Спецназовец. Шальная пуля - Андрей Воронин
Он без особенного труда установил, что названные полковником люди существуют в действительности, а не являются плодом его воображения. Но дальше этого дело не пошло: причастность упомянутых лиц к террористическому акту в Домодедово как была, как и осталась писаной вилами по воде, и Юрий не видел ни малейшей возможности сделать их вину более конкретной и убедительной – если не для следствия, которое благополучно завершилось ничем, то хотя бы для себя.
Все изменилось, когда после очередной тренировки в фехтовальном зале в тренерской раздевалке обнаружился импозантный гражданин лет пятидесяти с хвостиком, представившийся генералом ФСБ Бочкаревым. Не тратя времени на дипломатические реверансы, он прямо перешел к делу, для начала с отменной вежливостью осведомившись, в какой из специальных тюрем Юрий предпочел бы отбывать свой ПЛС – пожизненный срок лишения свободы. Далее, не дав Якушеву открыть рта, его превосходительство сжато, но исчерпывающе описал участие собеседника в делах, казалось бы, давно забытых прогрессивным человечеством; затем он пренебрежительно отозвался о нынешних занятиях Юрия и указал на то обстоятельство, что люди с его квалификацией бесхозными, как правило, не остаются. «Государство вложило в вас огромные средства, господин Якушев, – заявил он, – и с этой точки зрения вы – не личность и не социальная единица, а собственность министерства обороны. Если вами пользуется государство – все нормально, если кто-то другой – налицо кража, ничем не отличающаяся от кражи с армейского склада танка или ПЗРК. Вы не человек, а оружие, и то, чего вы успели наворотить, действуя на свое усмотрение, прямо свидетельствует о моей правоте. Поэтому предлагаю выбор: либо вы возвращаетесь в строй, и тогда спроса с вас столько же, сколько с автомата, из которого случайно застрелился какой-нибудь болван, либо мы признаем вас негодным к дальнейшему употреблению и с чистой совестью, хотя и не без сожаления, спишем в расход. Выбирайте! На раздумье даю… – Он демонстративно посмотрел на часы. – Даю три минуты. Время пошло, старшина».
Собственно, думать было не о чем, поскольку из двух предложенных генералом вариантов лишь один давал возможность еще какое-то время пожить, а значит, хотя бы теоретическую возможность найти выход более приемлемый, чем стать нерассуждающим орудием в руках шефа покойного Томилина. Каков поп, таков и приход; Юрий не без оснований полагал, что в данном случае эта поговорка верна как никогда, и не горел желанием верой и правдой служить этому упырю в генеральских погонах. Но расклад был не в его пользу, и Якушев согласился.
Тогда Бочкарев перешел прямо к делу. «Ты один из немногих, – явно ощутив себя полным хозяином не только положения, но и собеседника, и оттого перейдя на «ты», начал он, – кому известна подоплека недавних печальных событий в Домодедово. Не одобряя твоих методов, я отдаю должное твоему стремлению наказать виновных, каковое стремление осуществилось через мастерски проведенную ликвидацию этого подонка Томилина. До сих пор не могу себе простить, что вовремя не разгадал его намерений! Вот уж, действительно, пригрел на груди змею! Но кто же мог подумать, что человек, за которым никогда не замечалось психических отклонений, отважится на такое страшное дело ради продвижения по службе? В генералы ему, видите ли, захотелось… Словом, я, в отличие от закона, целиком на твоей стороне. Кроме того, ты уже полностью в курсе, и этим грех не воспользоваться. Беда, видишь ли, в том, что ты сделал только половину дела. Эти сволочи работали в паре. Одна из них благодаря тебе уже гниет в земле, зато другая процветает, уверенная, что о ней никто не знает. Но мы-то с тобой не в собесе служим, так что…»
Далее речь пошла о чиновнике министерства транспорта Асташове, который готовился вот-вот занять важный пост в своем ведомстве, став в один ряд с заместителями министра. Генерал Бочкарев полагал, что место ему не в министерстве, а на кладбище рядом с его школьным дружком Томилиным. С этим Юрий не мог не согласиться, хотя ему было трудно не заподозрить собеседника в желании окончательно спрятать концы в воду, устранив последнего человека, который мог хотя бы догадываться об его участии в этом грязном дельце.
Вот таким образом старшина запаса Якушев очутился в снеговой норе посреди погребенного под февральскими сугробами поля – основательно затекший, уже начавший замерзать, несмотря на полный комплект шведского зимнего обмундирования, с полупустым термосом чуть теплого кофе и с винтовкой Драгунова, от казенника которой исходил резкий, щекочущий нервы запах пороховой гари. Стреляная гильза уже лежала в кармане; страшно хотелось есть, курить, а главное, двигаться, но покидать лежку было еще рано.
Юрий снова посмотрел в прицел. Оливково-зеленый «батон» скорой помощи и родственный ему по происхождению милицейский «бобик» уже укатили, увозя тело господина Асташова и с полдесятка хмурых, замерзших ментов, которые не столько осматривали место происшествия, сколько с недовольным видом топтались вокруг, уничтожая следы участников неудавшейся охоты. Наконец, сдвинулся с места и «Урал» с егерями, а за ним вереницей, как утята за уткой, поплыли роскошные внедорожники – похожий на помесь хищного зверя с обувной коробкой «хаммер», огромный, как туристский автобус, «кадиллак» и обтекаемый, как долгое время пробывший во рту леденец, «инфинити».
– В час добрый, – пробормотал Якушев, осторожно дыша на замерзшие пальцы. – Скатертью дорожка!
Снежное поле опустело, лишь откуда-то издалека все еще доносились раскаты ружейной канонады. Для верности выждав еще минут двадцать, Юрий решил, что можно уходить.
Ровный, если смотреть со стороны, сугроб зашевелился, вспучился горбом, покрылся трещинами и рассыпался. В стороны полетели заснеженные еловые лапы; Якушев встал, выкопал спрятанные по соседству лыжи, сунул ботинки в ременные петли креплений и, держа «драгуновку» наперевес, развалистой машистой побежкой бывалого охотника заскользил сквозь начинающиеся сумерки туда, где его поджидала машина.
По прямой до этого места было не больше двух километров, но Юрий не поленился дать крюк, чтобы выйти на цель с другой стороны. Примерно в полукилометре от условленного места он снова залег, расчехлил прицел и осмотрелся.
Машина, не первой молодости корейский внедорожник с укороченной базой, была на месте. Она стояла на открытом, просматривающемся со всех сторон участке, по ступицы колес утонув в снегу на обочине извилистого пустынного проселка. Вокруг не было ни души, но над видневшейся поодаль заснеженной копной сена поднимался предательский дымок, а
