Кэти Райх - Уже мертва
«Почему?»
Из-за двери раздался звук раскрывающегося лифта.
— Быть может, все дело вот в чем, — произнесла я. — Действуя вновь и вновь по проверенной схеме — монастырь, станции метро, знаки, — он перестал испытывать тот же накал эмоций? Вот и решил опять проникнуть в жилье жертвы, как в случае с Моризет-Шанпу.
Я вспомнила фотографии. Задранную куртку от спортивного костюма на Маргарет Адкинс. Огромную лужу крови.
— Мы выяснили, что с Адкинс Фортье предварительно договорился о встрече. Что явилось для него неожиданностью во время этого визита, так это звонок ее мужа. Он испугался и убил ее в спешке, поэтому и не стал расчленять и упаковывать в пакеты, как планировал. К тому же на этот раз не почувствовал всего того, что мечтал ощутить, — не насладился своим превосходством.
— Статуэтка. Отрезанная грудь.
Райан кивнул:
— В его фантазиях убийство как таковое играет далеко не самую важную роль. Наиболее привлекательной для него является возможность властвовать и распоряжаться. Захочу — убью, захочу — позволю жить. Могу закопать твой труп или оставить на всеобщее обозрение. В моих силах лишить тебя половой принадлежности — отсечением молочных желез или увечьем влагалища, — отрезать тебе руки и сделать абсолютно беспомощной. Звонок мужа Маргарет Адкинс нарушил все его планы.
— Кстати, до Адкинс этот гад никогда не пользовался личными вещами своих жертв, — сказала я. — Быть может, заполучив деньги по ее кредитной карте, он еще раз доказал себе, что имеет над жертвой власть.
— Или в тот момент ему срочно понадобилось что-нибудь купить, а денег у него не было, — произнес Клодель.
— Все же странно выглядит этот его жест, — пробормотал Райан.
Мы помолчали.
— А Питр и Готье? — спросила я, продолжая гнать от себя наиболее важные вопросы.
— Он заявляет, что к ним не имеет никакого отношения.
Детективы обменялись какими-то словами, я их не расслышала. Мою грудную клетку заполнил отвратительный холод. Я собрала все свое мужество и выдавила:
— Гэбби?
Клодель потупил взгляд.
Райан откашлялся:
— Вам, наверное…
— Расскажите о Гэбби.
Мои глаза защипало от подкатившихся к ним слез.
— Почему? — спросила я.
Никто не ответил.
— Из-за меня?
Я старательно пыталась говорить ровным голосом.
— Этот человек — сумасшедший, — сказал Райан. — В нем живет безумная жажда власти. О своем детстве он почти ничего не захотел нам рассказывать, но дал понять, что к бабушке питал просто невероятную ненависть. По его мнению, именно бабушка виновата во всех его бедах, он твердит, что из-за нее у него не сложилась жизнь. Насколько мы поняли, она была очень деспотической и фанатично религиозной особой. Его ощущение своего бессилия, скорее всего, порождено отношениями с ней.
— Другими словами, этот парень не умеет общаться с женщинами и винит в этом свою бабусю, — добавил Клодель.
— А при чем здесь Гэбби?
Было видно, что Райан не хочет отвечать на мой вопрос.
— Поначалу Фортье стал удовлетворять свою потребность во власти путем подсматривания за женщинами. Он следил за ними, узнавал подробности их жизни, записывал что-то в своих тетрадках, довольствовался фантазиями, а жертвы даже не подозревали о его существовании. Потом ему захотелось чего-то большего. Он убивает Дама, получает при этом кайф и решает продолжать свою карьеру. Грань между жизнью и смертью. У него появляется право определять ее. Его уже не остановить.
Я уставилась на синие ирисы в вазе на тумбочке.
— И вот на его пути появляетесь вы: опознаете труп Изабеллы Ганьон.
— Я становлюсь для него угрозой, — произнесла я, понимая, к чему он клонит.
— Да, он осознает, что над ним нависла угроза. И что источник этой угрозы — доктор Бреннан. Она в состоянии разрушить мир его фантазий — мир, в котором ему принадлежит роль властелина.
Я прокрутила в голове события последних шести недель:
— Я определила, что найденный в Гран-Семинер скелет принадлежал Изабелле Ганьон, в начале июня. Три недели спустя Фортье убивает Маргарет Адкинс, на следующий день мы появляемся на улице Берже. Еще через три дня я нахожу останки Грейс Дама.
— Да. Он в ярости.
— Конечно. При помощи убийств этот ненормальный остужал свою ненависть к женщинам, а я…
— Или свою злость на бабулю, — сказал Клодель.
