Сергей Валяев - Порнограф
— Что надо, сволочь? — и бросился на невидимого врага. И поймал пустоту. — Где ты, враг человеческий!
— Странные люди, везде и всюду ищите врагов, — удивились мне. — А враг живет внутри вас. Каждый из вас хочет быть ничто. Так ведь проще жить?
— Я не хочу быть ничто!
— Очень жаль, — предупредили с подлым смешком. — Вы не идете нам навстречу. Это было последнее предупреждение. А коль так, то я вам не завидую. Ох, не завидую, Ёхан Палыч…
И просыпаюсь — Сосо Мамиашвили трясет меня за плечи и обзывает малокультурным прозвищем. Проклятье! Какие-то постоянные кошмары и подозрительные видения. Не пора ли обращаться к лечебным водным процедурам? Князь отвлекает меня от самого себя, интересуясь последними событиями. Я излагаю коротко: Мойша Могилевский предал нас, Александра переметнулась к графу Савелло, пароль для дискетки известен, теперь необходимо найти её саму.
— Вах! Могилевский предатель? — не верят мне. — Вано, ты совсем сошел с ума, да?
Я требую прекратить стенания и готовить «Шевроле» к марш-броску в Подмосковье. Зачем, кацо? Посетим собачью ферму и мою вторую бывшую жену Аю. Мой друг берется за голову: он ничего не понимает — зачем нам ферма? Навестить дога Ванечку, которого я сегодня утром отдал. Ты что, соскучился, генацвале?
— Ага, — отмахиваюсь, — смертельно соскучился.
Тут в комнате отдыха появляется Гога и наговаривает моему товарищу информацию на языке гор. Я нервничаю — в чем дело? Сосо дает щадящий перевод: в столице введен план «Сирена». Ну и что? А то, что вся репрессивная система работает на поиск И. П. Лопухина. Знаком мне такой? Так, говорю я, открыт сезон охоты, значит, мы на верном пути, товарищи, и нас ничто не остановит. Надо торопиться, поскольку счет, чувствую, идет на часы. Меня убеждают в обратном — нужно выдержать время, первый же пост остановит наше «Шевроле», на которое оформлены фальшивые документы. С фальшивым водителем.
— К черту «Шевроле», — воплю я. — Давайте трайлер! Фуру! С овощами-фруктами!.. Ребята, мы должны их сделать, или они будут делать нас… всегда…
Командир производства Гога с сомнением качает головой, но уходит на поиски грузовичка. Я и Сосо пропускаем по рюмочке коньяка, чтобы дорога стелилась перед нами, как скатерть, блядь, самобранка. Потом нас приглашают к карте области, и мы вместе с шоферюгой Дато обсуждаем маршрут к моему любимому песику Вано.
На улице вечереет и накрапывает дождик. Я вспоминаю смутный последний сон и чертыхаюсь. Сон — в руку?
У портала овощехранилища чадил огромный брезентовый трайлер — грузчики торопливо заполняли его мешками с чесноком. Я люблю чеснок, но не до такой же степени? Сосо развел руками — что делать, родной, идея твой, исполнение наше, принимай мир таким, каков он есть.
— А чеснок от нечисти спасает, — вспомнил я. — Дай нам Бог, силы…
И, благославясь, мы полезли по упругим, скрипящим мешкам в глубину грузовика. Запах оздоровлял до основания, и я понял, что отныне трезвость будет нормой моей жизни. Когда мы залегли за бруствером мешков, Сосо извлек из спортивной сумки два автомата АКМ-47.
— Зачем, кацо?
— На всякий случай, Вано.
— Какой-то у вас, братцы, странный бизнес, — заметил я. — Бананы с оружейным маслом?
— Времена какие, дорогой мой, — потянулся князь на мешках. — Надо уметь торговать и защищаться.
— Ну-ну, маленький оружейный бизнес, — наконец понял я. — Мог бы и сказать…
— Мойше мы много говорили. И Сашеньке.
— Много, да не все. А бабы — они всегда бабы. Вот как чувствовал я…
— Эх, Вано-Вано, — махнул рукой Мамиашвили, показывая, что ни хрена мы не предчувствовали. И был прав: как можно угадать предательство друга? Никак. Или его не будет, или оно случится. Иного не дано. — Поехали, да?..
— Поехали, — подтвердил, ощущая движение многотонной массы, пропахшей концентрированным лечебным духом.
Машина двигалась по городским улицам, как черепаха по пустыне. Я нервничал и утверждал, что уже бы домчался до места назначения. Сосо потрунивал надо мной и чистил автомат. КПП на выезде из столицы трайлер прошел без остановки. По-моему, графы Савелло и Лиськин не могли и предположить, что дворовый Лопухин способен мотаться на чесноке. Когда грузовик выбрался на тактический простор скоростного шоссе, я под гул мотора успокоился. Все будет в порядке, Ехан Палыч, сказал себе, столько усилий и напрасно? Тем более ситуация обострилась до крайности и определилась: узел современной трагикомедии — в дискетке. Тот, кто будет ею владеть, будет обладать миром. Пусть не миром, но некой сверхзагадочной программой «S», с помощью которой, как я понимаю, можно контролировать исторические процессы в отдельно взятой стране. Так ли это? Не знаю. Но факты говорят сами за себя — за кусок пластмассы обещано миллионы долларов. Я бы в это не поверил, да как не верить самому себе? Хотя не трудно догадаться, что я эти валютные сбережения увидел бы в собственном гробу.
