Хозяин тайги - Борис Андреевич Можаев
Когда переезжали мелкий серебристый поток Каменушки, Рябой вскочил на ноги и крикнул шоферу:
– Щука, щука на дороге!.. Останови!
Действительно, на каменистой дороге, возле самой воды, лежала огромная щука, будто сама выпрыгнувшая из воды.
Шофер притормозил машину. И Сережкин вдруг увидел, как в прибрежных кустах промелькнули тени, четко на луне холодным стеклышком блеснул ствол ружья.
– Гони! – гаркнул он на шофера и, выхватив пистолет, выстрелил поверх кустов.
Машина, взревев, рванулась прямо на кусты, в которых была засада. Сережкин осадил Рябого и, припав к борту, отчетливо крикнул:
– Уложу первого, кто двинется!
Машина стремительно шла на засаду, тени в кустах скрылись… Секунда, две, три… но впереди все еще маячит этот проклятый куст. Как медленно движется и время и машина! Кровь в висках стучит так, что заглушает рев мотора, и Сережкину кажется, будто машина стоит на месте, а куст отдаляется и становится маленьким. «Когда-то я уже испытывал все это, – мелькнуло у него в сознании. – Но где?»
– Трусы! – прошипел Рябой. – Будьте вы прокляты!
Машина уже разбрасывала колесами последний галечник прибрежного откоса. Вот она выскочила на лесную травянистую дорогу и понеслась. Засада осталась позади.
7
Всю ночь Сережкин просидел в стане сплавщиков, охраняя Рябого. Коньков, потеряв очки в Бурлите, сказал: «Я теперь все равно что обезоружен», – и ушел еще с вечера спать в палатку.
На рассвете лениво подошла к костру закутанная в шаль Нюрка. Присела.
– Что, не спится? – спросил ее Сережкин.
– Вот посмотреть пришла на вожачка, – усмехнувшись, сказала она в сторону Рябого. Тот отвернулся.
– Кто ж его избрал вожаком-то?
– Глупость наша да трусость, – ответила она, глядя в костер широко раскрытыми глазами. – А подлость поддержала… Как же! Каждому хотелось поближе быть к вожачку-то, позаметнее. – Она горько усмехнулась, встала и поплелась в палатку.
Варлашкин с компанией появились только утром. Они шли гуськом хмурые, молчаливые. Видно было по лицам, что они перебранились и были сильно не в духе.
– Сложите ружья! – приказал им Сережкин.
Они равнодушно положили ружья, даже не посмотрев ни на Рябого, ни на Сережкина. Старшина указал им место у костра рядом с Рябым, сам сел напротив.
Приятели Варлашкина были крупные, как на подбор, детины. Особенно выделялся светлобородый Ипатов, с лицом упрямым, но добродушным. Когда он запрокидывал от дыма лицо, шея троилась – такие бугристые сильные мышцы были у него.
Сережкин вдруг начал испытывать чувство крутой горячей злости. Он вспомнил свой приход сюда, их равнодушные уклончивые лица. Представил себе, как они с ружьями протопали за ночь двадцать с лишним километров. Ради чего? Ради мести ему, старшине? Нет, к Сережкину они не питали никакой злобы. Это видно было и по их лицам и по тому, что они не стали стрелять. Ведь легко могли бы застрелить его из кустов, оставаясь сами невредимыми. Значит, у них не было к нему злобы. Но что же тогда заставило их идти скандалить в село, чтобы помочь Рябому обворовать магазин и теперь вот пытаться освободить его? Что?
– Ну как, неудачной охота на Сережкина оказалась? – спросил старшина Ипатова.
– Какая там охота! – ответил тот. – Просто попугать хотели, да сами испугались.
– А рыбу где такую крупную взяли? Ту, что на дороге положили.
– Вон, Варлашкин достал, – ответил второй парень и усмехнулся. – Приманочка, говорит, клюнет, мол, Сережкин – тут мы его и накроем.
– Что ж вы, Ипатов, друзья с ним, что ли? – указал старшина на Рябого.
– У меня среди трусов нет друзей, – ответил за него Рябой, презрительно сплевывая.
Ипатов молчал, но Сережкин заметил, как заходили его узловатые желваки. «Эге, брат, ты как бык – грозен, да ленив», – подумал Сережкин и решил расшевелить парня.
– Ну, может, были с ним друзьями?
– Нет, – угрюмо ответил Ипатов.
– Может, он тебе платил за помощь? – допытывался Сережкин.
– Он те заплатит! – криво усмехнулся Ипатов. – Да и не нужна мне его плата.
– Так что же ты, из интересу пошел скандалить на село?
– Пошел… просто так… – Ипатов помолчал и добавил: – Как все, так и я.
– Эх!.. – воскликнул Сережкин и выругался, скорее от удивления, чем по злобе. – И ты тоже пошел на село, как все? – спросил он Варлашкина.
– А то что ж, – ответил тот. – Приказано было… Ну мы и палили по верхам.
– Да кто же приказал-то?
– Рябой.
– Зачем же слушался?
– А как же не слушаться? У него сила…
– А у вас? Вот у него, у него, – показывал Сережкин на сидящих. – Разве у вас нет силы? Неужто послабее Рябого будете?
Рябой грыз ветку и смотрел на них, прищурившись. Ипатов по-бычьи исподлобья смерил его ответным взглядом и сказал, больше обращаясь к Рябому, чем к Сережкину:
– Наша-то сила не мерена…
Помолчали.
– Он вас гнул, а вы терпели, – снова заговорил Сережкин. – Так неужто ж вам нравилось его самоуправство?
– Не нравилось, – ответил Ипатов. – А если терпели, значит, свернуть ему шею время не подошло… не накипело.
– Под защитой старшины-то все вы смелые, – сказал Рябой, поджимая тонкие губы.
Ипатов снова исподлобья посмотрел на Рябого, но только глубоко вздохнул.
– Так что ж, он сам расправлялся с теми, кто не подчиняется? – спросил Сережкин.
– Нет, больше все вот этот, Варлашкин, – раздался голос сзади Сережкина.
Он обернулся. За ним стояли еще человек семь сплавщиков, незаметно подошедших к костру.
– Этот холуй продался Рябому, – пояснили из толпы.
– Нет, постой, постой, я скажу, – расталкивая людей, вырвался вперед узкоплечий мужичок в расстегнутой фуфайке. Сережкин признал в нем Фомкина. – Он же, паразит, по отдельности нам бока мял. Дай-кась я ему в ломаную переносицу хрясну! Хоть разок! – рванулся он к Варлашкину.
– А что, и стоит пощупать их с Рябым-то, – поддержал его кто-то.
Толпа загудела и стала обступать Рябого и Варлашкина.
Варлашкин беспокойно заерзал, бросая из-под лохматых нависших бровей опасливые взгляды. Рябой не шелохнулся, все так же покусывал веточку, словно никого и не было.
– Вот паразит! Он еще и не замечает нас! Бей его, ребята!
– Стой! – крикнул Сережкин и поднял руку. – Осади назад! Храбрецы!
– Как же так получается? – обратился к ним старшина. – Вас много, и ничего сделать с Рябым не могли, а я один – и вот обезвредил его…
– Так на то вы и власть!
– Вам положено.
– Мы что? Мы – посторонние, – раздались возгласы из толпы.
– Значит, не накипело, – снова угрюмо пробасил Ипатов.
– Эх вы, люди-головы! – воскликнул Сережкин и почесал затылок.
8
