Иван Сибирцев - Отцовская скрипка в футляре (сборник)

Когда конвойный вывел из кабинета Круглову, Денис энергично растер свою раскалывавшуюся от боли голову и сказал устало:

— Вот вам, Василий Николаевич, его превосходительство статский генерал Чумаков.

Стуков ответил почти умоляюще:

— Погодите, Денис Евгеньевич. Свыкнуться мне надобно со всем этим. Но и не верить Лидии не могу. Смысла не вижу для нее в обмане. И какою бы тяжелой ни была ее вина, я помню, что эта самая Лидка Круглова — моего однополчанина дочка. А стало быть, солдатская совесть велит мне тщательно вникнуть во все, о чем она толковала здесь, и, если это правда, то костьми лечь, но снять с этого статского генерала его погоны!..

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Денис представлял Постникова самоуверенным, склонным порисоваться человеком.

Однако сейчас перед Денисом сидел гражданин с осунувшимся, усталым лицом… И Денис подумал: «Общение со следствием ни для кого не проходит бесследно».

Стараясь ободрить Постникова, видно, не верившего в поворот к лучшему в своей судьбе, Денис сказал сочувственно:

— Устали, Игорь Петрович, изнервничались?

— Ясно понял: самое страшное — жить в подвешенном состоянии, не зная, в чем виновен и чем обернется завтрашний день. Да еще тоска по жене, по дочке. Всего какой-то час лету, но ваш коллега лишил меня права на этот час…

— Капитан Стуков сделал, Игорь Петрович, все для того, чтобы не просто вернуть вам право на встречу с вашей семьей, но и вернуть вам право на свободу, на доброе имя и добрую репутацию. — Денис вынул из папки расчеты Стукова и, как несколько дней назад Чумакову, протянул их Постникову. — Вот математически точное свидетельство вашей невиновности в наезде на Селянина.

На порозовевшем лице Постникова проступили смятение и радость. Когда он взял листок, пальцы его дрогнули.

— А, это те спасительные для меня шесть с половиной минут, о которых рассказывал мне Федор Иннокентьевич. — И не удержался, кольнул: — Так сказать, научный подвиг капитана милиции Стукова.

— Вы напрасно иронизируете. Это не научный подвиг, а проявление следовательской честности, высокого профессионализма, я бы сказал, следовательской удачливости. Без этих расчетов ваша судьба и судьба всего дела о гибели Селянина могли завершиться иначе.

— Может быть, капитан Стуков и честен, и профессионален, только мне от этого не легче. Какими профессиональными мотивами руководствуется он, когда эти расчеты не доводит до моего сведения и я продолжаю пребывать в незавидном положении подозреваемого без права выехать к месту жительства.

«Следовательно, словоохотливый Чумаков посвятил Постникова лишь в часть нашего разговора. О расследовании лесных дел умолчал». Отметив про себя, что обстоятельство это, правда, опять косвенно, свидетельствует против Чумакова, Денис сказал:

— Напрасно вы сетуете на Стукова. Выезда из Таежногорска не разрешали вам по моему настоянию. В ходе доследования обстоятельств гибели Селянина нас заинтересовала торговля лесом, которую вела Таежногорская ПМК со среднеазиатскими колхозами. Установлена и частично обезврежена группа расхитителей.

— Прикажете понимать вас в том смысле, — убито сказал Постников, — что я имею честь принадлежать к этой группе?

— А как вы полагаете, положа руку на сердце?

— Ну, если положа руку на сердце, позвольте еще вопрос.

— Задавайте.

— Лида Круглова тоже обезврежена?

— Да. Но почему вы сразу заговорили об этой женщине?

Постников с опаской взглянул на Дениса, прикидывал в уме: какой новой бедой обернется его откровенность.

— Во-первых, все знали, что лес в ПМК закупает Круглова, во-вторых, хотя это грозит моему семейному очагу, я любил эту женщину. В-третьих, у меня есть основания думать, что Лидия Ивановна не простила мне разрыва с ней и в отместку за мою скорую женитьбу оговорит меня в чем угодно. Не знаю, как на ваш взгляд, но есть достоверное свидетельство моей непричастности к махинациям, если они были, конечно. Любящий мужчина никогда не разменяет своих чувств на денежные, тем более с любимой женщиной.

— В общем-то, логично, — подбодрил Постникова Денис. — Хотя в жизни бывают всякие аномалии… Но вы напрасно не доверяете вашей бывшей подруге. Она встала за вас стенай.

