Светлана Успенская - Черный фотограф
— Хуже бабы. Ну, твое дело… Отвечать перед самим Корейцем будешь.
Он набрал номер телефона и вызвал Хамаза.
— Особое задание, — предупредил он. — Штырь отказался.
Хамаз прибыл через полчаса.
— Веди пацана, — спокойно сказал он, выслушав, что ему предстоит сделать.
Штырь привел упирающегося заплаканного Сашу. Мальчик обводил своих сторожей испуганным взглядом. Кажется, он слышал, что с ним должны сделать, но не верил в это и находился как будто в шоке. Сам Штырь старался не смотреть на ребенка, отводил взгляд и страдальчески морщился. Видно, он один из всех еще не потерял то человеческое, что в нем когда-то было.
— Ну давай, чего тянуть, — хмуро проговорил Бык. Ему вся эта история стала надоедать. Такое нечасто бывает — один из самых доверенных людей не выполняет приказ, впадает в дурацкую сентиментальность. Теперь попадет и самому Быку, и Штырю. Быку за то, что допустил моральное разложение подчиненного. А Штырь… Его судьбу решит сам Кореец.
Хамаз взял в руку нож, холодно блеснувший при свете электрической лампочки, проверил пальцем лезвие и, как молния, бросился к мальчику. Полоска металла ослепительно блеснула над головой. Саша закричал и схватился за ухо. По его щеке и по руке текла алая кровь.
— Вот сволочи! — ошеломленно прошептал Леня, опуская объектив. Он в пылу работы забыл об эмоциях и только теперь дал им волю, бессильно сжимая кулаки. — Вот зверье!
Бык достал бутылку водки и смочил ею какую-то более-менее чистую тряпку.
— На, приложи, — бросил он брезгливо Штырю.
Штырь притянул к себе мальчика, зашедшегося криком, еле оторвал его руки, зажимавшие рану, и быстро приложил тряпку к голове. Саша дернулся от обжигающей боли и вырвался из цепких рук. Леня увидел мельком, что верхней части уха уже не было, но мочка, видимо, уцелела.
Спокойный Хамаз тем временем тщательно заворачивал отрезанную часть уха в полиэтиленовый пакет. Штырь еще шептал что-то успокаивающее мальчишке, а Бык набрал номер телефона и доложил:
— Все готово, выезжаю. — Он положил трубку в карман и сказал повелительным тоном: — Штырь, ты со мной. Хамаз, присмотришь за парнем. Если что, дашь ему водки, пусть заснет. Скажи, что завтра домой поедет, может, успокоится.
Они уехали. Хамаз решил проблему с ребенком, который стонал от боли, просто. Он напил ему полный стакан водки и, протягивая его, пригрозил:
— На, пей, не то второе отрежу.
Испуганный мальчик, задыхаясь и кашляя, выпил, после чего был заперт в комнате, а Хамаз, опустошив до дна всю бутылку, завалился спать на единственной кровати.
Утром приехал Бык, веселый и оживленный.
— Собирай парня, — приказал он Хамазу.
Тот обрадованно спросил:
— Что, достал?
— Достал, — удовлетворенно ответил Бык. — Сейчас у него ящик заберем и пацана сразу же отдадим.
Услышав это, Леня соскочил со своей голубятни и кинулся разогревать машину. Неужели удастся снять процесс передачи взрывчатки? Это было бы важной уликой и свидетельствовало бы об активной диверсионной деятельности преступной группировки.
В ясный солнечный полдень, когда морозная голубоватая дымка окутывала заледеневшую землю, машина, в которой сидели бандиты и похищенный мальчик, выехала на загородную дорогу. Сыщик следовал за ними на приличном расстоянии. Где произойдет встреча и обмен заложника на взрывчатку, он не знал, но наверняка передача состоится в безлюдном месте. Получится ли у него снять процесс обмена?
Вскоре машина бандитов свернула с оживленного шоссе на проселок с глубокой колеей, нырнула в лес, и ее мотор внезапно затих. Леня остановился в тупичке, украшенном кирпичом на красном фоне, и, увязая в глубоком снегу, прошел лесом наперерез. Сквозь ветви густого ельника он увидел, как Бык курит, облокотись на капот, и изредка поглядывает на лесную дорогу. Вскоре сквозь шум ветра в верхушках деревьев и гул высоко летящего самолета послышался отдаленный звук. «Папа!» — крикнул мальчик и, вырвавшись, побежал по колее.
