Чисто шведские убийства. Отпуск в раю - де ла Мотт Андерс
Винстон попытался собраться с мыслями. Вокруг чего выстроить речь? Он стал рыться в памяти в поисках уместного смешного случая, но его прервал новый звук.
На той же тропинке появился еще один человек.
Никлас Мудиг, хоккеист-профессионал, так сосредоточенно смотрел на экран своего телефона, что едва не столкнулся с Винстоном.
— Черт! — Никлас резко остановился, испуганно вытаращив глаза. — О, простите! Я вас не заметил.
— Ничего, — отозвался Винстон. Оба какое-то время стояли друг против друга.
— Петер Винстон. Отец Аманды.
— Да-да, очень приятно. — Хоккеист обрел самообладание; его рукопожатие оказалось излишне энергичным. Мудиг не представился — вероятно, он исходил из того, что Винстон и так его знает.
— Какой замечательный праздник вы устроили.
— Спасибо, но благодарить за праздник надо Поппе и маму Аманды. Я просто в гости приехал.
— Вот как. — Прошло еще несколько секунд, прежде чем Никлас сообразил, что ситуация требует еще нескольких секунд светской беседы.
— А вы работаете в?..
— Я служу в полиции.
— Надо же, как интересно. — Лицо у Никласа тут же напряглось, глаза беспокойно забегали. — Приятно было познакомиться, но мне пора… — Он сделал жест в сторону шатра, двинулся дальше по тропинке и скрылся.
Винстон еще постоял в густой тени, обдумывая увиденное.
Может быть, так заявили о себе без малого тридцать лет полицейского опыта, но Винстон не мог избавиться от все усиливавшегося ощущения, что за фасадом праздника, музыки и блеска творится что-то еще.
Что-то определенно мрачное.
Может быть, даже зловещее.
Глава 4
Вечеринка набирала силу; голоса гостей звучали всё громче, по мере того как опустошались бокалы. Шум празднества поднимался к самой луне, бледный диск которой светился на темнеющем небе. Аманда ходила от столика к столику; похоже, она знала большинство гостей — и молодых, и старых, — что произвело на Винстона впечатление. Шестнадцать лет — и уже уверенно чувствует себя на приемах, прямо светская львица. В отличие от него самого. Винстон попытался понаблюдать за Никласом Мудигом, Джесси Андерсон и супругами Шёхольм, но видел их лишь мельком, да еще в разных местах шатра. Неприятное чувство так и не покидало его.
Очередь Винстона произносить речь настала только за кофе. К тому времени ему пришлось вынести поппури из сконских песен, причем Софи Врам решительно и крайне неудобным образом держала его под руку. Гостями с воодушевлением руководил Поппе, который, похоже, был в ударе.
— Достопочтенные гости! А теперь настал черед отцу Аманды, Петеру, от чистого сердца сказать несколько слов о своей очаровательной дочери. Давайте поаплодируем ему, окажем горячий сконский прием.
Поппе протянул Винстону микрофон. Винстон поднялся; металл прилипал к ладони. На него были направлены все взгляды. Винстон взглянул на Аманду, потом на Кристину.
— Дорогая Аманда. — Он откашлялся, потом повторил попытку: — Дорогая Аманда. — Воротничок рубашки вдруг показался ему тесным. — Я помню, как ты училась кататься на велосипеде.
Сердце стучало, как молоток, между лопатками поползла капля пота.
— Ну, предполагалось, что я буду учить тебя, но справедливости ради скажу, что ты научилась почти без моей помощи.
Одобрительные улыбки, смешки в публике. Винстону стало нечем дышать. Воротничок душил его, в голове шумело так, будто туда налили газировки. Винстон слишком хорошо узнал симптомы.
— И это, можно сказать, твой фирменный знак, Аманда… — Винстон помолчал, перевел дух. Шум в голове становился все громче, пузырьки просачивались сквозь лоб, заливали поле зрения, превращались в белые пятнышки. — Ты… очень… энергичная… и… самостоятельная. — Чтобы не зашататься, Винстон оперся о край стола. — Короче… — Он схватил бокал, слегка расплескав содержимое. — За тебя, дорогая Аманда!
