Роберт Гэлбрейт - Шелкопряд
– У Страйка есть связи в Центральном полицейском управлении, – спокойно признала Робин. – Он служил в Афганистане вместе со следователем, который ведет это дело, – с Ричардом Энстисом.
Имя офицера, который ее допрашивал, произвело должное впечатление на Кэтрин Кент. Она покосилась на Пиппу и напористо спросила у Робин:
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Мы не хотим, чтобы за решетку в очередной раз отправили невинную женщину, – сказала Робин, – и считаем, что следствие только теряет время, идя по ложному пути, – («когда забросишь удочку, осторожно прояви личную заинтересованность, чтобы твой рассказ прозвучал более убедительно»), – а кроме того… – Робин изобразила смущение, – есть и очевидная причина: Корморан только выиграет, если разыщет настоящего убийцу. В очередной раз, – добавила она.
– Ясное дело, – Кэтрин энергично закивала, – это ему только на руку, правда же? Рекламу себе делает.
Ни одна женщина, прожившая два года с Куайном, не сочла бы, что реклама бывает лишней.
– Послушайте, – продолжила Робин, – мы просто хотели довести до вашего сведения ход мысли полицейских, а еще – заручиться вашей помощью. Но если вы против, то, конечно…
Робин сделала вид, что собирается уходить. («Как только обрисуешь цель своего прихода, веди себя так, будто можешь больше не задерживаться. Пусть она сама попросит тебя остаться – тогда, считай, дело сделано».)
– Я рассказала следователям все, что знаю, – сказала Кэтрин, несколько растерявшись оттого, что Робин, встав со стула, оказалась на голову выше ее самой. – Больше мне сказать нечего.
– Видимо, они задавали не те вопросы, – сказала Робин, вновь опускаясь на диван. – Вы же писательница. – Она вдруг отошла от схемы, намеченной для нее Страйком, и скосила глаза на ноутбук. – Вас отличает тонкая наблюдательность. Вы лучше, чем кто бы то ни было, понимали и его самого, и его произведения.
Если Кэтрин (уже раскрывшая рот) и готовилась обрушить на Робин гневную тираду, то нежданная лесть заставила ее прикусить язык.
– Ну, допустим, – сказала Кэтрин; ее агрессия уже выглядела напускной. – Что вы хотели узнать?
– Вы разрешите Страйку зайти в квартиру и выслушать ваши ответы? Если нет, то он, конечно, не будет настаивать, – заверила ее Робин (хотя и не получала на это санкции босса). – Он уважает ваше право хранить молчание. – (Ничего похожего Страйк не говорил.) – Но ему было бы полезно услышать ваши мнения из первых уст.
– Вряд ли он от меня услышит что-нибудь полезное, – сказала Кэтрин и опять сложила руки на груди, но не сумела скрыть удовлетворенное тщеславие.
– Я понимаю, моя просьба может показаться вам чрезмерной, – сказала Робин, – но если вы посодействуете нам в розыске настоящего убийцы, то газеты будут упоминать ваше имя в том контексте, которого вы достойны.
Такая перспектива исподволь изменила обстановку в гостиной: Кэтрин представила, как к ней рвутся нетерпеливые, но на сей раз восхищенные журналисты и задают вопросы о ее творчестве, как то: «Что вы можете сказать о своем романе „Жертва Мелины“?»…
Кэтрин покосилась на Пиппу, и та взвилась:
– Этот гад меня похитил!
– Но ты бросалась на него с ножом, Пип, – возразила Кэтрин и в некоторой тревоге повернулась к Робин. – Я ее не подстрекала. Она была… когда мы увидели, что он написал в этой книге… мы обе просто… и мы подумали, что его… твоего босса… наняли специально, чтобы нас подставить.
– Вас можно понять, – солгала Робин, которой такие рассуждения казались нелогичными, даже параноидальными, но в этом ей виделись последствия общения с Оуэном Куайном.
– Она прямо с катушек сорвалась – сама не знала, что делает, – объяснила Кэтрин; в ее взгляде читалось укоризненное сочувствие к подопечной. – У Пип крутой нрав.
– В данном случае это можно понять, – еще раз покривила душой Робин. – Так вы не против, если я позову Корморана… то есть Страйка? Чтобы он к нам присоединился?
Она уже достала из кармана мобильный и увидела сообщение:
На галерее. Замерз как пес.
В ответ Робин написала:
Подожди 5 мин.
На самом деле она уложилась в три минуты. Когда Страйк наконец постучался в квартиру, Кэтрин, смягчившись от искренности Робин и от общей атмосферы взаимопонимания, уступила желанию встревоженной Пиппы узнать самое плохое и почти с готовностью открыла входную дверь.
