Смерть в шато - Йен Мур
– Да.
– Он был старым человеком.
– Сто два года.
– Стресс от съемок, а потом и то, что он зацепился за скатерть и опрокинул бокалы. Должно быть, потому и не выдержал. Наверняка все это его очень расстроило.
Ричард задумался. К такому же выводу пришла и девушка-медик, что, по сути, сводилось к следующему: «Старику было сто два года, и он перенервничал, чего вы ожидали-то?» Ричард покачал головой.
– Нет, – тихо произнес он.
– Нет? Что нет?
– Корбо не нервничал и не расстраивался. Я беседовал с ним накануне, и происходящее он считал чепухой: мол, разоделись люди и столько о себе думают.
– Но это же было до того, как он опрокинул все на столе, верно? – Валери его слова не убедили.
– И после, – продолжил Ричард, вспоминая сцену в подробностях. – Он выпутался из скатерти, подошел ко мне и улыбнулся…
– Нервозно, видимо. От стыда.
– Нет. Нет, вовсе не так, скорее, с озорством…
– Ричард, я не понимаю.
Он повернулся и серьезно посмотрел Валери в глаза, неуверенный, кого он пытается убедить, ее или себя.
– Думаю, он считал все это глупостью.
– Он испортил стол намеренно? – Валери считала, что разговор зашел слишком далеко.
– Этого я не говорю. Лишь то, что происходившее было для старика неважно. Мол, зачем горевать о пролитом молоке и все такое. Ну, в нашем случае – о поддельном вине, парочке пластмассовых профитролей и чаш. Да он мне даже подмигнул! Не думаю, что он хоть сколько-то нервничал.
Валери на мгновение задумалась, затем взяла Ричарда за запястья обеими руками и сжала так, словно пыталась не дать ему навредить себе.
– Ричард, – ее тон стал по-матерински заботливым, – звучит как очередная твоя сумасбродная погоня за тенью.
Независимо от того, насколько ты компанейский человек, или насколько ты уверен в себе, или, как Ричард, не располагаешь ни тем, ни другим качеством, в жизни бывают моменты, когда что-то обрушивается на тебя целым цунами унижения. Огромная волна несправедливости лупит прямо в лоб, сшибая тебя с оси и напрочь лишая дара речи. Ричард не мог вымолвить ни слова, он едва не задохнулся от подобного обвинения. В конце концов он просто взял и заскулил, как маленькая собачонка, которую по ошибке отругали за проступок другого пса. Сумасбродная погоня за тенью?! Какова наглость!
– Итак, – Валери либо проигнорировала, либо не заметила, какой эффект произвели на Ричарда ее слова, – ты уверен, что в этой трагедии больше никто не был заинтересован?
Они начали подниматься по ступенькам к кейтеринговому фургону, что раскладывался во дворе. Ричард, который брел в нескольких шагах позади, был полон решимости оставаться обиженным и угрюмым, но что-то в вопросе Валери прозвучало как вызов его наблюдательности, и он снова мысленно вернулся к событиям этого утра. Каждый буквально играл роль. Тернбулл – задира, Бердетт потерялся в своем образе, Саша – мрачный артхаусный режиссер, Брайан Грейс и Стелла Гонсалес заняты камерой, светом и звуком, Дженнифер Дэвис хладнокровно защищала себя, французский актер, самодовольный Жильбертин пыжился в роли Карема, а историк Аморетт металась за кадром. Все они были похожи на мыльные пузыри, которые болтались сами по себе, но временами отскакивали друг до друга, и Фридман с Сэмюэлом старались следить, чтобы никто не столкнулся слишком сильно и не лопнул.
– Странная они братия, – начал Ричард, чтобы выиграть время. – И, думаю, все они слишком зациклены на себе, чтобы их затронула смерть незнакомого старика, и неважно, как близко к ним она случилась.
– Все они? – загадочно уточнила Валери.
