Виктория Платова - Инспектор и бабочка
– Овьедо. Мы познакомились с ним в Овьедо, несколько лет назад. И Альваро очень понравился мне. Он был забавный, неглупый и очень обаятельный. Талантливый художник, а живопись – моя слабость. Так что устоять было невозможно. Пара встреч в городе, одна в джазовом клубе, где выступал Иса, и между нами возникло что-то похожее на роман.
– Альваро не любил джаз, – мягко возразил Дарлинг инспектор.
– Значит, он пришел тогда в клуб из-за меня, – спокойно парировала она. – Ничего особенного не случилось, но все было очень мило. Он старался произвести самое лучшее впечатление – на меня, на Лали…
– И на кошек? – не удержался от шпильки Икер.
– Кошкам все равно, – без тени улыбки ответила Дарлинг. – Не все равно только людям, хотя иногда и им лучше оставаться нейтральными. Но никто из нас не захотел быть нейтральным. Про меня вы уже знаете. А Лали Альваро активно не понравился, да что там… Она просто возненавидела его, не понимаю – почему. Лишь однажды она смягчилась и проявила некое подобие лояльности и даже заинтересованности. В тот самый момент, когда он рассказал об одном своем друге, полицейском инспекторе по имени Икер.
– Полицейский инспектор по имени Икер? – изумился Субисаррета.
– Да-да, он рассказал о вас. Так что мы были знакомы с вами заочно задолго до того, как познакомились в действительности.
– И… что же такого рассказал обо мне Альваро?
– Ничего криминального, – Дарлинг прикрыла глаза и улыбнулась, как будто что-то вспоминая. – В его интерпретации вы выглядели почти героем. Вы были отважны и удачливы, хотя и не всегда блистали умом.
Альваро, лучший друг, позволил себе пройтись по умственным способностям Икера, ну надо же! Услышанное не то чтобы расстроило Субисаррету, – ему просто захотелось двинуть Борлито по уху. Тому самому, куда был вечно заткнут карандаш. Но детство кончилось, а вместе с ним – и невинные стычки, сейчас все намного серьезнее. И речь идет об убийстве.
– Отсутствие ума – не слишком лестная характеристика, – помолчав, сказал Субисаррета.
– Не стоит сердиться на Альваро, ведь все другие характеристики были превосходны. Они были настолько хороши, что Лали как-то заявила, что мечтала бы о таком друге, как вы. Она требовала все новых и новых историй о полицейском инспекторе Икере, и это удручало Альваро. Тем более что к нему Лали относилась вовсе не так хорошо. Она была в ярости, когда узнала, что у нас могут появиться отношения.
– Ну, ярость маленького ребенка недорого стоит. Ее всегда можно нейтрализовать. Вниманием к нему, подарками… Честно говоря, я не слишком хорошо разбираюсь в детях, – признался Субисаррета.
– Это – не совсем обычный ребенок, Икер. Вы должны были понять.
– Я понял.
– Лали была в ярости, и мы уехали из Овьедо раньше, чем собирались.
Вот почему земляной призрак так настаивал на Овьедо! Все началось в Овьедо, чтобы ужасно и нелепо закончиться в Сан-Себастьяне.
– Вы уехали из-за восьмилетней девчонки?
– Тогда ей едва исполнилось шесть, но и в то время она умела убеждать, поверьте.
Ну да. Насекомо-животные рыки, глаза, меняющие цвет, темнота под кроватью, – и это лишь то, о чем известно Икеру, что он испытал на собственной шкуре. Наверняка, в ее арсенале есть штучки и позабористее, с небрежно выписанными «А», «K» и «S»…
– Я написала Альваро прощальное письмо, – продолжила Дарлинг. – Я думала, что прощальное… Я не оставила ему своих координат, не сообщила фамилию. Он знал только имя…
Давняя история, наложившаяся на матч Лиги чемпионов. Икер хорошо помнит, как Борлито обратился к нему со странной просьбой разыскать человека по имени. Вот чем объясняется тогдашняя подавленность его друга – отсутствием этого человека в его жизни. Неожиданной потерей женщины, в которую он влюбился, и влюбился по-настоящему. Субисаррета, в силу своей профессии, подумал, что речь идет о криминальной истории, а речь шла всего лишь о любви. И объяснить все остальное не составит труда.
– Это была не последняя ваша встреча, ведь так? – спросил Икер.
– Не последняя. Еще раз мы увиделись в Брюгге… Я скучала по нему, это правда. И я совершила глупость. Страшную глупость. Я написала ему еще раз. Сообщила о том, что мы будем в Брюгге. Он приехал, и нам удалось поговорить, а потом начался весь этот кошмар.
