Эд Фалько - Семья Корлеоне
— Джо — настоящий гурман, — объяснил Татталья, обращаясь ко всем присутствующим. Повернувшись к Тессио, он добавил: — Это большая честь — насладиться тем, что он закажет для нас.
— Basta, — остановил его Марипоза, хотя он не скрывал того, что польщен похвалой. — Проследите за тем, чтобы ягненок был самым молодым из всех, что у вас есть, а жареная картошка, — он стиснул большой и указательный пальцы, — должна хрустеть. Capisc’?
— Разумеется, — ответил официант и вышел из кабинета. Малыш Кармине открыл перед ним дверь снаружи.
После ухода официанта Барзини наклонился через стол к Тессио, всем своим видом показывая, что собирается сострить.
— Джо всегда требует, чтобы повар готовил блюда на лучшем оливковом масле, — сказал он, после чего добавил, выразительно поднимая палец: — Но только не на «Дженко пура»!
Марипоза рассмеялся вместе с остальными, хотя, похоже, шутка его не слишком развеселила. Когда смех утих, он устроился поудобнее, скрестил руки на груди и обратился к Тессио. Закрытые двери в достаточной степени приглушали музыку и гомон голосов, доносящиеся из зала, и все же Джузеппе пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум.
— Сальваторе, — начал он, — ты даже не представляешь себе, какая это радость видеть тебя. Я уверен в том, что впереди нас ждет многолетняя крепкая дружба.
— Я всегда стремился стать вашим другом, дон Марипоза, — ответил Тессио. — Ваша мудрость… и ваша сила вызывают у меня восхищение.
Как всегда, голос его прозвучал так, словно он читал панихиду. Тем не менее Марипоза просиял.
— О Сальваторе! — воскликнул он, после чего его тон сразу же стал серьезным. Он положил руку на сердце. — Конечно, ты все понимаешь, Сальваторе. У нас и в мыслях не было устраивать всю эту штуку во время марша. Но Корлеоне со своими подручными — они забаррикадировались у себя на Лонг-Айленде! Madon’! Для того, чтобы к ним попасть, нужна целая армия! Вот Барзини пришлось ползать, как змее, только чтобы передать тебе словечко. — Марипоза не скрывал своей бешеной ярости по отношению к Корлеоне. — Они вынудили нас действовать во время марша, — продолжал он, — и посмотри, чем все обернулось! — Он хлопнул ладонью по столу. — Самым настоящим кошмаром!
— Si, — угрюмо подтвердил Тессио. — Кошмаром.
— И вот теперь нам приходится расплачиваться, — сказал Марипоза, склоняясь над столом. — Скажи мне, Сальваторе… — Он наполнил бокал Тессио из бутылки «Монтепульчано», стоявшей посреди стола. — Чем я могу отплатить тебе в обмен на ту любезность, которую ты мне предлагаешь?
Тессио обвел взглядом сидящих за столом, удивленный тем, что приходится так рано переходить к делу. Эмилио кивнул, приглашая его ответить.
— Я хочу обеспечить себе приличную жизнь, — сказал Тессио, обращаясь к Марипозе. — Тотализатор в Бруклине. Концессии на Кони-Айленде. Вот и все, что мне нужно.
Марипоза откинулся на спинку стула.
— Это очень приличная жизнь, — сказал он, — и безмятежная. — Он помолчал, словно обдумывая слова Тессио, затем добавил: — Даю тебе свое слово, что ты ее получишь.
— В таком случае, мы достигли взаимопонимания, — сказал Тессио. — Благодарю вас, дон Марипоза. — Встав, он протянул руку через стол.
— Splendido! — воскликнул Эмилио, когда Марипоза и Тессио обменялись рукопожатием. Они с Таттальей вежливо похлопали, после чего Эмилио взглянул на часы. — Ну а теперь, когда вы обо всем договорились, — сказал он, обращаясь к Марипозе, — нам с Таттальей нужно решить кое-какие вопросы с нашими ребятами. — Эмилио встал из-за стола, и Татталья последовал его примеру. — Дайте нам пять минут, мы скоро вернемся.
— Но куда это вы уходите? — возразил Джузеппе. Похоже, он был удивлен. — Неужели вам нужно уходить прямо сейчас?
— У нас есть кое-какие неотложные дела, — сказал Татталья.
— Это займет не больше пяти минут, — добавил Эмилио. Положив руку Татталье на плечо, он повел его к двери, которая опять словно по волшебству распахнулась перед ним.
Марипоза посмотрел на Томазино, ища у него поддержки.
— Дела, — сказал он, обращаясь к Тессио, и скорчил гримасу. — Они сейчас вернутся.
Как только Татталья и Барзини покинули кабинет, Томазино развернулся и схватил своими могучими лапищами Джузеппе за грудки, прижимая к стулу, и в тот же момент Тессио встал и заткнул ему рот салфеткой.