– Ну, я… – Ричард приложил ко лбу ладонь в классическом фарсовом жесте. – Ну конечно! Лионель!
Валери медленно кивнула.
– Когда ты привела ее на площадку, я заметил, что Лионель очень бледна. Списал все на грим и, не знаю, природу ее роли.
– И?
Ричард помолчал, прежде чем очень осторожно продолжить:
– И дело было вовсе не в гриме и роли?
– Верно, Ричард.
Валери остановилась и схватила его за руку. В глазах девушки горело то безумное воодушевление, которое, как Ричард уже знал, предвещало, по крайней мере в ее представлении, начало дела, расследования, приключения. Валери определенно ликовала, даже если по ходу этого кто-то, кого она считала членом семьи, мог оказаться в опасности.
– Что случилось? – Ричард старался говорить спокойно, принимая на себя привычную в их с Валери отношениях роль губки, что впитывает ее чрезмерный энтузиазм.
– Кто-то оставил Лионель послание в гримерке!
Ричарду подумалось, что у Валери вот-вот глаза на лоб вылезут, то есть уровень ее возбуждения уже зашкаливал.
– И, полагаю, послание было не от поклонника?
– Нет!
Валери продолжала смотреть на Ричарда, заглядывая прямо в глаза, словно больше ему ничего и не надо, чтобы присоединиться к ее экстазу.
– Ну и что же там было? – спросил Ричард наконец.
– Угроза! – взвизгнула Валери.
– Мадам д’Орсе!
Он не всегда был столь демонстративен, и Валери притихла, услышав свою фамилию, как ребенок, которого родители вдруг назвали полным именем.
– А теперь успокойся и расскажи, что произошло, пожалуйста.
Валери тепло улыбнулась Ричарду. Да, он не называл ее так с тех пор, как они познакомились, но она понимала: раз уж Ричард добавил к фразе несказанно вежливое «пожалуйста», значит, считал, что зашел слишком далеко.
Она глубоко вздохнула.
– Там было послание, оставленное помадой на зеркале, – прошептала Валери, когда они приблизились к кейтеринговому фургону и к ней вернулось спокойствие. – И значилось там CACHE-CACHE.
– Cache-cache? Прятки? – Ричард нахмурился.
– Ты понимаешь, что это значит? – теперь Валери стала предельно серьезна.
И вновь Ричард тяжело вздохнул, его плечи поникли.
– Значит, тот, кто преследовал Лионель в Париже, явился за ней и сюда.
– Да, именно так, Ричард.
Они оба заметили, что поблизости маячит кто-то третий. Им оказалась Дженнифер Дэвис, все еще в костюме и гриме, держащая в руках пластиковый стаканчик со светло-зеленой жидкостью, от которой поднимался пар, а на ниточке сбоку свисал ярлычок чайного пакетика с изображением фенхеля.
– Просто хотела, чтобы вы знали, месье Эйнсворт… – Дженнифер умолкла, очевидно ожидая от Ричарда некой реакции, о чем он сообразил далеко не сразу.
– О, а-а-а, зовите меня Ричард, пожалуйста, – кивнул он, едва не поклонившись в знак уважения к костюму, ведь беседовал с матерью Наполеона как-никак, – и упустил легкую улыбку Валери, которую вызвал его официоз.
– О Ричард, а вы зовите меня Дженнифер. Я хотела бы, чтобы вы знали: я поговорила с месье Корбо и…
– Вы поговорили с месье Корбо? – не удержалась Валери.
Судя по выражению лица Дженнифер Дэвис, до этого мгновения девушку она в упор не видела.
«Как жесток мир», – подумал Ричард, причем не в первый раз.
– Не напрямую, мадам, – холодно ответила актриса. – Его тело мертво. Я говорила с его духом.
Она умолкла и уставилась вдаль.
– Его дух желает, дабы мы продолжили съемки: теперь он наш ангел-хранитель.
Дженнифер снова устремила взгляд на Ричарда и Валери,
