Ты умрешь влюбленной - Юлия Викторовна Лист
– Господи, только не говори, что он его убил!
Зоя посмотрела на Веру долгим, печальным взглядом.
– Этого никто не знает, даже сам Даниель, – сказала она.
– Как это? – не поняла Вера.
Зоя вздохнула, прикусив нижнюю губу.
– Братик разбился на скалах. У самого Даниеля было алиби, он убегал из Шато де Пон Д’Азура на берег играть с ребятами, те худо-бедно подтвердили это. Подтвердил, что видел его с ребятами в день и час смерти Шарля и лодочник. Но Даниель упорно винит себя. Маленький Шарль хотел пойти с ним к обрыву, с которого открывается потрясающий вид на Лазурный Берег, но Даниель его не взял. Ребенок, видимо, решил пойти сам.
– Черт, – вырвалось у Веры сочувственно. – Даниель уверен, что убил брата? Но как? Что он сделал?
Зоя прикрыла глаза, качая головой.
– В этом и загвоздка. По его детским воспоминаниям, сам момент он не помнит. Или, точнее, помнит сотни тысяч вариаций. По одной версии, он нашел его и пытался донести до замка, по другой, шел дождь, и Шарль поскользнулся. Дождь действительно шел в тот день, но вечером, а полиция приехала так поздно, что тело было покрыто землей, ссыпавшейся с обрыва. Его опрашивали психологи, сотрудники полиции, социальных служб, и он каждый раз рассказывал разные истории, причем так убедительно, что сам впадал в истерику, приходилось накачивать успокоительными. В конце концов службы, его родители и он сам застряли в порочном круге – уже невозможно было понять, где вымысел впечатлительного ребенка, а где влияние наркотических средств. Его оставили в покое, дело закрыли. Не прошло и года, Идит умерла от передозировки морфина, превысив свою привычную дозу четырехкратно.
Вера сидела молча, подперла ладонью подбородок, прикрыв пальцами рот.
– Вот история Даниеля Ардити, и, боюсь, это не конец, – заключила Зоя.
– Но что же ты? Ты что думаешь? И братика, и мать убил он?
– У меня нет ответа.
– Но ты же профайлер! Должна знать наверняка, – одна половина Веры действительно так считала, при этом сучила ножками и требовала немедленного объяснения, другая – разумная, дипломированная – пожалела об этих сорвавшихся сгоряча словах. У Зои до сих пор оставались чувства к этому парню, она не могла судить объективно. С полубессмысленной улыбкой она отмалчивалась, крутила в пальцах пустую из-под кофе чашку и смотрела на край стола.
– Извини, – прошептала Вера. – Я опять погорячилась. Но что, если Эмиль пожелает принять в этом участие?
– Мое дело – рассказать вам о том, куда вы собираетесь ступить. Ваше – идти или не идти.
Она посмотрела на наручные часы – стильные «Убло» с черепом, кажется, они назывались «Спирит оф Биг Бэнг», и, улыбнувшись, проронила:
– Через пятнадцать минут у меня экскурсия. Рада была повидаться.
Глава 3. Слепой гость
Вера добрела до бюро Герши на улице Л’Эшикье в шестом часу вечера. Солнце клонилось к закату, золотя стены зданий светлого камня, играя бликами на позолоте ограждений балкончиков и стеклах окон. В воздухе повис сладкий запах весеннего цветения. Вера завернула за угол и наткнулась на стоящего у подъездной двери элегантно одетого черноволосого с проседью мужчину за пятьдесят. На нем было черное прямое пальто, глаза скрывали строгие темные очки, в пальцах, затянутых перчатками, – трость. Он, видимо, был слепым – искал на ощупь кнопки домофона. Тут же пришла аналогия с фильмом «Запах женщины» и импозантным Аль Пачино.
– Добрый вечер! – сказала Вера.
Мужчина тотчас повернулся к ней и замер с воздетой к домофону рукой. Ноздри тонкого носа втягивались и раздувались, будто он хотел понять по запаху, кто перед ним. Голова дважды чуть склонилась сначала влево, потом вправо, как у пса, почуявшего добычу. Вере стало несколько не по себе.
– Мадемуазель Вера? Максимова Вера? – Он очень хорошо выговорил ее русское имя, которое французы коверкали, перемещая ударение на последние слоги. Для всех она была Вера́. А этот произнес – Ве́ра.
– Да-а, – полувопросительно-полуиспуганно протянула она. Как он понял, кто перед ним, если слепой? По запаху? Или Вера обманулась, глядя на эти трость и очки? Дурацкий День дурака, который уже давно был позади, вынуждал ее за каждым углом ожидать розыгрыш.
– Меня зовут Филипп Ардити, я пришел просить о помощи. Ваше бюро занимается спасением наследников больших состояний от замысливших недоброе родственников? – спросил он с достоинством герцога, но в конце фразы слегка улыбнулся, дернув бровями, и стал еще больше похож на Аль Пачино.
Сердце Веры упало при упоминании имени Ардити, она едва сдержала тревожный вздох. Гость тотчас уловил в ее дыхании нотку беспокойства, поспешил добавить:
– Я не за себя, разумеется, буду просить. За племянника. Но прошу… не здесь.
Вера достала ключ.
– Я надеюсь, Эмиль Герши на месте, – сказала она, вставляя его в замочную скважину.
Слепой гость очень хорошо ориентировался в пространстве, едва касаясь тростью ступеней, перил, дверных проемов и стен. Если не наблюдать за его движениями пристально, как это делала Вера, поднимаясь позади него, то можно было и не заметить этих его постукиваний тростью, до того они были легки и незаметны, что выдавало в нем слепого с опытом.
Бюро Герши имело довольно странное устройство. Клиентов принимал дядя Эмиля Юбер в угловой квартире на втором этаже дома. Для этой цели был отведен просторный кабинет-эркер в три окна с балконом с кованым ограждением, дверь в который была распахнута – Юбер спешил проветрить помещение после того, как курил сигару. Она еще дымилась на большом резном антикварном столе времен «короля-солнце», заваленном бумагами. На столешнице соседство с пепельницей составляли бутылка красного вина и бокал. Бежевые обои и репродукции импрессионистов на стенах с молдингами золотил свет закатного солнца. У стола блестел хромированный торшер. Из окон виднелась убегающая на юг перспектива улицы Фобур-Пуассоньер.
Остальные комнаты занимал сам Юбер. Кабинет огибал коридор, в который выходило множество дверей, за них Вера никогда не ступала, но планировкой квартира полностью повторяла квартиру на четвертом, последнем этаже, где обитали Эмиль и Зоя. Вера же снимала скромную квартирку в две комнаты с икеевской мебелью, находящуюся над бюро Герши и под квартирой Эмиля. При желании она могла заметить в окно балкон бюро, но видеть окна Эмиля мешали висевшие между третьим