Джузеппе выкрутил шею, стараясь оглянуться и увидеть того, кто прижал его к стулу.
— Томазино!.. — удалось выдавить ему сквозь салфетку.
— Таков наш бизнес, Джо, — сказал Томазино.
Тессио достал из кармана пиджака удавку и щелкнул тонкой рояльной струной у Джузеппе перед лицом.
— Как правило, я больше не занимаюсь сам грязной работой, — сказал он, приближаясь к Марипозе сзади. — Но это особый случай, — добавил он шепотом ему на ухо. — Только ради тебя — я настоял.
Набросив удавку Марипозе на шею, он потянул за концы, сначала медленно, давая возможность прочувствовать прикосновение холодной стали к коже. Затем Томазино отпустил Марипозу, и Тессио туго стянул проволоку, одновременно упираясь коленом в спинку стула. Джузеппе вырывался, ему удалось ударить ногой по столу, отшвырнув его назад и сбросив приборы на пол, но затем удавка перерезала сонную артерию, выплескивая на белую скатерть фонтан крови. Еще через мгновение его тело обмякло, и Тессио толкнул его вперед. Марипоза остался сидеть на стуле, склонившись над своими приборами. Вытекающая из горла кровь струилась в тарелку, быстро наполняя ее чем-то вроде алого супа.
— Он не был таким уж плохим, каким его все считали, — пробормотал Томазино, поправляя пиджак и приглаживая волосы. — Надеюсь, дон Корлеоне посчитает мое участие в этом деле за знак моей преданности ему.
— Ты убедишься в том, что работать на Вито хорошо, — заверил его Тессио. Он указал на дверь, и Томазино покинул кабинет.
Смочив салфетку водой, Тессио попытался оттереть пятнышко крови у себя на манжете. Увидев, что становится только еще хуже, он закатал рукав, пряча его под пиджаком. Остановившись в дверях, обернулся и бросил последний взгляд на Марипозу, который повалился вперед, истекая кровью на стол. Со злостью, всплывшей, казалось, из ниоткуда, Тессио воскликнул:
— Посмотрим, Джо, как ты теперь сможешь ретиво наброситься на меня!
Сплюнув на пол, Тессио вышел из кабинета, где его ждали Эдди Велтри и Кен Куизимано, заняв стратегически важные места перед дверью, закрывая собой зал. Оркестр исполнял «Тебе в глаза попал дым».
— Мне нравится эта песня, — заметил Тессио, обращаясь к Кену. Тронув Эдди за рукав, он сказал: — Andiamo.
Пока они втроем пробирались между столиками, Тессио мычал себе под нос, подпевая молодой певице. Когда он пропел одну строку во весь голос — «тут внутри что-то есть, и это нельзя отрицать», — Эдди похлопал его по спине и сказал:
— Сэл, ради тебя я готов пойти под пули, и ты это знаешь, но, Madre Dio, ты лучше не пой.
Тессио вопросительно посмотрел на него, затем широко улыбнулся и рассмеялся. Так, смеясь, он и вышел на многолюдные улицы центральной части Манхэттена.
Донни О’Рурк приглушил звук радио. Весь вечер его родители ссорились в соседней комнате, оба опять пьяные, и это продолжалось и сейчас, несмотря на поздний час. Если верить радио, было уже за полночь. Привернув ручку громкости, Донни повернулся к открытому окну рядом с кроватью, откуда доносился шелест занавесок на ветру. Он сидел в кресле-качалке лицом к кровати, накрыв пледом ноги. Быстро пригладив волосы, Донни поправил черные очки, водрузив их на середину переносицы. Расправив рубашку на плечах, застегнул ее до самого воротника. После чего сел прямо и постарался устроиться поудобнее.
Донни снова потерял счет времени, он понятия не имел, какое сегодня число, хотя и знал, что кончается весна, переходя в лето. Донни чувствовал это по запаху. В последнее время он научился все определять по запаху. Он тотчас же мог сказать, кто пришел на кухню, мать или отец, по звуку шагов и по запаху, запаху виски и пива, но разному для обоих, чуть-чуть отличающемуся, Донни не смог бы выразить это словами, однако он сразу же улавливал разницу. И вот теперь он почувствовал, что на пожарной лестнице стоит Лука Брази. Он почувствовал это со всей определенностью. Услышав, как Лука влезает с лестницы в открытое окно, он улыбнулся и тихо произнес его имя:
— Лука… Лука Брази.
— Как ты узнал… что это я? — Лука говорил тихо, едва слышным шепотом.
— О моих предках можешь не беспокоиться, — сказал Донни. — Они настолько пьяны, что не доставят никаких хлопот.
— Я о них… не беспокоюсь, — сказал Лука. Пройдя через комнату, он остановился перед креслом-качалкой и снова спросил: — Как ты узнал, Донни… что это я?