Едва притормозив, его отец выбежал навстречу и подхватил на бегу сына. Он, лихорадочно прижимая его к себе, осматривал, ощупывал — цел ли, и, кажется, не в силах был поверить, что ребенок жив и что они снова вместе.
Бык вразвалочку подошел к офицеру.
— Ну, давай то, о чем договаривались. Сначала дело, обниматься потом будете.
Подкравшись поближе, зачерпывая полные ботинки снега, Леня осторожно снимал встречу из-за заснеженных ветвей густого подлеска. Офицер открыл багажник и махнул рукой, указывая на ящик:
— Забирайте.
Хамаз и Бык достали ящик с черными надписями и перенесли его, кряхтя от тяжести, в свою машину. Бык достал топор и вскрыл деревянную крышку. Убедившись, что там действительно находится взрывчатка, он подошел к офицеру и одобрительно кивнул:
— Все в порядке. Следующая партия через месяц, готовься.
Бандиты, развернувшись, уехали. На лесной дороге остался стоять поседевший отец, судорожно прижимая к себе заплаканного сына.
40
Важный материал был приобщен к ранее собранному. Соколовский чувствовал, что он все глубже и глубже погружается в трясину самых ужасных и изощренных преступлений. Он испытывал теперь неодолимую ненависть и к своим клиентам, и к самому себе, потому что становился как бы соучастником их действий, зная о них и не препятствуя им. Теперь облегчить себе муки пробудившейся совести он мог, только изобличив банду в преступлениях и насилии.
Он еще колебался, стоит ли именно сейчас прекращать слежку. Где-то в глубине души еще теплилась надежда выйти на самого Корейца и обличить его в подготовке преступлений, чтобы надолго изолировать этого человека от общества. Но он пока не мог выследить, где и когда встречаются бандиты с Корейцем, пытался шпионить за Быком, однако единственное, что удалось узнать, — это где тот живет и места его «работы»: рынки, несколько кафе, автосервисы.
В этих заведениях «орешки» ежемесячно собирали щедрую мзду с владельцев, чувствуя себя вполне уверенно. Результатом одной из слежек стала пара кадров в досье на внешне вполне безобидную бандитскую бригаду — в тот момент, когда Бык принимал деньги у хозяина кафе. Конфликтов и разборок при подобных посещениях обычно не возникало — очевидно, в этих традиционных насиженных местах ореховской бригады хозяева были давно приучены и приручены. Короче, процесс взимания мзды протекал вполне благопристойно, никого в машину больше не затаскивали, не избивали, не убивали. Наступил период затишья в бурной жизни поднадзорной квартиры.
Затосковав от вынужденного перерыва в работе, Леня отыскал телефон Леры, который она ему оставила, уезжая домой, и, хотя Новый год давно уже начался, решил ей напомнить о данном на вокзале обещании приехать. Он представлял, как расскажет ей про свои успехи. Она поймет, что ему было трудно, поймет, как он рисковал. И вот теперь, когда он стоит на перепутье и не знает, по какой дороге ему отправиться, ему так хочется поговорить с ней, ему так нужен совет осведомленного и понимающего друга. Да и кроме того, она симпатичная девчонка, и, может быть, между ними что-нибудь будет…
— Привет, — сказала Лера. — Где ты вечно пропадаешь? Я сто раз звонила тебе, постоянно никого дома нет.
— Да я тут напряженно работал… — многозначительно проговорил Леня. — Ты обещала приехать, помнишь? Я тебя жду не дождусь.
— Врешь, как всегда…
Договорились, что Лера сообщит о дне своего приезда дополнительно, и, немного воспрянув духом, Леня стая готовиться к торжественному приему важной гостьи. Слежку за Быком и Корейцем он совсем забросил. Его тошнило от одного вида дома на Адельмановской, а когда он видел снимки осточертевших бандитских рож, единственное желание, которое возникало у него, — это порвать все фотографии и бросить свое расследование к черту.
«Я устал, — оправдывался сам перед собой Соколовский. — Три месяца сидения на холодной голубятне, сон урывками, бешеная езда по городу, постоянное напряжение, убийства, трупы, насилие. Я не железный человек. Я устал…»
