Мойры сплели свои нити - Татьяна Юрьевна Степанова
– Чем ты ее оглушил? – спросил Гектор.
– Протезом.
– Не лги. Ты бы его в такой момент не рискнул снять.
– Я всегда вожу запасной. Он в багажнике. – Зарецкий снова смотрел на них с ненавистью. – Сами проверьте.
Гектор кивнул Кате – давай. Сам он стерег Зарецкого. Катя открыла багажник «Рено Логан». Среди дорожного скарба лежал протез – футуристическая нога робота с удлиненным овальным утолщением наверху из металла, чтобы с помощью вакуумной помпы надевать на культю. Если схватить за металлическую щиколотку и замахнуться, можно использовать как увесистую… палицу.
– Я вышел с протезом в руках. Окликнул Гарифу. Она повернулась и глянула на меня, на протез… Мы не виделись вечность, я же не попадался ей на глаза, когда следил за ней. Но она меня узнала. Шагнула ко мне из-под навеса. Хотела что-то сказать, но я сразу ударил ее в висок. Как Аглаю кочергой… Однако попал чуть выше, не убил, а лишь оглушил.
Пауза. Зарецкий словно собирался с духом, чтобы продолжить.
– Она рухнула на землю, я хотел ударить ее снова протезом, но… понял, что придется бить ее по голове, прежде чем она умрет, это же не дубинка и не молоток. Она очнется от боли, закричит, переполошит всех своим криком, ее домашние могут вот-вот нагрянуть… И тут я заметил топор, торчавший из обрубка дерева, словно из плахи, возле поленницы дров на участке. Я оттащил Гарифу подальше от ворот, пошел за топором и… В тот момент я думал не об Аглае-убийце… В рабстве в ауле на моих глазах обезглавили нашего пленного солдата. Я соврал вам, что не видел казни. Наш хозяин, боевик, заставил в назидание смотреть всех – и своих жен, и домашних, и нас, рабов, даже детей малых… Я в свои шесть лет все запомнил. Он сначала использовал дедовскую саблю, но не умел с ней обращаться, схватился за топор. Он добил, обезглавил пленного, уже поверженного на землю, истекавшего кровью. Использовал топор как пилу. Не рубил, резал. Я бы не смог снести голову Гарифе одним ударом топора, я не силач и не мясник. К тому же при ударе кровь могла запачкать меня, как уже случилось, на мою беду, пятнадцать лет назад. Я боялся крови, поэтому орудовал как тот боевик. Кровь Гарифы текла на землю, а не на меня… А чтобы отпечатков моих на топоре не нашли, я использовал свой носовой платок, обвязал вокруг обуха. Платок я затем выбросил по дороге домой.
Гектор наклонился, сгреб его за грудки, рванул вверх, приподнимая с земли, почти держа на весу.
– Как ты мог? – процедил он, задыхаясь. – Что ты сотворил с ней? Как посмел уподобиться им… этим зверям?! Палачам?! Ты сам хлебнул кровавого дерьма полной мерой… Тебя изувечили, мучили… А ты стал как они! Превратился в ублюдка! Падаль!!
– Гек! Оставь его! Он калека! – закричала Катя.
Гектор отшвырнул Зарецкого от себя. Стиснул кулаки. Он еле сдерживался.
– Убийство Аглаи, как ни страшно это звучит, можно понять… объяснить по-человечески и даже простить. – Катя обратилась к Зарецкому. – Но Гарифу тебе никто никогда не простит. Это, Женя, за пределами добра и зла.
– За пределами добра и зла? – прошипел Зарецкий. – Ты… сволочь… чистюля… читаешь мне мораль? Ты сама-то видела зло? Какое оно – на вкус, на цвет, на запах… Вот он, братан. – Он резко ткнул в сторону Гектора. – Он видел. Он воевал. А что видела ты в своей гребаной полиции?! Что ты знаешь о жестокости, о муках, которым нет конца? И ты меня презираешь? Да не было дня… ночи… часа, минуты, чтобы я сам себя не презирал, не казнил… Всю свою жизнь я каждым нервом оголенным чуял, ощущал, что есть истинное зло. С меня словно заживо содрали кожу, и я корчился от каждого прикосновения к себе, к своей душе, истерзанной страхом!
Он отвернулся от них, потянулся к своему протезу и начал прилаживать его на обрубок ноги, покрытый кровавыми ссадинами, скрипя зубами от боли.
– Постой, – тихо молвила Катя. – У нас в машине антисептик. Надо сначала обработать, а то нога загноится.
Глава 33
Апофеоз. Если он возможен
Не получилось триумфа и торжества, хотя истина восторжествовала. Все, что произошло в Чурилове, Кашине, Песках, Пузановке, отдавало горечью, болью и слезами…
Апофеоз – какой есть. Если он возможен… Без прикрас.
Катю и Гектора снова надолго задержали в Чуриловском УВД, вызванные ими к колодцу полицейские в первые минуты аж растерялись. Гектор передал майору Арефьеву файлы с камеры с признанием Евгения Зарецкого. Того забрали в управление, снова среди ночи приехал следователь, началась рутинная процессуальная работа, документирование… Катю и Гектора опять подробно допрашивали. Все затянулось до рассвета. В итоге инъекции по графику пришлось делать ночью прямо в машине на стоянке УВД – чему Катя прежде противилась. Но выбора не оставалось. Лечебный курс заканчивался.
В отель они с Гектором вернулись только в шестом часу утра. Вымылись, привели себя в порядок. Гектор кое-как оттер от глины брюки – в чистку костюмчик. В сухую футболку – последнюю из своего армейского баула – он переоделся еще во время уколов в машине. Катя тоже сменила футболку и хлопковую рубашку, хотя ее одежда (кроме льняных брюк) испачкалась меньше, на ней же ночью был дождевик. Они вскипятили воду в электрическом чайнике и заварили крепкий чай. Пора было прощаться с Чуриловом, их миссия завершилась. Они сдали ключи от номера, Гектор расплатился с заспанным отельером Шапиро, и они отправились в Москву. Катю ждал пресс-центр – собранные материалы требовали немедленной консультации с шефом, литературной обработки и запуска в виде сенсации в СМИ и на интернет-каналы.
Когда они уже достигли Москвы, в восемь часов утра Гектору позвонила медсестра. Он включил громкую связь. Медсестра сообщила, что ему необходимо явиться к половине десятого в клинику – снова сдать кровь и провести повторное обследование после окончания курса препаратов. А на шесть вечера она запишет его на прием к врачу – как раз будут готовы все результаты.
Гектор изменился в лице. Ответил: «Хорошо, согласен». Катя ощутила, как ее снова с головой накрывает горячей душной волной. Они представляли себе финал лечебного курса, внутренне готовились к нему, но звонок медсестры все равно поверг их обоих в великое смятение.
– Пресс-центр подождет, Гек.
