даже выразила желание посетить его тайком от всех. Мадлен, давно уже привыкшая видеть и слышать все, что угодно, и ничего при этом не говорить, обещала ей устроить свидание с молодым человеком сразу же, как только тот будет в состоянии разговаривать.

Госпожа Опостин, получив письмо Аманды, сразу же написала ответ, разрешая девушке продлить отпуск. Она собиралась уже отправить письмо, когда доложили, что в гостиной ее ожидает госпожа Арман; портниха тотчас отправилась в гостиную. Перемены, произошедшие во внешности клиентки, поразили ее. Мэри выглядела почти совсем здоровой. Щеки ее округлились, глаза не горели больше лихорадочным огнем, а красные пятна на скулах почти совсем исчезли.

— Я пришла, милочка, выбрать ткани и фасон, — сказала она, — меня интересуют наряды для приемов, бальные платья и подвенечное.

— Подвенечное платье… — машинально повторила госпожа Огюстин. — Вы хотите сказать, что мне выпадет честь шить подвенечное платье вам?

— Очень даже может быть. В принципе этот вопрос уже решен, осталось лишь назначить дату; однако мне вовсе не хотелось бы заниматься всякими мелочами накануне свадьбы, и, если вы не против, давайте позаботимся об этом заранее…

— К вашим услугам. Только та мастерица, что обычно на вас работает, не сможет нам помочь. Бедняжка очень больна.

Мэри, сдвинув брови, сухо заметила:

— Ну что ж, у вас есть и другие работницы. Пожалуйста, покажите мне ткани.

Госпожа Огюстин озадаченно посмотрела на Мэри и поинтересовалась:

— Неужели Люси имела несчастье что-то сделать не так или обидеть вас, сударыня? Прежде вы относились к ней с такой симпатией!

— Вы очень меня обяжете, если не будете больше говорить об этой девушке, — отрезала Мэри.

— Не буду и все-таки очень вас прошу: скажите, в чем же провинилась Люси?

— Я ни в чем не обвиняю госпожу Люси, и вполне довольна ее работой. Просто не желаю впредь иметь с ней дела и тем более не хочу, чтобы она появлялась у меня в доме.

— Но почему?

— Потому что я так хочу, и этого, по-моему, вполне достаточно! — высокомерно заявила Мэри.

Госпожа Огюстин питала к Люси особую — почти материнскую — привязанность. Агрессивность Мэри очень огорчила ее. И она почтительно, но достаточно твердо сказала:

— К сожалению, сударыня, подобный ответ меня никоим образом не удовлетворяет. Вы вынуждаете меня усомниться в девочке, которой я полностью доверяла, вдобавок она была опасно ранена из-за того, что выполняла порученную мной работу! Вы явно недовольны ею. И я имею полное право знать причину вашего недовольства, более того — я просто обязана ее знать. И если Люси недостойна дружеского отношения, отныне я буду обращаться с ней совсем иначе.