— В любом случае вы встали у него на пути как серьезная преграда.
— И я тоже женщина.
Райан достал пачку сигарет, но тут же вспомнил, где находится.
— Он допустил большую ошибку, воспользовавшись кредитной картой Адкинс, однако не захотел этого признавать, стал искать виноватых.
— К тому же ему было невыносимо думать, что за ним самим теперь охотится женщина.
— Но почему Гэбби? Почему не я?
— Кто знает? Может, он ждал вас, а из вашей квартиры вышла она?
— Не думаю, что все было так, — сказала я. — Очевидно, и за мной этот псих какое-то время пристально наблюдал. Ведь это он принес череп в мой сад?
Кивки.
— Что ему стоило в самом начале подкараулить меня где-нибудь и прикончить, как всех остальных?
— От больного не знаешь, чего ждать, — ответил Клодель.
— Гэбби он убил совсем по-другому, не так, как других. Ему было известно, где я живу и что она переехала ко мне.
Я разговаривала скорее с самой собой, нежели с Клоделем и Райаном.
Эмоциональное напряжение, скапливавшееся во мне на протяжении нескольких недель, вот-вот грозило достигнуть предела.
— Он специально сделал это. Чтобы заставить меня страдать.
Мой голос звучал все громче и громче, и я уже не пыталась контролировать себя. Перед глазами возник конверт в косяке моей двери. Овал из осколков кирпичей. Раздувшееся лицо Гэбби, божки в ее ушах. Изображение моей дочери на фотографии.
Тонкие стенки воздушного шарика моего напряжения внезапно лопнули, и долгое время сдерживаемая тоска и страх прорвались наружу.
Боль полоснула лезвием по горлу, как только я закричала, но я не остановилась:
— Нет! Нет! Нет! Проклятый психопат!
Я услышала, как Райан сказал Клоделю что-то резкое, почувствовала прикосновение чьих-то рук к своим плечам, увидела медсестру, ощутила, как в меня вошла игла. Потом все пропало.
43
Райан пришел навестить меня дома в среду. С того адского вечера прошло довольно много времени, и я уже составила для себя официальную версию всего, что произошло, но о некоторых вещах до сих пор ничего не знала.
— Фортье выдвинули обвинение?
— В понедельник. Пять пунктов — совершение преступлений особой тяжести.
— Пять?
— К Питр и Готье он наверняка и в самом деле не имеет отношения.
— Скажите, как Клодель узнал, что в тот вечер Фортье заявится ко мне?
— Он не знал. Но после вашего звонка ему сразу удалось выяснить, что занятия в школе Тэнгуэя проводятся с восьми утра до половины четвертого дня и что в дни убийств Тэнгуэй был на работе. В этот же вечер Клоделю рассказали о перчатках. Он сразу сообразил, что вы в серьезной опасности, срочно помчался к вам вместе с патрулем, увидел, что ваш звонок не работает, и забрался во внутренний двор. Двери, ведущие туда из вашей квартиры, оказались незапертыми. Наверное, вы успели отпереть замок, пытаясь убежать. Вы двое не услышали, как он вошел, — были слишком заняты друг другом.
Клодель. Спас меня во второй раз.
— Что-нибудь новенькое за эти дни вам удалось выяснить?
— В машине Фортье обнаружена спортивная сумка с тремя цепями, парой охотничьих ножей, ящиком хирургических перчаток и комплектом одежды.
Слушая его, я сидела на краю кровати и упаковывала вещи.
— В общем, в этой сумке было все, что для него представляется незаменимым.
— Да. Наверняка перчатки, найденные нами на Берже и в могиле Гэбби, окажутся идентичными тем, что лежат в этом ящике.
Перед глазами возник образ Фортье: гладкого, как Человек-паук, с белеющими во тьме руками, обтянутыми перчатками.
— Отправляясь на охоту, он всегда наряжался в костюм велосипедиста и надевал перчатки. В таком виде являлся даже на Берже. Вот почему мы не обнаружили там ни отпечатков пальцев, ни волос.
— Ни спермы.
— А, да. Еще у него нашли целую коробку презервативов.
— Чудесно.
Я принесла из кладовки старенькие спортивные туфли и тоже положила их в сумку.
— Почему же все-таки его психика нарушилась настолько серьезно?
— Не знаю. Наверное, действительно по вине бабушки.
— Вы так думаете?
— Она была слишком властной и фанатичной, просто помешанной на почве Бога и секса.
— Что вы имеете в виду?
— Во-первых, каждое утро ставила маленькому Лео клизму и таскала его в церковь — так сказать, очищала его тело и душу.