С появлением Страйка в гостиной сразу стало тесно и будто бы воцарилось непрошеное мужское начало. Рядом с Кэтрин сыщик выглядел исполином; когда она торопливо убрала с кресла елочные игрушки, даже кресло как-то съежилось. Пиппа отошла к дальнему концу дивана и примостилась на подлокотнике, бросая на Страйка вызывающие и вместе с тем испуганные взгляды.
– Выпьете чего-нибудь? – процедила Кэтрин, разглядывая тяжелое пальто Страйка и ботинки сорок шестого размера, прочно стоящие на ее ковре с завитушками.
– Чашку чая – с удовольствием, – сказал гость.
Кэтрин ушла в свою крошечную кухоньку. Оставшись наедине со Страйком и Робин, Пиппа задергалась и поспешила следом.
– Ты здорово сработала, – шепнул Страйк, повернувшись к Робин, – если здесь уже предлагают чай.
– Она очень гордится своей принадлежностью к писательской братии, – еле слышно выдохнула в ответ Робин, – значит, мол, она понимала его, как никто…
Но тут Пиппа принесла коробку дешевого печенья, и Страйк со своей помощницей тотчас же умолкли. Пиппа опять села на подлокотник и продолжила стрелять в сторону Страйка косыми испуганными взглядами, совсем как у них в офисе, когда она с оттенком театральности втягивала голову в плечи.
– Вы очень добры, Кэтрин, – сказал Страйк, когда она внесла в гостиную чайный поднос.
На одной из кружек Робин прочла: «Не топорись, исправляй очепятки».
– Это мы еще посмотрим, – отбрила Кент, сложив руки на груди и гневно глядя на него сверху вниз.
– Кэт, ты присядь, – вкрадчиво обратилась к ней Пиппа, и Кэтрин неохотно опустилась на диван между ней и Робин.
Первоочередной задачей Страйка было сохранить хрупкое доверие, которого добилась Робин; лобовая атака была здесь недопустима. Поэтому он пустился в рассуждения, вторя словам Робин о том, что основания для ареста Леоноры и имеющиеся на данный момент улики сейчас пересматриваются; он избегал прямых упоминаний полиции, но каждой фразой давал понять, что Центральное управление обратило свой взор на Кэтрин Кент. Во время его разглагольствований вдалеке завыла сирена, и Страйк еще раз подчеркнул, что он лично уверен в невиновности Кэтрин Кент, но видит, что следственные органы не разглядели и уж тем более не сумели использовать ее потенциал.
– Что ж, тут вы, пожалуй, правы, – сказала Кент. От его слов она не то чтобы расцвела, но немного расслабилась и, взяв кружку с надписью «Не топорись», презрительно бросила: – Их интересовала только наша интимная связь.
Как помнилось Страйку из рассказа Энстиса, Кэтрин сама, без всякого принуждения, выдала массу информации на эту тему.
– Меня ваша интимная связь не интересует, – заверил ее Страйк. – Все дело в том, что… извините за грубость… дома он не получал желаемого.
– Да он с ней много лет не спал, – заявила Кэтрин.
Робин вспомнила фотографии связанного Куайна, которые видела в спальне Леоноры, и опустила взгляд на свою чашку.
– У них не было ничего общего. Он даже не мог побеседовать с ней о своих произведениях – она на такие вещи не разменивалась, просто плевала. Он нам рассказывал – подтверди, Пиппа, – что жена толком не прочла ни одной его книги. Ему остро не хватало творческого общения. А со мной он мог сколько угодно говорить о литературе.
– И со мной тоже. – У Пиппы вдруг развязался язык. – Знаете, его интересовало становление идентичности, он мог часами беседовать со мной, чтобы понять, каково это – родиться не тем…
– Да, он признавался мне, что для него это большое утешение – перемолвиться словом с теми, кто понимает его творчество, – громко сказала Кэтрин, чтобы заглушить Пиппу.
– Еще бы! – покивал Страйк. – А полицейские, надо думать, об этом даже не спросили?
– Ну, они спросили, где мы с ним познакомились, и я рассказала: на его семинаре по литературному мастерству, – ответила Кэтрин. – Наше сближение произошло постепенно: он заинтересовался моим творчеством…
– Нашим творчеством, – тихонько поправила Пиппа.
Кэтрин говорила долго. Страйк кивал, старательно изображая интерес к постепенному сближению наставника и ученицы; Пиппа, судя по всему, вечно ошивалась рядом с Куайном и Кэтрин, отлипая от них только у порога спальни.
– Я пишу фэнтези с изюминкой, – объявила Кэтрин; Страйк с удивлением и легкой иронией отметил, что она заговорила, как Фэнкорт: шаблонными, отрепетированными фразами.