Винстон отпил, со стуком положил микрофон на стол и тяжело сел, снискав вежливые, но осторожные аплодисменты публики.
— Спасибо, Петер. — Поппе уже подхватил микрофон. — Сразу видно: твои слова сказаны от всего сердца. А теперь, друзья мои, пора размяться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Гости начали вставать. Винстон еще несколько минут посидел, дожидаясь, пока шум в голове утихнет.
Рядом появилась Кристина.
— Ты как?
— Нормально! — решительно ответил Винстон. — Просто немного расчувствовался.
Кристина подозрительно оглядела его, но сказать ничего не успела: к ним подлетела Аманда и обняла Винстона.
— Спасибо, папа! Я так рада, что ты приехал. Пойдем, познакомишься с моими друзьями. Они очень тобой интересуются.
Винстон сделал виноватый жест; дочь уже тащила его к столику, за которым собрались подростки.
Джесси Андерсон сидела за одним из столиков ближе к выходу, между фермером, от которого несло навозом, и глуховатым художником, писавшим акварели. К ее неудовольствию, ни тот, ни другой не знали, кто она такая. Наконец-то можно встать из-за стола; Джесси знаком велела Элин двигаться к выходу.
Джазовый квинтет на сцене уступил место группе, игравшей танцевальную музыку. Кто-то из гостей перешел на танцпол, другие потянулись к бару. Но большинство, как и рассчитывала Джесси, вышли из шатра, подышать воздухом, и уже через несколько минут ее окружала толпа людей, желавших перекинуться с ней словом или сделать селфи. Элин все это время находилась чуть позади Джесси, держа в поднятой руке телефон и снимая происходящее.
— Мы смотрим каждую вашу передачу, — восторженно говорила какая-то женщина. — Обе передачи. Вы удивительная!
— Thank you, darling[13], — улыбнулась Джесси. — А мою завтрашнюю передачу по радио не пропустите? Она начнется в час дня! Узнаете все мои тайны.
И Джесси повернулась к следующей группе восторженных поклонниц.
— Ну что, девочки, сделаем групповой снимок? Передайте телефоны Элин, она все устроит. И не забудьте тегнуть меня!
Музыка в шатре вдруг замолчала. Руководитель группы взял слово.
— Следующую песню исполнит гость, которого едва ли надо представлять. Дамы и господа — Ян-Эрик «Саса» Шёхольм!
Услышав это имя, Джесси подошла к входу в шатер, чтобы получше видеть.
Ян-Эрик, опираясь на трость, с усилием поднялся на сцену. Он с наигранной скромностью махнул рукой, останавливая аплодисменты публики, но едва оказался у микрофона, как тут же вошел в роль эстрадного певца. Ян-Эрик выпрямился и словно сбросил десяток лет. Музыканты заиграли вступление к «Лучшей минуте нашей жизни»[14]. Ян-Эрик запел дребезжащим вибрато. Гости сгрудились возле сцены, и вскоре толпа вокруг Джесси и Элин поредела.
— Ты только посмотри на этого старого педика, — фыркнула Джесси. — На что угодно готов ради крупицы внимания. Представляешь, как он скуксится завтра, когда по радио пойдет моя передача? Он же будет у радио сидеть как приклеенный, а его крошка-toyboy будет его утешать. «Не волнуйся так, Ян-Эрик, — проговорила она с деланым акцентом. — У тебя давление повысится».
Элин рассмеялась было, но тут же прикрыла рот ладонью.
На сцене Ян-Эрик закончил первую песню и теперь принимал восторги публики.
— Следующая песня, — объявил он, когда аплодисменты стихли, — посвящается всем вам — всем, кто, как и мы с Альфредо, любит наш Эстерлен и хочет сохранить его в неприкосновенности. — Ян-Эрик бросил взгляд на Джесси и с нажимом повторил: — В неприкосновенности.
Музыканты заиграли «Страну ангелов» Эверта Тоба[15]. Ян-Эрик, дирижируя тростью, призвал публику присоединиться к пению.
— Убожество, — прошипела Джесси. — Неужели не понимает, что его песня спета? Бой проигран?
Элин не слушала начальницу; она пристально смотрела на экран телефона, издававшего встревоженный писк.