И почему тебе, Ваня, больше всех надо? Пыхтел бы с очередной задасто-молоткастой женушкой в теплой койке, гоняясь за кратковременным, клейким, как сперма, счастьем и не имел никаких проблем. Хор-р-рошо! Хорошо? Ничего хорошего, мать вашу так!
Властолюбцам этого и надо, чтобы мы, вольные расп… дяи, превратились в укрощенных бюргеров, высшая мечта каковых погреть мамон на Карибах. Тьфу!..
Только не это, Ванечка! Лучше провонять от копчика до макушки чесночным запахом и каждый день месить говно повседневности, чем чувствовать себя законопослушным рабом, хавающему положенную пайку.
Скоро я сам мог убедиться в том, что месить раскисшее унавоженное поле дело трудное и неблагодарное. Покинув трайлер в месте Z, возле деревушки Сучкино (ей-Богу, название такое), мы самонадеянно пошлепали через колхозные угодья, решив скосить путь к собачьей ферме заводчика Коробкова.
Был уже мглистый вечер. Из дырявого неба сочилась гнилая слизь. Чернозем прилипал к подошвам ботинок и вскоре мы почувствовали себя акванавтами в Марианской впадине. Разумеется, мы заматерились: Родина, мама наша, за что наказываешь сыновей своих? За тебя мы, родная и любимая. Дай нам возможность помочь тебе?!.
— А мы туда? Или не туда? — волновался Сосо. — Ни огонька, вах? Лопухин… ай-е'.. Ё!..
— Поскользнулся, что ли?
— …!..!..…….! — вычурно ответил мой товарищ из положения лежа.
Я нашел его на поле и начал было помогать подняться в полный княжеский рост. И неудачно — сам шлепнулся на карачки, выразив тоже простыми словами свое отношение к нестандартному положению вещей. И, ковыряясь таким странным образом на темном милом грязном поле, мы неожиданно расхохотались.
Это был смех свободных людей, которые сами выбрали такой путь к своей цели. Ни одно высокопоставленное политическое чмо не посмело бы выйти на это поле. И в этом было наше несомненное преимущество. Родной навоженный дух — самое надежное средство против высокопоставленных гнид. Так оно было всегда. Так оно и будет впредь!
После того, как мы успокоились и поднялись в полный благородный рост, то услышали далекий собачий лай. И этот брех был для нас, как песня песен.
— Вот, — проговорил я назидательно, — идем правильной дорогой, товарищ.
— Ты хочешь сказать: ползем, — уточнил Сосо.
— Ползем, но верной, блядь, дорогой!..
Встретила нас ферма беспорядочным тявом цацей, цац-шнауцеров и цац-науцеров. Это была симфония, которую выдержит не каждый. И поэтому я не удивился, когда Сосо залепил руками свои уши. Ему ещё повезло — песики уже находились в вольерах, а вот когда они на свободе… На симфонический гвалт из деревянного дома на крылечко вышла Ая. С берданкой. И предупредила, что будет стрелять. Пришлось орать, что это я, её бывший муж Лопухин!..
— Ванечка, — не признала поначалу. — Ты ли это, блядь?.. Ой, загваздался-то? А кто с тобой? И с ружьями? И пахнет от вас!..
Вот за что не люблю женщин, так это за чрезмерное любопытство. Какая разница откуда пришел мужик со своей штыковой лопатой, в смысле, автоматическим оружием? Коль пришел, обогрей, накорми, да меховой охальницей приласкай. Он и будет весь твой, труженик полей, лесов и рек…
Потоптавшись на крыльце, мы наконец были приглашены в дом. В нем была спартанская обстановка — два топчана, табуреты, погрызенные щенками, огромная печь, где часто клокотало пойло для песиков. Здесь я, помнится, выдержал месяц, после чего позорно сбежал, лишив ферму двух рабочих рук. Осмотревшись, задал непринужденный вопрос о доге. Где, мол, мой Ванечка, что-то я его никак не вижу?
— Так, папа его захватил в деревню, — последовал безразличный ответ. Чего, соскучился, Лопухин?
— А зачем? — у меня появилось желание использовать АКМ в качестве дубины.
Оказывается, собакозаводчик убыл в Сучкино по делам фермы, прихватив для душевного удобства Ванечку. Я чертыхнулся — право, такое впечатление, что судьба издевается надо мной. За что? Меня успокоили: папа вот-вот вернется, а пока не мешало бы привести себя в порядок. Я плюнул на все и решил подчиниться обстоятельствам. Плестись в деревню не было ни желания, ни сил. Даже за миллион долларов. Ополоснув руки и лицо в цинковом тазике, я сел у окна и принялся ждать. Пса с широким и удобным ошейником на шее. И пока я придавался размышлениям о капризах девки-судьбы, жена (б/у) и Сосо Мамиашвили разожгли печь и приготовили чай на мяте.