— Спасибо ей за правдивость, — облегченно вздохнул Постников. — Но есть более авторитетное мнение обо мне. Спросите Федора Иннокентьевича Чумакова. Он подтвердит, что помогал Кругловой в грузовых операциях я лишь по его просьбам, в интересах ПМК, и, естественно, не имел ни малейшей корысти. Тому, что скажет обо мне Федор Иннокентьевич, можно верить.

Скрывая удовлетворение поворотом беседы, Денис сказал не без иронии:

— В таком случае, Игорь Петрович, следствию, вопреки научному подвигу капитана Стукова, пришлось бы поверить Чумакову и брать вас под стражу. Поверить в то, что вы и только вы сбили своей автомашиной идущего по дороге Селянина, что вы, отнюдь не бескорыстно, в обход письменного запрета начальника ПМК, злоупотребляли служебным положением, использовали ведомственный автотранспорт, краны и подчиненных вам людей для оказания помощи расхитителям леса.

Лицо Постникова стало изжелта-бледным. В глазах проступил ужас:

— Так показал Федор Иннокентьевич?

— А кто же еще? — стараясь внушить хотя бы толику спокойствия Постникову, сказал Денис. — Именно Федор Иннокентьевич, сидя на том же стуле, на котором вы сидите сейчас.

Постников вскочил, словно ему стало нестерпимо сидеть на стуле, на котором недавно сидел Чумаков и оговаривал его, своего любимца, в преступлениях немыслимых, никогда им не совершенных. Постников налил из графина стакан воды, залпом осушил его и сказал запальчиво:

— Как же так? Федор Иннокентьевич?! Ведь заготовил приказ о назначении меня главным инженером!.. И это «вопреки его письменному запрещению» да еще не бескорыстно?! — Постников уселся напротив Дениса на другой стул и заговорил спокойнее: — Действительно, Чумаков отдал письменное распоряжение не отвлекать ни одной машины или другого какого-нибудь механизма и ни одного человека для непроизводственных нужд. Но месяца через два-три Чумаков вызвал меня к себе и сказал, что у него есть личная просьба: в нерабочее время в интересах ПМК оказать содействие Кругловой в транспортировке леса до станции. Естественно, я не мог ослушаться и стал договариваться с подчиненными, чтобы они за отдельную плату выполняли работу для Кругловой. Потом Чумаков несколько раз повторял эту просьбу. Ссылался на то, что из среднеазиатских колхозов в порядке шефства поступают овощи и фрукты.

— А лично Чумаков присутствовал при погрузочных операциях?

— Нет, он был очень занят. Припоминаю единственный раз. Приехали мы по производственным надобностям с Чумаковым в Красный лог. А там Круглова чуть не плачет: остановилась погрузка леса из-за отсутствия троса. Она к Чумакову. Тот отказал, но потом велел мне выдать ей трос. Только оформить отдельным счетом.

— Вы, Игорь Петрович, хорошо помните, что это происходило именно в Красном логу?

— Хорошо. В Красном логу техника была в тот момент сконцентрирована.

— Какой лес грузили там — деловую древесину или дровяник?

— Из Красного лога грузили только сосновые и даже кедровые бревна. Строевой лес…

— Мне хочется возвратить вас к событиям того вечера, когда погиб Селянин. Почему на первом допросе вы скрывали, что ехали с Кругловой по той дороге?

Постников сказал, как бы преодолев что-то в себе:

— Так советовал мне Чумаков. Я считал: из симпатии ко мне.

— Не можете припомнить, кого встретили на шоссе?

— Шел навстречу Селянин возле самого ДОЗа. Лидия потом твердила о каком-то краешке вины. Я видел вину в том, что мы не взяли Селянина в кабину. Наверное, он бы остался жив.

— А возле березы не встретили никого?

— Мелькнул кто-то. Но кто — не рассмотрел. Был сильно пьян и вел машину.

Оставшись один, Денис вызвал по телефону секретаря начальника Таежогорской ПМК и попросил пригласить к телефону Федора Иннокентьевича Чумакова. Секретарша ответила, что он уже отбыл в областной центр. Денис положил трубку и сказал:

— Придется, Федор Иннокентьевич, побеспокоить вас в областном центре…

На этот раз Чумаков не ослеплял Дениса блеском горячих глаз и белых зубов в дружеской улыбке. Выхоленное лицо и дородная фигура источали оскорбленное достоинство и то смирение, о котором метко говорят, что оно паче гордости.

С плохо скрытой неприязнью взглянул на Дениса и наклонил голову — не то злость прятал, не то отменную вежливость проявлял, не то намекал, что повинную голову меч не сечет.

— Вот, значит, как довелось нам во второй раз…