– Какой кошмар?
– Сразу несколько кошмаров, они наложились друг на друга, – Дарлинг сделала паузу и судорожно вздохнула. – Альваро не нравился Лали с самого начала, и наивно было полагать, что он понравится ей со второй попытки. Ведь он не был суперполицейским Икером. Я думала, что все пройдет легче, что Лали привыкнет к Альваро и смирится с ним. Но я не знала, не знала…
– Типичная детская ревность, – перебил Дарлинг Субисаррета. – Она считает вас своей собственностью.
– Она всех считает своей собственностью. И умеет отстаивать то, что считает своей собственностью.
– На вашем месте я показал бы ее хорошему детскому психологу. Девочка пережила трагическую смерть матери, с таким не всякий взрослый справится.
Напрасно он заговорил о матери Лали, достаточно пристальнее взглянуть на Дарлинг, чтобы понять, – напрасно. Вызвать в памяти лицо с фотографии в номере Исмаэля не составляет труда. Так же как и мысли, которые посетили тогда Субисаррету. Первая – довольно банальная: он не хотел бы быть врагом этой женщины. И вторая, почти крамольная: хорошо, что она умерла. Умная, сильная, беспринципная и беспощадная, эта женщина, наверняка, обладала той властью над людьми, которой обладают лишь единицы. При упоминании о матери Лали Дарлинг съеживается еще больше, – как будто от этой смерти до сих пор идут круги. И будут идти долго, до скончания времен. Но есть и кое-что другое: лицо женщины-папоротника, размытое не самыми приятными воспоминаниями, вдруг собирается и становится жестким. И даже жестоким – спор с матерью Лали и Исмаэля, пусть даже и мертвой, не закончен.
– Она не пережила смерть матери, – просто сказала Дарлинг.
– То есть? Не было этой истории с убийством?
– Была, но дело не в этом. Ее мать – особенный человек.
– Не совсем обычный?
– Особенный. Сильный, страшный, притягательный и отталкивающий одновременно. Ей нельзя было противостоять. Никто не мог противостоять ей, – и я не смогла. Я занимаюсь делом, которым занималась она… Уже много лет.
– Она тоже была экспертом по бенинскому искусству?
– Она занималась поставками оружия. Здесь, в Африке, и не только в Африке.
Один из мужчин на поле для крикета неловко замахивается битой, и воротца рушатся под напором мяча: удар сильный, но совершенно безмозглый. Наверняка, это мазила Темба. Или Рунако, который злится, когда проигрывает, о чем ему сказала Дарлинг? О поставках оружия. Бизнес рискованный, опасный и далеко не всегда легальный. Но… это же смешно, смешно! Как может хрупкая и миловидная женщина заниматься таким малопочтенным ремеслом?
– И вы не боитесь говорить об этом мне, полицейскому?
– Нет.
– А если я попытаюсь привлечь вас к ответственности? Начать официальное расследование? Не станете же вы утверждать, что работаете под крылышком у государства?
– Вы имеете в виду Бенин? Я не работаю на государственные структуры. Ни в Бенине, ни где-либо еще.
– Кладете прибыль в собственный карман?
– Прибыль вторична. Но вряд ли вы начнете официальное расследование, Икер. Вы ведь здесь совсем не для этого. Я просто хочу, чтобы вы поняли, мой дорогой суперполицейский: прибыль вторична и любовь к риску вторична тоже. А главное состоит в том, что я когда-то пообещала матери Лали и Исмаэля не оставлять ее дело и ее детей.
– Даже если за это дело можно загреметь в тюрьму до конца жизни? Или получить пулю в лоб от недовольных клиентов или конкурирующей организации?
– Этого не случится. Уже не случится.
– Почему?
– Потому что есть Лали. Потому что она подрастает и входит в силу. Потому что она – дьявол.
Эти слова, сказанные абсолютно бесстрастным голосом, тонут в мертвой тишине. Ни один звук не проникает в Икера, он даже чувствует боль в ушах – такое уже было, на яхте «Candela Azul». Боль сопровождалась вытекающей из ушных раковин сукровицей, – такое иногда случается при резком спуске с высоты. Или при резком подъеме с глубин. В случае с дьяволом – любой из вариантов близок к истине.
Тик-так. Тик-так. Тик-так – вот единственный звук, который доносится извне, острой спицей пронзает уши, а затем и мозг Субисарреты. Привет от земляного призрака Альваро Репольеса. Привет от поля для игры в крикет, потому что «тик-так» – вовсе не тикающие часы, как думалось Икеру. Именно со звуком «тик-так» кожаный красный мяч отталкивается от крикетной биты.
